13-е февраля, вечер
Окончание истории. Начало здесь.
Итак, 13-е февраля, вторая половина дня. Мы заняли оставленную врагом точку, которая состояла из блиндажа, пулеметного гнезда и соединявшей их короткой траншеи с мертвым бедолагой в качестве талисмана. Повсюду были навалены ящики из-под БК и всякий хлам. Кроме того, имелась еще землянка (по сбивчивой терминологии наших тоже "блиндаж", у них все, что вырыто в земле и хоть чем-то сверху символически прикрыто, было "блиндаж"), целая комната с крышей из кое-как набросанных веток, накрытых рваным полиэтиленом и кучей тающего снега поверх. Я потом жил в ней почти двое суток и выяснил, что по первоначальному назначению это была кухня. Я нашел там остатки хохляцких припасов, что было очень кстати, потому что эти два дня у нас не было пайков. С водой было хуже, пришлось есть снег и собирать по капле талую воду с крыши, когда на несколько часов пригрело солнце. Но это было назавтра. А в описываемый день события дальше развивались так.
Да, тут память может меня подвести, и я могу не совсем верно передать очередность событий. Но это несущественно, поскольку они развивались, как я уже сказал, хаотично, без какой-либо видимой причинно-следственной связи. Как я уже сказал мы заняли траншею с мертвецом. Вокруг стоял шум, гам, пробегали мимо какие-то люди. Куда они бежали? По большей части они сами не знали. Через какое-то время обстановка разрядилась, и начали поступать распоряжения. Помощником командира вместо выбывшего Страза теперь был Киени, он мне и говорит: на поле траншея, пойдешь по ней налево, там поворот направо, вот где-то там посередине оставайся, будет твоя позиция. Я несколько удивился тому, что мне предлагается быть одному на открытом месте, у чорта на куличках, вдали от остальных. Однако делать нечего, я пошел. Упомянутая траншея шла прямо за дорогой параллельно занятой нами лесополосе, дальше налево от нашей точки она поворачивала под прямым углом направо, уходя далее к перелеску и там, кажется, опять как-то извиваясь, я уже не мог рассмотреть, как. Если же пойти по ней от нашей точки направо, там тоже был поворот (налево), откуда она шла вдаль, пересекая поле в направлении видневшейся вдали следующей лесополосы. Таким образом, по отношению к нам это была, если представить вид сверху, перевернутая буква П.
Короче говоря, я запрыгнул в эту траншею и направился к месту назначения. Там оказалось, что место уже занято бойцами из группы Флавия, которые уже вовсю работали лопатками, обустроивая пулеметное гнездо и лисьи норы. С этими ребятами я был в контрах (кроме интеллигентного Молочка, я м.б. потом расскажу, как он впоследствии погиб), поэтому, рассудив, что здесь мне делать нечего, я вернулся назад.
Дальше опять началась кутерьма, отдавались какие-то отменяющие друг друга распоряжения, в итоге мы все вышли на поле, запрыгнули в траншею и побежали по ней направо. Целью было, видимо, достичь следующей лесополосы, черневшей вдали. Что нас там ждет, было неизвестно. Однако мы туда так никогда и не попали, во всяком случае я. Только мы начали движение, как раздался свист падающей с неба смерти, где-то рядом бахнуло, раздался крик всем лечь на дно, короче, начался интенсивный минометный обстрел. Я лежал ничком на дне траншеи и молился, повторяя в сердце: Божия Матерь, смилуйся! Особо сильного страха не было, как ни странно, было даже как-то необычно весело, душу охватило чувство небывалой остроты́ и полноты жизни. Тем не менее каждые несколько секунд, как только раздавался свист падающей мины, вдоль спины пробегала неприятная волна и все мускулы от шеи до ступней мгновенно напрягались, как при столбняке. После взрыва напряжение слегка ослабевало. Одна мина разорвалась где-то впереди совсем рядом. Я на секунду оглох, сверху посыпался дождь из земляных крошек, а довольно увесистый комок мерзлой земли ударил по каске. Завоняло взрывчаткой. Кажется, именно в этот момент погиб Треть. Он, вместо того, чтобы лечь, просто присел (возможно, ему в спешке не хватило места), траншея же на этом участке была совсем неглубокая, так что его голова торчала над краем. Мина ударила в этот самый край, прямо у него перед лицом. Все это мне потом рассказал Типи, его друг.
Итак, я лежал на дне траншеи, грубо сработанной украинским земснарядом канавы, ежась от ужаса и одновременно упиваясь значительностью момента и новыми для меня душевными переживаниями. Прямо передо мной виднелись чьи-то ботинки, позади меня тоже кто-то лежал, уткнувшись носом в землю. Сколько это продолжалось, не могу сказать. Возможно, около часа. Затем, когда украинские артиллеристы решили сделать перекур, мы вскочили на ноги и поспешили вернуться на свою новую точку под прикрытие деревьев. Сюда же стали стекаться люди и из других групп. Были контуженые и раненые. В последующие дни эта точка служила пунктом доставки и эвакуации, и здесь постоянно кто-то толокся.
Между прочим, наш командир Манебро тоже был ранен и остался лежать где-то там в траншее. Киени взял с собой Большого (это кличка, а не позывной) и отправился с носилками за Манебро, а Ватин, Амдле и я должны были пойти забрать с той позиции, где вначале по странной фантазии Киени мне надлежало обосноваться одному (см. выше), тяжело раненого флавиевского пулеметчика.
Тут началось новое мытарство. Дело в том, что раненый пулеметчик был без сознания. Ему в глаз попал осколок, ранение было явно тяжелое. Сам он был здоровенный, рослый мужик, просто неподъемный. Траншея была узкой, он лежал на дне, и подобраться к нему можно было только со стороны головы и ног. Соответственно, сделать это одновременно могли только два человека. Задача заключалась в том, чтобы подсунуть под него развернутый спальный мешок и на этом мешке донести его, опять же по этой узкой траншее, к тому месту, откуда можно было бы по кратчайшей линии отнести его к нам на точку. Там его должна была потом забрать группа эвакуации, которая в этот момент была где-то в другом месте. Ватин и Амдле были оба довольно щуплые мужички. Я вообще держался поодаль, не став им мешать, а только забрав их оружие, чтобы оно не было потеряно в успевшей наступить темноте. Я, конечно, рискнул внести предложение: поднять страдальца из траншеи наверх прямо на месте, наверху положить на мешок и оттуда быстро отнести его на точку по́верху. Было не так уж и далеко. Но предложение не было принято. Все они боялись миномета, который время от времени возобновлял свою работу, хотя все разрывы ложились где-то поодаль. Вновь и вновь раздавалось жужжание дрона, который носился в темноте над полем, и в это время все ныряли в траншею и ждали, когда он улетит. Я пытался объяснить простофилям, что в тепловизор на дроне их всех все равно прекрасно видно, и они только напрасно теряют время. Бесполезно. Кроме того, из темноты пару раз раздавалась автоматная стрельба, на которую новый пулеметчик в панике бил ответными очередями (этот новый пулеметчик погиб в ту же ночь под утро - прилетела "птичка" и скинула ему на голову гранату).
Короче говоря, Ватин и Амдле провозились больше двух часов (я не шучу и не утрирую), так ничего и не сделав. Появился Киени, который перед этим, как я уже сказал, относил раненого командира. Убедившись, что наше задание провалено, он осерчал. Начал даже угрожать. Подошел Флавий и посоветовал ему вызвать все-таки эвакуаторов. Где-то, наверно, еще через час помощь пришла. Из темноты в траншее появилась целая толпа, и первый вопрос, который они мне задали, был: это вы в нас сейчас стреляли? Нет, говорю, это не мы. Выяснилось, что это никакая не группа эвакуации, а обычные бойцы, которых прислали нам на помощь. Узнав от меня, где "трехсотый", они устремились всей ватагой туда и довольно энергично взялись за дело. Мне пришлось на минуту, чтобы дать им дорогу, вылезти наверх и отойти еще на несколько шагов дальше. Назад в траншею я спрыгнул на кого-то - так было темно! Это оказался Типи, что я понял лишь по голосу. Он, оказывается, тоже только что откуда-то вернулся. Пока мы с ним разговаривали, пришельцы успели положить пулеметчика на мешок и уже несли его в нашем направлении. Тут возник вопрос: кто полезет наверх и примет "трехсотого"? Ладно, говорю, давайте я. Я выбрался наверх, нагнулся и стал тащить его через край окопа, а толпа снизу его выталкивала. Наконец он был наверху. В эту минуту неподалеку опять стали ложиться мины. А вот спрыгнуть вниз я не мог- траншея подо мной была плотно забита людьми. Нельзя было терять ни секунды, и я просто лег рядом с раненым прямо на бруствере. Обстрел оказался коротким, в наступившей паузе пришельцы высыпали всей кучей наверх, подхватили больного и устремились во мглу. У меня на душе отлегло.
Мы вернулись на точку. Киени предложил мне на выбор: либо ночевать вместе со всеми в блиндаже, либо одному в кухонном окопе. Я выбрал второе. И хотя пришлось еще пару часов до полуночи постоять на "фишке", это все равно уже был долгожданный отдых. Кстати, ночью я все равно почти не спал: у меня еще в учебном лагере начался острый бронхит, так что все те дни, в добавление ко всему, меня мучил еще и кашель с кровавой мокротой.
Итак, 13-е февраля, вторая половина дня. Мы заняли оставленную врагом точку, которая состояла из блиндажа, пулеметного гнезда и соединявшей их короткой траншеи с мертвым бедолагой в качестве талисмана. Повсюду были навалены ящики из-под БК и всякий хлам. Кроме того, имелась еще землянка (по сбивчивой терминологии наших тоже "блиндаж", у них все, что вырыто в земле и хоть чем-то сверху символически прикрыто, было "блиндаж"), целая комната с крышей из кое-как набросанных веток, накрытых рваным полиэтиленом и кучей тающего снега поверх. Я потом жил в ней почти двое суток и выяснил, что по первоначальному назначению это была кухня. Я нашел там остатки хохляцких припасов, что было очень кстати, потому что эти два дня у нас не было пайков. С водой было хуже, пришлось есть снег и собирать по капле талую воду с крыши, когда на несколько часов пригрело солнце. Но это было назавтра. А в описываемый день события дальше развивались так.
Да, тут память может меня подвести, и я могу не совсем верно передать очередность событий. Но это несущественно, поскольку они развивались, как я уже сказал, хаотично, без какой-либо видимой причинно-следственной связи. Как я уже сказал мы заняли траншею с мертвецом. Вокруг стоял шум, гам, пробегали мимо какие-то люди. Куда они бежали? По большей части они сами не знали. Через какое-то время обстановка разрядилась, и начали поступать распоряжения. Помощником командира вместо выбывшего Страза теперь был Киени, он мне и говорит: на поле траншея, пойдешь по ней налево, там поворот направо, вот где-то там посередине оставайся, будет твоя позиция. Я несколько удивился тому, что мне предлагается быть одному на открытом месте, у чорта на куличках, вдали от остальных. Однако делать нечего, я пошел. Упомянутая траншея шла прямо за дорогой параллельно занятой нами лесополосе, дальше налево от нашей точки она поворачивала под прямым углом направо, уходя далее к перелеску и там, кажется, опять как-то извиваясь, я уже не мог рассмотреть, как. Если же пойти по ней от нашей точки направо, там тоже был поворот (налево), откуда она шла вдаль, пересекая поле в направлении видневшейся вдали следующей лесополосы. Таким образом, по отношению к нам это была, если представить вид сверху, перевернутая буква П.
Короче говоря, я запрыгнул в эту траншею и направился к месту назначения. Там оказалось, что место уже занято бойцами из группы Флавия, которые уже вовсю работали лопатками, обустроивая пулеметное гнездо и лисьи норы. С этими ребятами я был в контрах (кроме интеллигентного Молочка, я м.б. потом расскажу, как он впоследствии погиб), поэтому, рассудив, что здесь мне делать нечего, я вернулся назад.
Дальше опять началась кутерьма, отдавались какие-то отменяющие друг друга распоряжения, в итоге мы все вышли на поле, запрыгнули в траншею и побежали по ней направо. Целью было, видимо, достичь следующей лесополосы, черневшей вдали. Что нас там ждет, было неизвестно. Однако мы туда так никогда и не попали, во всяком случае я. Только мы начали движение, как раздался свист падающей с неба смерти, где-то рядом бахнуло, раздался крик всем лечь на дно, короче, начался интенсивный минометный обстрел. Я лежал ничком на дне траншеи и молился, повторяя в сердце: Божия Матерь, смилуйся! Особо сильного страха не было, как ни странно, было даже как-то необычно весело, душу охватило чувство небывалой остроты́ и полноты жизни. Тем не менее каждые несколько секунд, как только раздавался свист падающей мины, вдоль спины пробегала неприятная волна и все мускулы от шеи до ступней мгновенно напрягались, как при столбняке. После взрыва напряжение слегка ослабевало. Одна мина разорвалась где-то впереди совсем рядом. Я на секунду оглох, сверху посыпался дождь из земляных крошек, а довольно увесистый комок мерзлой земли ударил по каске. Завоняло взрывчаткой. Кажется, именно в этот момент погиб Треть. Он, вместо того, чтобы лечь, просто присел (возможно, ему в спешке не хватило места), траншея же на этом участке была совсем неглубокая, так что его голова торчала над краем. Мина ударила в этот самый край, прямо у него перед лицом. Все это мне потом рассказал Типи, его друг.
Итак, я лежал на дне траншеи, грубо сработанной украинским земснарядом канавы, ежась от ужаса и одновременно упиваясь значительностью момента и новыми для меня душевными переживаниями. Прямо передо мной виднелись чьи-то ботинки, позади меня тоже кто-то лежал, уткнувшись носом в землю. Сколько это продолжалось, не могу сказать. Возможно, около часа. Затем, когда украинские артиллеристы решили сделать перекур, мы вскочили на ноги и поспешили вернуться на свою новую точку под прикрытие деревьев. Сюда же стали стекаться люди и из других групп. Были контуженые и раненые. В последующие дни эта точка служила пунктом доставки и эвакуации, и здесь постоянно кто-то толокся.
Между прочим, наш командир Манебро тоже был ранен и остался лежать где-то там в траншее. Киени взял с собой Большого (это кличка, а не позывной) и отправился с носилками за Манебро, а Ватин, Амдле и я должны были пойти забрать с той позиции, где вначале по странной фантазии Киени мне надлежало обосноваться одному (см. выше), тяжело раненого флавиевского пулеметчика.
Тут началось новое мытарство. Дело в том, что раненый пулеметчик был без сознания. Ему в глаз попал осколок, ранение было явно тяжелое. Сам он был здоровенный, рослый мужик, просто неподъемный. Траншея была узкой, он лежал на дне, и подобраться к нему можно было только со стороны головы и ног. Соответственно, сделать это одновременно могли только два человека. Задача заключалась в том, чтобы подсунуть под него развернутый спальный мешок и на этом мешке донести его, опять же по этой узкой траншее, к тому месту, откуда можно было бы по кратчайшей линии отнести его к нам на точку. Там его должна была потом забрать группа эвакуации, которая в этот момент была где-то в другом месте. Ватин и Амдле были оба довольно щуплые мужички. Я вообще держался поодаль, не став им мешать, а только забрав их оружие, чтобы оно не было потеряно в успевшей наступить темноте. Я, конечно, рискнул внести предложение: поднять страдальца из траншеи наверх прямо на месте, наверху положить на мешок и оттуда быстро отнести его на точку по́верху. Было не так уж и далеко. Но предложение не было принято. Все они боялись миномета, который время от времени возобновлял свою работу, хотя все разрывы ложились где-то поодаль. Вновь и вновь раздавалось жужжание дрона, который носился в темноте над полем, и в это время все ныряли в траншею и ждали, когда он улетит. Я пытался объяснить простофилям, что в тепловизор на дроне их всех все равно прекрасно видно, и они только напрасно теряют время. Бесполезно. Кроме того, из темноты пару раз раздавалась автоматная стрельба, на которую новый пулеметчик в панике бил ответными очередями (этот новый пулеметчик погиб в ту же ночь под утро - прилетела "птичка" и скинула ему на голову гранату).
Короче говоря, Ватин и Амдле провозились больше двух часов (я не шучу и не утрирую), так ничего и не сделав. Появился Киени, который перед этим, как я уже сказал, относил раненого командира. Убедившись, что наше задание провалено, он осерчал. Начал даже угрожать. Подошел Флавий и посоветовал ему вызвать все-таки эвакуаторов. Где-то, наверно, еще через час помощь пришла. Из темноты в траншее появилась целая толпа, и первый вопрос, который они мне задали, был: это вы в нас сейчас стреляли? Нет, говорю, это не мы. Выяснилось, что это никакая не группа эвакуации, а обычные бойцы, которых прислали нам на помощь. Узнав от меня, где "трехсотый", они устремились всей ватагой туда и довольно энергично взялись за дело. Мне пришлось на минуту, чтобы дать им дорогу, вылезти наверх и отойти еще на несколько шагов дальше. Назад в траншею я спрыгнул на кого-то - так было темно! Это оказался Типи, что я понял лишь по голосу. Он, оказывается, тоже только что откуда-то вернулся. Пока мы с ним разговаривали, пришельцы успели положить пулеметчика на мешок и уже несли его в нашем направлении. Тут возник вопрос: кто полезет наверх и примет "трехсотого"? Ладно, говорю, давайте я. Я выбрался наверх, нагнулся и стал тащить его через край окопа, а толпа снизу его выталкивала. Наконец он был наверху. В эту минуту неподалеку опять стали ложиться мины. А вот спрыгнуть вниз я не мог- траншея подо мной была плотно забита людьми. Нельзя было терять ни секунды, и я просто лег рядом с раненым прямо на бруствере. Обстрел оказался коротким, в наступившей паузе пришельцы высыпали всей кучей наверх, подхватили больного и устремились во мглу. У меня на душе отлегло.
Мы вернулись на точку. Киени предложил мне на выбор: либо ночевать вместе со всеми в блиндаже, либо одному в кухонном окопе. Я выбрал второе. И хотя пришлось еще пару часов до полуночи постоять на "фишке", это все равно уже был долгожданный отдых. Кстати, ночью я все равно почти не спал: у меня еще в учебном лагере начался острый бронхит, так что все те дни, в добавление ко всему, меня мучил еще и кашель с кровавой мокротой.