"Сделаю как скажете" и борьба с товарностью
"У менеджера крупной корпорации случился сердечный приступ и врач посоветовал ему уехать на несколько недель на ферму, чтобы отдохнуть.
Менеджер уехал на ферму и через пару дней ему стало так скучно, что он попросил фермера найти ему какую-нибудь работу. Фермер предложил ему убрать навоз в коровнике. Фермер был уверен, что горожанин, просидевший всю свою жизнь в офисе, не управится с такой работой и за неделю. Но к его изумлению менеджер вычистил коровник меньше, чем за день. На следующий день фермер дал менеджеру более сложное задание - отрубить головы 500-м цыплятам. Фермер не сомневался, что эта работа окажется менеджеру не по силам. Но к концу дня все было сделано.
На следующее утро, когда почти вся работа на ферме была уже сделана, фермер попросил менеджера рассортировать мешок картошки на два ящика - мелкую положить в один, а крупную - в другой. В конце дня фермер увидел, что менеджер со слезами на глазах сидит перед полным мешком, а ящики - пусты.
Тогда фермер поинтересовался у менеджера:
- Как могло случиться, что ты выполнил такую сложную работу в первые два дня, а сейчас не можешь сделать сущий пустяк?
Менеджер ответил ему:
- Послушай, я всю свою жизнь отрубал головы и разгребал чужое дерьмо, а ты сейчас требуешь, чтобы я принимал решения…"
Если вы работали в разных коллективах, то наверняка знакомы с феноменом "сползания ответственности". Это явление можно обрисовать примерно в следующих общих контурах: когда любому коллективу надо что-то делать, то вокруг "валяется" много ответственности (много решений, которые надо принять, много проблем, которым надо найти решение). В какой-то момент кто-то начинает ее "подбирать" - либо потому, что имеет такую внутреннюю склонность, либо потому, что он кровно заинтересован в успехе предприятия. После этого остальная часть коллектива на него начинает "наваливать" решение других вопросов.
Я видел это почти во всех компаниях, где мне удалось потрудиться. Конечно, в обычной иерархической организации ответственным должен быть руководитель, но и среди руководителей эта динамика соблюдается, хотя в несколько измененной форме. Если компания небольшая, то ответственность сползает на собственника: ему больше всех надо, он начинает принимать финальные решения, и в результате весь менеджмент начинает переваливать на него решение всех вопросов, от дизайна сайта до проблем с туалетной бумагой в сортирах. Если компания большая, то обычно ответственный руководитель появляется (или нанимается) где-то в середине иерархии, и вся подчиненная ему "ветка" начинает этим активно пользоваться, приходя к нему для "согласования" своих решений.
Конечно, хороший руководитель не сдается так просто, отправляет подчиненных самих искать выходы и брать на себя риски. Но он всегда чувствует это давление, и стоит дать слабину, позволить себе во имя общего результата сократить страдания подчиненных и принять однозначное решение за них - и очень легко покатиться вниз по наклонной. И вот уже он сидит во главе совещания с высокооплачиваемыми руководителями, которые, потупив взгляд, внимают лекции от раздраженного босса, вынужденного самому принимать те решения, которые он надеялся должны принять его сотрудники, но они в очередной раз сделали все наполовину, будто специально создавая ситуацию, в которой он будет вынужден вмешаться и указать на очевидные недоработки, взяв на себя ответственность за результат, чтобы спасти все предприятие... И, конечно, этот финал! "Товарищи, давайте в следующий раз постараемся сделать получше, чтобы не позориться перед директором." Все несчастны - начальник, что сорвался, подчиненные, что не справились, занавес. В какой-то момент я видел это в той или иной форме везде, в каждой компании. Как говорится, лайк - если вы тоже…
А плохой руководитель? Он так рад возможности самоутвердиться, что только усиливает эту тенденцию. Он бросается показывать подчиненным, что может сделать любую задачу лучше них, и что любое принятое ими решение недостаточно качественно проработано - конечно, из самых наилучших побуждений, ведь он хочет их научить, дать пример, показать что это возможно, да и вообще заботится об общем успехе. Такое "обучение" он подкрепляет "мотивацией" в виде лишения премии или публичных выволочек. Это запускает сход лавины: подчиненные, видя активную критику, решают, что раз уж ты знаешь лучше, то сам и решай, а я сделаю как скажешь. Если не получится - то сам виноват, а я прикроюсь полученным от тебя согласованием или протоколом. Еще можно потом с коллегами поныть на тему, какой начальник самодур, какие дебильные решения он принимает, как он мешает работать - и насколько из-за его неправильных решений у компании все плохо.
Впрочем, не только в бизнесе. Например, мы много лет выезжаем в лес, где нужно решать коллективные задачи: организоваться, собрать оборудование, закупиться, заехать, поставить лагерь, обеспечить его дровами, приготовить еду, провести культурные мероприятия, собрать лагерь. Спасибо моим товарищам и моей жене, я знаю, что можно организовать коллективное мероприятие, в котором все будет сделано без того, чтобы кто-то один брал на себя все решения и превращался в командующего босса - ответственные люди просто берут и делают то, что нужно им самим, заодно решая задачи для всего лагеря (вот он, коммунизм неотчужденного труда). Но почти в любой компании за пределами узкого круга все происходит ровно так же: люди готовы помочь, но ждут команды, и кто-то начинает ощущать, что оно надо ему больше всех, и начинает эти команды раздавать. И то, не сразу, а после того, как понимает, что если он команд не даст, то будет делать все сам. А что уж говорить про разные неформальные образования - анимешные клубы, марксистские кружки, групповые путешествия, даже очередь на почте... В самой запущенной формы дело доходит до того, что взрослый человек будет сидеть голодным в ожидании, пока кто-то не организует для него питание или не скажет ему самому приготовить еду.
Денщик у себя возится и все время кряхтит и стонет. Офицер спрашивает: «Иван, что ты там кряхтишь?» - «Пить очень хочется».- «Поди, напейся».- «Идти не хочется». Прошло некоторое время, офицер служебным тоном говорит ему: «Иван». «Слушаю, ваше благородие»,- отвечает денщик. «Поди принеси стакан воды». Бежит, приносит стакан воды. Офицер говорит: «Пей». Тот выпил и успокоился.
Да что там клуб! Бери больше - масштабы всей страны! Разве не выросли мы на великолепной истории про ленинское "Есть такая партия!". Разве это не оно? В разрушенной стране, изнывающей от империалистической войны, разрухи, на грани социального взрыва, к счастью находится кто-то, кто готов брать на себя ответственность и принимать тяжелые решения - останавливать военные действия - с риском территориальных потерь и вопреки патриотическим фантазиям, давать нациям право на свободу самоопределения - с угрозой распасться и погрязнуть в межнациональных разборках, политически ставить в основу развития страны права трудящихся - разрушая все старые экономические и политические связи. И что же? Теперь в политике только ленивый не валит на коммунистов - и тут большевики бомбу подложили, и тут вот мы преодолеваем наследие совка, и вот эти решения у них оказались неверными. Ах как хорошо, что есть кого назначить виноватым.
Кстати, проблема не является ни в коей мере национально-специфической, а вполне универсальна. Что лежит в основе сползания ответственности? Недостатки культуры? Личностная неразвитость? Вопрос не праздный, потому что возвращает нас к проблемам советского эксперимента, а через него - к кризису всех классовых институтов борьбы за права трудящихся 20 века - и социал-демократических партий в странах центра, и марксистских централистских партий на периферии и полупериферии, вплоть до превращения сил сопротивления социальному угнетению в аморфные децентрализованные движения, не способные к позитивной политической деятельности, требующей организации, взятия власти и внедрения практических решений.
Я не буду вдаваться в историю борьбы социалистических движений - можно посмотреть последний ролик с лекцией Кагарлицкого, а еще лучше - прочитать "Transforming the Revolution; Social Movements and the World System [Samir Amin, Giovanni Arrighi, Andre Gunder Frank, Immanuel Wallerstein]" - там дан очень интересный спектр разных взглядов на этот процесс. Но все исследователи сходятся к тому, что к 70-м наступило определенное разочарование теми формами социальной борьбы, на которые трудящиеся возлагали свои надежды в 20 веке: в центре социал-демократические партии оказались неспособны отстоять свои завоевания перед неолиберальной атакой со стороны капитала, а в странах соцблока сформировалось понимание, что бюрократизация, диктатура пролетариата и вертикально-интегрированная власть не дали тех кардинальных изменений в уровне свободы трудящихся, которые на них возлагали. В результате произошло отторжение, неприятие любых централизованных структур, в которых есть риски элитаризации "верхов" и оппортунистического поведения - концентрации на удержании полученной власти и защите собственных интересов в ущерб революционным преобразованиям.
Меня интересует не механизм этого процесса, а его сущностная характеристика - не как он происходил, а почему. Почему происходит "сползание ответственности" наверх, почему власть концентрируется в руках ограниченных кругов, почему, наконец, происходит реставрация капиталистических отношений и возврат частной собственности, то есть всех классовых отношений?
Мы пойдем с конца.
Рабочие давно поняли, что они не могут добиться улучшения условий своей жизни без борьбы - история борьбы имеет давние корни в истории. Социалисты сделали вывод, что рабочее движение не сможет добиться уступок от капитала, пока не вступит в борьбу политическую.
Однако согласно тому же Марксу одной политической власти недостаточно, так как политика лишь выражает классовую структуру общества. Из этого коммунисты сделали вывод, что требуется преодоление самой классовой природы общества - в форме диктатуры пролетариата.
Однако классовое господство базируется не на политической власти, а на власти экономической - собственности на средства производства. Из этого коммунисты сделали вывод, что требуется уничтожение института частной собственности путем обобществления средств производства.
Однако советским экономистам было понятно, что сам институт частной собственности есть продукт исторического развития определенных производственных отношений - товарного производства. Из этого они сделали вывод, что задачей коммунистов должно быть построение экономического базиса для преодоления "товарности" производства.
Но в какой форме она может преодолена? В основном решения, которые обсуждали или обсуждают марксисты сегодня, лежат в одной из трех областей: (1) централизованное планирование вместо конкуренции отдельных производителей, (2) изменение системы распределения - бесплатное образование, здравоохранение, транспорт, жилье, культура и (3) замена рынка рабочей силы коллективным владением производства с некой формой распределения результатов по трудовому вкладу.
Все три пункта напрямую вытекают из того, как товарное производство проявляется в отношениях: рыночная "анархия" с кризисами перепроизводства и непродуктивными затратами на конкурентную борьбу; нарастающий разрыв в действительных потребностях людей и их рыночной форме - платежеспособном спросе; усиливающиеся отчуждение работника от конечного результата его труда и от его собственной человеческой сущности.
Но всем трем формам оказались имманентны собственные противоречия, которые помешали советской власти реализовать их в полном объеме. Например, централизованное планирование уперлось в конфликт интересов системы как целого с собственными интересами ее отдельных частей, в оппортунистическое поведение ведомств или регионов, а также к сложностям выявления скрытых возможностей. Общественные формы потребления привели к уничтожению рыночной "обратной связи" от потребителей, так как бесплатное потребление не позволяет выявить предпочтений индивидов и сбалансировать эффективность затрачиваемых расходов с получаемым результатом - и определить оптимальные пропорции производства с учетом дефицитности ресурсов. Наконец, третья форма привела к появлению прото-капиталистических образований и обратной сепарации работников на наемный труд (получающих не ниже рынка, но и не выше, так как в первом случае они отказываются работать, а во втором - продукция становится неконкурентоспособной), либо к скрытым формам неэкономического принуждения к труду - законов против тунеядцев, труда по распределению и т.п.
Что же пошло не так? Почему меры по преобразованию базиса - отмена частной собственности, борьба с "товарностью" - не увенчались успехом? Может быть, они просто старались, или не хватило информационных технологий, или это был внешний заговор и внутреннее предательство?
Оставим конспирологию и вернемся к Марксу. Идея борьбы с товарностью проистекает из его указания в Капитале на товар как на первичный "кирпичик", первичную клетку, в которой находится весь капитализм в свернутом виде. Вроде как трансформация системы и должна начинаться с самого основания. Но действительно ли товар является таким основанием? Нет, как частная собственность не является источником классового разделения общества, а является лишь определенной формой этого механизма, так и товарное производство является лишь развитой формой производственных отношений, происходящих из того же источника, что и классовое разделение - из разделение общественного труда.
Я уже указывал на это раньше ( хорошее объяснение можно найти у Смирнова тут). Давайте проследим всю цепочку.
Разделение труда приводит к тому, что каждый работник производит только часть общественного продукта. При этом воспроизводство самого работника становится в зависимость от общественного производства, так как он перестает непосредственно удовлетворять собственные потребности. Его работа превращается из труда, из деятельностью по преобразованию природы для удовлетворения потребностей в воспроизводстве своего бытия, в продажу рабочей силы - предоставления обществу своей способности трудиться в обмен на потребление результатов уже не собственного, а общественного производства.
Развитая форма этого процесса и представляет собой товарного производства, в котором любой продукт производится не для непосредственного потребления, а для обмена, и прежде всего не на другой продукт, а на рабочую силу, необходимую для его производства. Совершается этот обмен между независимыми товаропроизводителями или между работником и государством - совершенно не важно. Продукт по-прежнему поступает на рынок для обмена на рабочую силу трудящихся.
В этом процессе у человека возникает двойственное отношение с общественным производственным процессом: с одной стороны, он выступает его инициатором и владельцем, он "использует" общественное производство как свой инструмент для обеспечения воспроизводства собственного бытия, трудится с его помощью. В этом отношении он заинтересован, чтобы производился нужный ему продукт, и чтобы этот продукт производился как можно для него дешевле, с наименьшей затратой труда - то есть в повышении производительности, в развитии производительных сил. С другой стороны, он сам выступает как часть производительных сил, как исполнитель - как поставщик рабочей силы, то есть как общественный инструмент. И этом отношении он абсолютно не заинтересован в том продукте, который получается в результате его труда, а заинтересован лишь в минимизации собственных усилий и получению за них наибольшей доли общественного продукта.
Таким образом, человек должен преследовать одновременно два набора противоречащих друг другу интересов: с одной стороны, общественных интересов как целого, требующего для собственного воспроизводства принуждения работников к труду; с другой стороны, частных интересов как работника, направленных на освобождение от этого принуждения. Этот функциональный конфликт находит свое разрешение в той же форме, в форме разделения труда, через разделение общества на классы, и разделение между классами задач частного производства и всеобщего труда по организации и направлению этого производства. Вместе с этим разделением приходит и классовое господство - в его форме находит свою реализацию принуждение.
Если к труду требуется внешнее принуждение (принуждение со стороны других людей), то в рамках разделения труда мы получаем растущую специализацию - с выделением тех, кто лучше может принуждать, и обособлением их деятельности, а также развитием средств принуждения. Сначала это могут быть надсмотрщики, землевладельцы с дружинами... но по мере разивтия производительности труда идет переход к куда более эффективной форме - принуждению экономическому. Если человек не будет иметь возможности обеспечить себя своим трудом, то он пойдет работать туда, где скажут, и столько сколько скажут - то есть работники должны быть отчуждены от средств производства (ведь иначе каждый сможет воспользоваться ими чтобы накормить и одеть себя) - то есть вся земля, недвижимость, оборудование и природные ресурсы забираются в собственность некоторой части "общества" и люди оказываются вынуждены продавать свою рабочую силу - свою способность к труду.
Но этим дело не кончается. Дело в том, что возникает конфликт интересов: тот, кто следит за принуждением, должен блюсти общий интерес, а тот, кого принуждают к продаже рабочей силы, будет блюсти свой индивидуальный, даже если он назначен охранником. Значит интересы того, кто определяет, какой именно труд нужен (какого качества, в каком количестве) должен быть кровно связаны с развитием общества и удовлетворением потребностей. То есть все его усилия должны быть направлены на развитие производительных сил общества, и на то, чтобы производилось самое востребованное. Таким образом, венцом эффективности такой системы и будет капитализм, когда работники экономически принуждены продавать рабочую силу (без всяких надсмотрщиков!), а капиталисты - следить за самовозрастанием капитала, производя прибыльные товары и направляя прибыли в дефицитное производство.
Вся эта система развернулась из простого развития разделения труда, в котором человек сам не заинтересован в том, что он производит, а выступает таким "общественным инструментом", которым "общество" производит то, что нужно ему. Кто именно будет "персонифицировать" это общество - класс капиталистов, партийная номенклатура или отдел разработки алгоритмов искусственного интеллекта госплана - по сути разницы не играет. Пролетарий останется пролетарием, вынужденным сдавать свое тело и разум в аренду на рабочий день, чтобы получить доступ к общественному продукту в размере отмеренного ему пайка (строго равному его трудовому вкладу, но за вычетом общественных страховок, соц. расходов, а главное необходимой для инвестиций в развитие производительных сил доли - то есть прибавочной стоимости).
В конце концов, как говорил Маркс, «Разделение труда становится действительным разделением, - пишет Маркс, - лишь с того момента, когда появляется разделение материального и духовного труда». Или в другом месте речь идет о том же: «Как в самой природе голова и руки принадлежат одному и тому же организму, так и в процессе труда соединяются умственный и физический труд. Впоследствии они разъединяются и доходят до враждебной противоположности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 516)
Чтобы соединить их обратно, потребуется поменять не способ распределения, не трудовые квитанции ввести, а преодолеть само разделение труда.
Даже на уровне одной компании разделение труда постепенно ведёт к специализации и к разделению на "верхи" и "низы". Этот процесс заметен даже при попытке этому сопротивляться и строить горизонтальную компанию, например, заменяя менеджмент на коллективные институты, внедряя социократические практики. Кому-то все равно приходится больше думать о общих задачах компании, долгосрочной стратегии, о её совокупной эффективности и о её отношениях в рыночной конъюнктуре, а кому-то - о более качественном исполнении производственных задач (не отвлекаясь на все эти общие проблемы). Попытка это расхождение отменить приводит к потере положительного эффекта от разделения труда, мешая совершенствованию каждого в рамках своей специализации, и не всегда компенсируется полученными от такой универсализации выгодами. И наибольшую эффективность показывает такое устройство общества, в котором, во-первых, задачами более высокого порядка занимаются наиболее способные, а во-вторых, их частный интерес привязан к общекорпоративному через институт частной собственности - чтобы ответственность брали самые компетентные именно за счет того, что им это больше всех остальных нужно (впрочем, это лишь картинка, от которой реальность зачастую разительно отличается :).
На уровне государства происходит ровно то же самое: стране надо производить средства самообороны, надо как-то торговать с окружением, надо накапливать прибавочную стоимость в средствах производства (а значит отчуждать её у рабочих, ограничивая их потребление), надо распоряжаться трудовыми ресурсами в интересах общества как целого (а значит находить способы убедить или принудить людей трудиться на нужных стране направлениях, то есть по факту присвоить и организовать их труд).
СССР со всем этим столкнулся с первых лет: нужно проводить электрификацию, нужно закупать оборудование, нужно возводить стройки века для обеспечения ресурсами, нужно устанавливать дипломатические отношения с миром, нужно вести войну с интервентами и готовиться к новому акту империалистической войны... Это всё вело к закономерному постепенному разделению общества на трудящихся и на командно-административный аппарат, к контрреволюции, когда этот аппарат стал защищать себя от упразднения, и в итоге к распаду на классы и реставрации капитализма. Но даже при отсутствии любой внешней угрозы этот процесс бы протекал под воздействием собственных, внутренних противоречий любой системы.
Именно поэтому и рабочее самоуправление, и построение партии, и даже взятие государственной власти этой партией не позволяет обратить процесс "сползания ответственности", может только временно его приостановить - пока негативные последствия не начнут превышать положительные эффекты.
Значит ли это, что коммунистам не нужны ни партия, ни власть? Конечно, не значит. Но это значит, что коммунистическому движению будущего необходимо разработать совершенно другую стратегию использования этой власти. Задачей нахождения у власти становится подготовка институтов для облегчения перехода общества к новому способу производства, основанному на преодолении разделения труда. Теоретическую работу на этом фронте можно начинать и без партии, и без власти, уже сейчас. И пора начинать задумываться - я уже писал, почему оно не за горами.
Менеджер уехал на ферму и через пару дней ему стало так скучно, что он попросил фермера найти ему какую-нибудь работу. Фермер предложил ему убрать навоз в коровнике. Фермер был уверен, что горожанин, просидевший всю свою жизнь в офисе, не управится с такой работой и за неделю. Но к его изумлению менеджер вычистил коровник меньше, чем за день. На следующий день фермер дал менеджеру более сложное задание - отрубить головы 500-м цыплятам. Фермер не сомневался, что эта работа окажется менеджеру не по силам. Но к концу дня все было сделано.
На следующее утро, когда почти вся работа на ферме была уже сделана, фермер попросил менеджера рассортировать мешок картошки на два ящика - мелкую положить в один, а крупную - в другой. В конце дня фермер увидел, что менеджер со слезами на глазах сидит перед полным мешком, а ящики - пусты.
Тогда фермер поинтересовался у менеджера:
- Как могло случиться, что ты выполнил такую сложную работу в первые два дня, а сейчас не можешь сделать сущий пустяк?
Менеджер ответил ему:
- Послушай, я всю свою жизнь отрубал головы и разгребал чужое дерьмо, а ты сейчас требуешь, чтобы я принимал решения…"
Если вы работали в разных коллективах, то наверняка знакомы с феноменом "сползания ответственности". Это явление можно обрисовать примерно в следующих общих контурах: когда любому коллективу надо что-то делать, то вокруг "валяется" много ответственности (много решений, которые надо принять, много проблем, которым надо найти решение). В какой-то момент кто-то начинает ее "подбирать" - либо потому, что имеет такую внутреннюю склонность, либо потому, что он кровно заинтересован в успехе предприятия. После этого остальная часть коллектива на него начинает "наваливать" решение других вопросов.
Я видел это почти во всех компаниях, где мне удалось потрудиться. Конечно, в обычной иерархической организации ответственным должен быть руководитель, но и среди руководителей эта динамика соблюдается, хотя в несколько измененной форме. Если компания небольшая, то ответственность сползает на собственника: ему больше всех надо, он начинает принимать финальные решения, и в результате весь менеджмент начинает переваливать на него решение всех вопросов, от дизайна сайта до проблем с туалетной бумагой в сортирах. Если компания большая, то обычно ответственный руководитель появляется (или нанимается) где-то в середине иерархии, и вся подчиненная ему "ветка" начинает этим активно пользоваться, приходя к нему для "согласования" своих решений.
Конечно, хороший руководитель не сдается так просто, отправляет подчиненных самих искать выходы и брать на себя риски. Но он всегда чувствует это давление, и стоит дать слабину, позволить себе во имя общего результата сократить страдания подчиненных и принять однозначное решение за них - и очень легко покатиться вниз по наклонной. И вот уже он сидит во главе совещания с высокооплачиваемыми руководителями, которые, потупив взгляд, внимают лекции от раздраженного босса, вынужденного самому принимать те решения, которые он надеялся должны принять его сотрудники, но они в очередной раз сделали все наполовину, будто специально создавая ситуацию, в которой он будет вынужден вмешаться и указать на очевидные недоработки, взяв на себя ответственность за результат, чтобы спасти все предприятие... И, конечно, этот финал! "Товарищи, давайте в следующий раз постараемся сделать получше, чтобы не позориться перед директором." Все несчастны - начальник, что сорвался, подчиненные, что не справились, занавес. В какой-то момент я видел это в той или иной форме везде, в каждой компании. Как говорится, лайк - если вы тоже…
А плохой руководитель? Он так рад возможности самоутвердиться, что только усиливает эту тенденцию. Он бросается показывать подчиненным, что может сделать любую задачу лучше них, и что любое принятое ими решение недостаточно качественно проработано - конечно, из самых наилучших побуждений, ведь он хочет их научить, дать пример, показать что это возможно, да и вообще заботится об общем успехе. Такое "обучение" он подкрепляет "мотивацией" в виде лишения премии или публичных выволочек. Это запускает сход лавины: подчиненные, видя активную критику, решают, что раз уж ты знаешь лучше, то сам и решай, а я сделаю как скажешь. Если не получится - то сам виноват, а я прикроюсь полученным от тебя согласованием или протоколом. Еще можно потом с коллегами поныть на тему, какой начальник самодур, какие дебильные решения он принимает, как он мешает работать - и насколько из-за его неправильных решений у компании все плохо.
Впрочем, не только в бизнесе. Например, мы много лет выезжаем в лес, где нужно решать коллективные задачи: организоваться, собрать оборудование, закупиться, заехать, поставить лагерь, обеспечить его дровами, приготовить еду, провести культурные мероприятия, собрать лагерь. Спасибо моим товарищам и моей жене, я знаю, что можно организовать коллективное мероприятие, в котором все будет сделано без того, чтобы кто-то один брал на себя все решения и превращался в командующего босса - ответственные люди просто берут и делают то, что нужно им самим, заодно решая задачи для всего лагеря (вот он, коммунизм неотчужденного труда). Но почти в любой компании за пределами узкого круга все происходит ровно так же: люди готовы помочь, но ждут команды, и кто-то начинает ощущать, что оно надо ему больше всех, и начинает эти команды раздавать. И то, не сразу, а после того, как понимает, что если он команд не даст, то будет делать все сам. А что уж говорить про разные неформальные образования - анимешные клубы, марксистские кружки, групповые путешествия, даже очередь на почте... В самой запущенной формы дело доходит до того, что взрослый человек будет сидеть голодным в ожидании, пока кто-то не организует для него питание или не скажет ему самому приготовить еду.
Денщик у себя возится и все время кряхтит и стонет. Офицер спрашивает: «Иван, что ты там кряхтишь?» - «Пить очень хочется».- «Поди, напейся».- «Идти не хочется». Прошло некоторое время, офицер служебным тоном говорит ему: «Иван». «Слушаю, ваше благородие»,- отвечает денщик. «Поди принеси стакан воды». Бежит, приносит стакан воды. Офицер говорит: «Пей». Тот выпил и успокоился.
Да что там клуб! Бери больше - масштабы всей страны! Разве не выросли мы на великолепной истории про ленинское "Есть такая партия!". Разве это не оно? В разрушенной стране, изнывающей от империалистической войны, разрухи, на грани социального взрыва, к счастью находится кто-то, кто готов брать на себя ответственность и принимать тяжелые решения - останавливать военные действия - с риском территориальных потерь и вопреки патриотическим фантазиям, давать нациям право на свободу самоопределения - с угрозой распасться и погрязнуть в межнациональных разборках, политически ставить в основу развития страны права трудящихся - разрушая все старые экономические и политические связи. И что же? Теперь в политике только ленивый не валит на коммунистов - и тут большевики бомбу подложили, и тут вот мы преодолеваем наследие совка, и вот эти решения у них оказались неверными. Ах как хорошо, что есть кого назначить виноватым.
Кстати, проблема не является ни в коей мере национально-специфической, а вполне универсальна. Что лежит в основе сползания ответственности? Недостатки культуры? Личностная неразвитость? Вопрос не праздный, потому что возвращает нас к проблемам советского эксперимента, а через него - к кризису всех классовых институтов борьбы за права трудящихся 20 века - и социал-демократических партий в странах центра, и марксистских централистских партий на периферии и полупериферии, вплоть до превращения сил сопротивления социальному угнетению в аморфные децентрализованные движения, не способные к позитивной политической деятельности, требующей организации, взятия власти и внедрения практических решений.
Я не буду вдаваться в историю борьбы социалистических движений - можно посмотреть последний ролик с лекцией Кагарлицкого, а еще лучше - прочитать "Transforming the Revolution; Social Movements and the World System [Samir Amin, Giovanni Arrighi, Andre Gunder Frank, Immanuel Wallerstein]" - там дан очень интересный спектр разных взглядов на этот процесс. Но все исследователи сходятся к тому, что к 70-м наступило определенное разочарование теми формами социальной борьбы, на которые трудящиеся возлагали свои надежды в 20 веке: в центре социал-демократические партии оказались неспособны отстоять свои завоевания перед неолиберальной атакой со стороны капитала, а в странах соцблока сформировалось понимание, что бюрократизация, диктатура пролетариата и вертикально-интегрированная власть не дали тех кардинальных изменений в уровне свободы трудящихся, которые на них возлагали. В результате произошло отторжение, неприятие любых централизованных структур, в которых есть риски элитаризации "верхов" и оппортунистического поведения - концентрации на удержании полученной власти и защите собственных интересов в ущерб революционным преобразованиям.
Меня интересует не механизм этого процесса, а его сущностная характеристика - не как он происходил, а почему. Почему происходит "сползание ответственности" наверх, почему власть концентрируется в руках ограниченных кругов, почему, наконец, происходит реставрация капиталистических отношений и возврат частной собственности, то есть всех классовых отношений?
Мы пойдем с конца.
Рабочие давно поняли, что они не могут добиться улучшения условий своей жизни без борьбы - история борьбы имеет давние корни в истории. Социалисты сделали вывод, что рабочее движение не сможет добиться уступок от капитала, пока не вступит в борьбу политическую.
Однако согласно тому же Марксу одной политической власти недостаточно, так как политика лишь выражает классовую структуру общества. Из этого коммунисты сделали вывод, что требуется преодоление самой классовой природы общества - в форме диктатуры пролетариата.
Однако классовое господство базируется не на политической власти, а на власти экономической - собственности на средства производства. Из этого коммунисты сделали вывод, что требуется уничтожение института частной собственности путем обобществления средств производства.
Однако советским экономистам было понятно, что сам институт частной собственности есть продукт исторического развития определенных производственных отношений - товарного производства. Из этого они сделали вывод, что задачей коммунистов должно быть построение экономического базиса для преодоления "товарности" производства.
Но в какой форме она может преодолена? В основном решения, которые обсуждали или обсуждают марксисты сегодня, лежат в одной из трех областей: (1) централизованное планирование вместо конкуренции отдельных производителей, (2) изменение системы распределения - бесплатное образование, здравоохранение, транспорт, жилье, культура и (3) замена рынка рабочей силы коллективным владением производства с некой формой распределения результатов по трудовому вкладу.
Все три пункта напрямую вытекают из того, как товарное производство проявляется в отношениях: рыночная "анархия" с кризисами перепроизводства и непродуктивными затратами на конкурентную борьбу; нарастающий разрыв в действительных потребностях людей и их рыночной форме - платежеспособном спросе; усиливающиеся отчуждение работника от конечного результата его труда и от его собственной человеческой сущности.
Но всем трем формам оказались имманентны собственные противоречия, которые помешали советской власти реализовать их в полном объеме. Например, централизованное планирование уперлось в конфликт интересов системы как целого с собственными интересами ее отдельных частей, в оппортунистическое поведение ведомств или регионов, а также к сложностям выявления скрытых возможностей. Общественные формы потребления привели к уничтожению рыночной "обратной связи" от потребителей, так как бесплатное потребление не позволяет выявить предпочтений индивидов и сбалансировать эффективность затрачиваемых расходов с получаемым результатом - и определить оптимальные пропорции производства с учетом дефицитности ресурсов. Наконец, третья форма привела к появлению прото-капиталистических образований и обратной сепарации работников на наемный труд (получающих не ниже рынка, но и не выше, так как в первом случае они отказываются работать, а во втором - продукция становится неконкурентоспособной), либо к скрытым формам неэкономического принуждения к труду - законов против тунеядцев, труда по распределению и т.п.
Что же пошло не так? Почему меры по преобразованию базиса - отмена частной собственности, борьба с "товарностью" - не увенчались успехом? Может быть, они просто старались, или не хватило информационных технологий, или это был внешний заговор и внутреннее предательство?
Оставим конспирологию и вернемся к Марксу. Идея борьбы с товарностью проистекает из его указания в Капитале на товар как на первичный "кирпичик", первичную клетку, в которой находится весь капитализм в свернутом виде. Вроде как трансформация системы и должна начинаться с самого основания. Но действительно ли товар является таким основанием? Нет, как частная собственность не является источником классового разделения общества, а является лишь определенной формой этого механизма, так и товарное производство является лишь развитой формой производственных отношений, происходящих из того же источника, что и классовое разделение - из разделение общественного труда.
Я уже указывал на это раньше ( хорошее объяснение можно найти у Смирнова тут). Давайте проследим всю цепочку.
Разделение труда приводит к тому, что каждый работник производит только часть общественного продукта. При этом воспроизводство самого работника становится в зависимость от общественного производства, так как он перестает непосредственно удовлетворять собственные потребности. Его работа превращается из труда, из деятельностью по преобразованию природы для удовлетворения потребностей в воспроизводстве своего бытия, в продажу рабочей силы - предоставления обществу своей способности трудиться в обмен на потребление результатов уже не собственного, а общественного производства.
Развитая форма этого процесса и представляет собой товарного производства, в котором любой продукт производится не для непосредственного потребления, а для обмена, и прежде всего не на другой продукт, а на рабочую силу, необходимую для его производства. Совершается этот обмен между независимыми товаропроизводителями или между работником и государством - совершенно не важно. Продукт по-прежнему поступает на рынок для обмена на рабочую силу трудящихся.
В этом процессе у человека возникает двойственное отношение с общественным производственным процессом: с одной стороны, он выступает его инициатором и владельцем, он "использует" общественное производство как свой инструмент для обеспечения воспроизводства собственного бытия, трудится с его помощью. В этом отношении он заинтересован, чтобы производился нужный ему продукт, и чтобы этот продукт производился как можно для него дешевле, с наименьшей затратой труда - то есть в повышении производительности, в развитии производительных сил. С другой стороны, он сам выступает как часть производительных сил, как исполнитель - как поставщик рабочей силы, то есть как общественный инструмент. И этом отношении он абсолютно не заинтересован в том продукте, который получается в результате его труда, а заинтересован лишь в минимизации собственных усилий и получению за них наибольшей доли общественного продукта.
Таким образом, человек должен преследовать одновременно два набора противоречащих друг другу интересов: с одной стороны, общественных интересов как целого, требующего для собственного воспроизводства принуждения работников к труду; с другой стороны, частных интересов как работника, направленных на освобождение от этого принуждения. Этот функциональный конфликт находит свое разрешение в той же форме, в форме разделения труда, через разделение общества на классы, и разделение между классами задач частного производства и всеобщего труда по организации и направлению этого производства. Вместе с этим разделением приходит и классовое господство - в его форме находит свою реализацию принуждение.
Если к труду требуется внешнее принуждение (принуждение со стороны других людей), то в рамках разделения труда мы получаем растущую специализацию - с выделением тех, кто лучше может принуждать, и обособлением их деятельности, а также развитием средств принуждения. Сначала это могут быть надсмотрщики, землевладельцы с дружинами... но по мере разивтия производительности труда идет переход к куда более эффективной форме - принуждению экономическому. Если человек не будет иметь возможности обеспечить себя своим трудом, то он пойдет работать туда, где скажут, и столько сколько скажут - то есть работники должны быть отчуждены от средств производства (ведь иначе каждый сможет воспользоваться ими чтобы накормить и одеть себя) - то есть вся земля, недвижимость, оборудование и природные ресурсы забираются в собственность некоторой части "общества" и люди оказываются вынуждены продавать свою рабочую силу - свою способность к труду.
Но этим дело не кончается. Дело в том, что возникает конфликт интересов: тот, кто следит за принуждением, должен блюсти общий интерес, а тот, кого принуждают к продаже рабочей силы, будет блюсти свой индивидуальный, даже если он назначен охранником. Значит интересы того, кто определяет, какой именно труд нужен (какого качества, в каком количестве) должен быть кровно связаны с развитием общества и удовлетворением потребностей. То есть все его усилия должны быть направлены на развитие производительных сил общества, и на то, чтобы производилось самое востребованное. Таким образом, венцом эффективности такой системы и будет капитализм, когда работники экономически принуждены продавать рабочую силу (без всяких надсмотрщиков!), а капиталисты - следить за самовозрастанием капитала, производя прибыльные товары и направляя прибыли в дефицитное производство.
Вся эта система развернулась из простого развития разделения труда, в котором человек сам не заинтересован в том, что он производит, а выступает таким "общественным инструментом", которым "общество" производит то, что нужно ему. Кто именно будет "персонифицировать" это общество - класс капиталистов, партийная номенклатура или отдел разработки алгоритмов искусственного интеллекта госплана - по сути разницы не играет. Пролетарий останется пролетарием, вынужденным сдавать свое тело и разум в аренду на рабочий день, чтобы получить доступ к общественному продукту в размере отмеренного ему пайка (строго равному его трудовому вкладу, но за вычетом общественных страховок, соц. расходов, а главное необходимой для инвестиций в развитие производительных сил доли - то есть прибавочной стоимости).
В конце концов, как говорил Маркс, «Разделение труда становится действительным разделением, - пишет Маркс, - лишь с того момента, когда появляется разделение материального и духовного труда». Или в другом месте речь идет о том же: «Как в самой природе голова и руки принадлежат одному и тому же организму, так и в процессе труда соединяются умственный и физический труд. Впоследствии они разъединяются и доходят до враждебной противоположности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 516)
Чтобы соединить их обратно, потребуется поменять не способ распределения, не трудовые квитанции ввести, а преодолеть само разделение труда.
Даже на уровне одной компании разделение труда постепенно ведёт к специализации и к разделению на "верхи" и "низы". Этот процесс заметен даже при попытке этому сопротивляться и строить горизонтальную компанию, например, заменяя менеджмент на коллективные институты, внедряя социократические практики. Кому-то все равно приходится больше думать о общих задачах компании, долгосрочной стратегии, о её совокупной эффективности и о её отношениях в рыночной конъюнктуре, а кому-то - о более качественном исполнении производственных задач (не отвлекаясь на все эти общие проблемы). Попытка это расхождение отменить приводит к потере положительного эффекта от разделения труда, мешая совершенствованию каждого в рамках своей специализации, и не всегда компенсируется полученными от такой универсализации выгодами. И наибольшую эффективность показывает такое устройство общества, в котором, во-первых, задачами более высокого порядка занимаются наиболее способные, а во-вторых, их частный интерес привязан к общекорпоративному через институт частной собственности - чтобы ответственность брали самые компетентные именно за счет того, что им это больше всех остальных нужно (впрочем, это лишь картинка, от которой реальность зачастую разительно отличается :).
На уровне государства происходит ровно то же самое: стране надо производить средства самообороны, надо как-то торговать с окружением, надо накапливать прибавочную стоимость в средствах производства (а значит отчуждать её у рабочих, ограничивая их потребление), надо распоряжаться трудовыми ресурсами в интересах общества как целого (а значит находить способы убедить или принудить людей трудиться на нужных стране направлениях, то есть по факту присвоить и организовать их труд).
СССР со всем этим столкнулся с первых лет: нужно проводить электрификацию, нужно закупать оборудование, нужно возводить стройки века для обеспечения ресурсами, нужно устанавливать дипломатические отношения с миром, нужно вести войну с интервентами и готовиться к новому акту империалистической войны... Это всё вело к закономерному постепенному разделению общества на трудящихся и на командно-административный аппарат, к контрреволюции, когда этот аппарат стал защищать себя от упразднения, и в итоге к распаду на классы и реставрации капитализма. Но даже при отсутствии любой внешней угрозы этот процесс бы протекал под воздействием собственных, внутренних противоречий любой системы.
Именно поэтому и рабочее самоуправление, и построение партии, и даже взятие государственной власти этой партией не позволяет обратить процесс "сползания ответственности", может только временно его приостановить - пока негативные последствия не начнут превышать положительные эффекты.
Значит ли это, что коммунистам не нужны ни партия, ни власть? Конечно, не значит. Но это значит, что коммунистическому движению будущего необходимо разработать совершенно другую стратегию использования этой власти. Задачей нахождения у власти становится подготовка институтов для облегчения перехода общества к новому способу производства, основанному на преодолении разделения труда. Теоретическую работу на этом фронте можно начинать и без партии, и без власти, уже сейчас. И пора начинать задумываться - я уже писал, почему оно не за горами.