Поцелуй со скоростью 300 м/с
- Паниковский! В этом рассказе нет «глубокого смысла»!
- Пилите, Шура, пилите!
Я бегал от этой истории, сколько мог, но она постоянно нагоняла меня и требовала: «Напиши меня! Напиши!». Сопротивляться и доказывать, что тема для меня не характерна, уж нет боле сил. Сдаюсь на милость победителя, и становлюсь в самую длинную очередь... Очередь авторов в небесную канцелярию, робко прижимающих к груди рукописи о... любви.
«Токката и фуга ре-минор» Баха вдруг сменяется «Прелюдией к опере Кармен» Бизе.
***
О главной героине нашей истории известно не так уж много. Личность она неприметная и довольно скрытная. Некий гибрид «серой мышки» с «тёмной лошадкой». Выросла в многодетной семье. Родительской лаской не избалована, и даже не знала её и вовсе. Обитала в небольшой квартире вместе с сёстрами. Круг общения теми же сёстрами и ограничивался. Характер имела тяжёлый. Замкнута (можно сказать, что, пожалуй, и слишком).
Очевидно, образ её жизни никак не располагал к каким-то приключениям, а уж более того - к любовным. Но жизнь, как мы знаем, плевать хотела на евклидову геометрию, и параллельные линии, порой, не только заставляет пересекаться, но и узлом их завязывает.
Так уж случилось, что было в комнате нашей героини небольшое круглое отверстие.
Маленькая прихоть судьбы. По диаметру, но не по значению. Если уж судьба и играла с её жизнью в карты, то отверстие это было никак не иначе, как туз, и непременно козырный.
Уж больно важную роль сыграло, открыв ей возможность подсматривать за жилищем соседа.
Соседом был молодой мужчина. Лет эдак тридцати. Внешности, можно сказать, что и симпатичной, да не это и главное. Был он поэт. И по профессии (на жизнь тем зарабатывал), и по призванию (писал от души, с удовольствием, и даже был тем счастлив).
Поэтому останавливаться на его описании не вижу никакой возможности, так как сущность поэта в стихах его, и ни в чем другом. Переписывать же их мне как-то не с руки - длинно получится, да и роль его в этой истории несколько второстепенна - всего лишь «объект любви» нашей героини. Впрочем, и это уже не мало...
Тссс... Слышите? Из квартиры поэта доносятся звуки первого концерта для фортепиано Чайковского. История начинается...
***
Была весна. Он сидел у распахнутого настежь окна и, под звуки музыки, небрежно укладывал на белый лист бумаги узор своего нового стиха. Гусиное перо в его руках, казалось, было живым и выплясывало какой-то безумный танец, оставляя за собой никем неповторимый след. (Возможно, всё было вовсе не так, и писал он шариковой ручкой, или стуча пальцами по клавишам. Но простите мне эту фантазию. Мне кажется, что хорошие стихи пишутся непременно гусиным пером, исключая бездушный технический прогресс, и даже вопреки нему.)
Она же, вот уже который день, подсматривала за ним. Наслаждалась каждым движением его, каждым словом и рифмою. Сливалась с его мыслями и понимала - влюбилась.
Влюбилась страстно, неистово. Исступлённо идеализируя его, возводя на пьедестал своих фантазий, создавая кумира, и венчая лаврами, проросшими из самой глубины её сердца.
Он не знал об этом. Да и не мог знать. Ей не казалось это нужным - раскрыться перед ним, заявить о своём существовании. Ведь, кто знает, даже обретя она взаимность в своих чувствах, сколько б эти чувства просуществовали после? Сбывшаяся мечта умирает в момент своего осуществления. Исчезает, порождая, возможно, новую. Но будет ли новая прекрасней канувшей в Лету? Неизвестно.
Она сохранила своей мечте жизнь и стала любить поэта на расстоянии, разрывая реальность на клочки фантазий. Ничто не мешало свободно дышать чувствами её душе.
Вдох:
Мысли о любимом сухими ветками падают в костёр сердца. Он разгорается, растёт, охватывает всё тело… Да, что там - всю вселенную. Кажется, кроме этого пламени ничего вокруг и не осталось. Огонь жжёт неимоверно, но, вовсе не причиняя вред и…
Выдох:
Крошечная капелька грусти, как прозрачная росинка с листа, падает в центр пожара и он тут же затухает. Маленькая капелька, в которой намешано так много - и невозможность быть вместе, и жалость к себе, и жуткий страх одиночества, и даже некоторое презрение к себе за малодушие. Сердце сжимается, леденеет, и холод распространяется по телу с той же скоростью пожара, до самых кончиков пальцев, как бы уничтожая всё живое в тебе и заставляя дрожать.
И снова вдох.
Так дышит душа. Лишить её этого - равносильно смерти.
И наша героиня дышала в полную силу, то мысленно выплясывая Тарантеллу с Россини,
то, сетуя на судьбу с Орфом, пока её лёгкие, словно раковые клетки, не заполонила ревность. Она стала съедать её изнутри. Ревность к лучам солнца, дарящим поэту вдохновение, к пению птиц, поднимавшему его настроение. Ко всему, что дарило ему радость и, конечно же, к его любимой женщине. Она ревновала, разрушая себя, хоть и понимала, что не имеет на это никакого права.
И вот сейчас он сидел и писал своей любимой, нашептывая строки. Она прислушалась и не верила его словам. Стихи были безумно печальны, о неразделенной любви и, как будто, прощальные. Сочувствовать ему или радоваться за себя? - растерялась она в своих чувствах.
Он поставил последнюю точку, неожиданно растекшуюся уродливой кляксой, словно
издеваясь над его переживаниями. Колонки взревели «Летней грозой» Вивальди.
Поэт взял со стола револьвер и направил его в приоткрытый рот.
Она ощутила его дыхания из отверстия. Никогда еще они не были так близки.
Он нажал на курок. Прогремел выстрел.
Не веря своему счастью, она ринулась к нему со скорость 300 м/с, мечтая одним поцелуем выразить всю свою любовь…..
***
Она пришла в сознание, лёжа на пропитанном кровью полу. Над телом поэта роились мухи, откладывая яйца на кусках некогда живого и творческого мозга. Но он на это не обращал никакого внимания.
«И не обратит больше никогда и ни на кого!», - подумалось вдруг ей.
С этой мыслью ней овладело сознание того, что никогда прежде она не была так счастлива и, пожалуй, уже не будет. Этот поцелуй был последним в его жизни, и никто этого у неё уже не отберет. Она ликовала и улыбалась так радостно и счастливо, насколько это вообще позволительно маленькому кусочку металла. Большего она не смела и желать. Пожалуй, её даже можно было понять.
Ведь, хоть она и казалась обычной револьверной пулей,
но, всё-таки, она была влюблённой женщиной.
И, хотя она и являлась влюблённой женщиной,
она, всё-таки, как и любая пуля - была дурой.
