Эпилог. Смерть Церкви
Из прошлого следует взять огонь, а не пепел.
Жан Жореc
Пейре Отье умер на костре в Тулузе 10 апреля 1310 года вместе с Пейре Гийомом из Прюнет. Эти казни, совершившиеся на площади или на песчаном берегу, где зажигали костры, эти публичные смерти предлагались толпе в качестве обязательного зрелища. Они служили одновременно и как «предупредительные выстрелы», и своего рода реалити-шоу со стороны торжествующей власти. Эти унизительные спектакли смерти, когда в момент всеобщего молчания вырастает мученичество, а невыносимая тяжесть пустоты ложится на сердца присутствующих, когда тот, кого назначили главным актером, не дает совлечь с себя своего достоинства, - вот так выглядят в основном казни еретиков.
Сжигая Пейре Отье, инквизиторская власть, тем самым, отметила большое достижение в своей деятельности. Непосредственно народу Тулузы был послан эффектный месседж - а опосредованно другим окситанским сенешальствам и графствам и даже всему христианскому миру - о том, что Римское папство одержало уверенную победу над гидрой ереси, которую оно пыталось уничтожить уже несколько столетий. Пейре Отье был уничтожен, и вслед за почти всеми своими бывшими товарищами был отправлен в мир вечного проклятия. Инквизиция добилась своего. Бернард Ги и Жоффре д’Абли, сидевшие бок о бок под балдахином своего катафалка, знали, что окончательное решение еретического вопроса в Каркассоне и Тулузе, находящихся под их юрисдикцией, это всего лишь дело времени - конечно, с условием, если размах репрессий не будет приостановлен.
Как нам понять, какую последнюю мысль унес с собой Пейре Отье в пламя? Его смерть была именно такой, о которой он часто говорил в проповедях, и к которой он, возможно, долго готовился - «а тех, кто хранит свою веру со всей решимостью, враги, если они окажутся в их власти, распнут и побьют камнями, как они поступали и с апостолами…» Перед лицом Церкви, которая сдирает шкуру, он показал, что значит вера Церкви, которая бежит и прощает. Но Старший Пейре из Акса когда-то был нотариусом. Юристом, умение которого иногда граничило с цинизмом, когда он давал советы графу де Фуа по поводу пиренейских дел. Он был реалистом, способным осуществить при наличии хорошо проанализированных благоприятных обстоятельств стратегию великого возвращения Церкви в Окситанию, способным также структурировать подпольные сети с большой эффективностью. Мог ли Пейре Отье, будучи человеком глубокого ума и высокой политической культуры, в момент своей казни закрыть глаза на ужасную реальность - что его Церковь умерла? Умер ли он в своей вере, верности и доверии, уже видя перед собой Царствие Небесное, или втайне он испытывал отчаяние?
Конец истории
Как Пейре Отье, энергичный устроитель, который почти добился реальной катарской реконкисты между Пиренеями и Нижним Керси, мог не понимать в апреле 1310 года, что его дело потерпело неудачу, а его Церковь обречена? Он был слишком мудрым, чтобы не проанализировать ситуацию и понять, что все власти мира сего вступят в союз против него, что союз французской короны и даже графа де Фуа с папством не оставят ему ни одного шанса; и что инквизиторские репрессии будут отныне безграничными, методически разрушая, используя стратегию террора, все, что он сам и его братья так терпеливо и мужественно возводили.
И действительно, инквизиторы не прерывали своей деятельности до полного исчезновения всякого катарского сопротивления в Лангедоке. С Тулузской стороны, 23 апреля 1312 года, четвертое генеральное Сермон Бернарда Ги, о котором мы уже упоминали, стало кульминацией массовых репрессий
[1]. Пятьдесят человек были осуждены на кресты - среди которых была несчастная сирота шестнадцати лет - Ломбарда дез Уго, отец и мать которой, Понс и Бруна, были осуждены как рецидивисты в 1310 году, и дядя которой Пейре Раймонд дез Уго, вскоре будет осужден как нераскаявшийся еретик. Более сотни других были осуждены на Мур. Среди них мужественные верующие, которые после арестов 1309 года продолжали прятать и защищать, несмотря ни на что, Доброго Человека Пейре Санса и его послушника Пейре Фильса: Бертриксы, Марнияки, Жероты, Орины, Арнот де Верден из Буйака, Аземар Пейре из Баньер возле Лавора, Раймонд де Морвиль и героические братья Сикре из дома Сальес возле Сагревилля. Множество имен для нас новые, ведь это другие подпольные сети, которые были обнаружены. Но мы знаем Арнота Мореля, называемого Cantacorpt, и его жену Раймонду, всех детей Бланки де Фергюс и всех, кто остались от дез Уго из Тарабели, то есть троих мужчин; всех, кто остался от Бернье из Верден-Лаурагес (брата и сестру), а также от Клайраков из Верльяка (супругу); а еще известного тулузца Понса де Гоммервилля.
Потом было одиннадцать посмертных приговоров, а тридцать шесть умерших в ереси были осуждены на эксгумацию. Среди них были многочисленные жители Верден-Лаурагес и Верльяка, но также все умершие члены семьи Лантар из Монклера - в то время, как их дом на хуторе Ружис, где Пейре Отье дал им утешение, получил приговор разрушения. Разрушены были также вместе с другими дома Мариньяков и Фергюс, а также хутор Испанцев из Борна. А судьбы рецидивистов были еще более трагическими, чем обычно. Вместе с Пейре Андрю из Кастельнодари, преданным Доброму Человеку Пейре Сансу, и Раймондом Сансом из Ла Гарда, братом последнего, были сожжены трое последних женщин из дома Ружис - Раймонда и Жоана де Лантар, а также их невестка Финас Бертрикс. Кроме того, мы знаем, и это добавляет трагизма данной истории, что бедная Жоана, которой Мартин Франсе дал кольцо Монтоливы, держала в хлеву худую корову, а ее маленький ребенок умер, когда ее посадили в тюрьму
[2]. Через несколько дней отдельный приговор осудил на посмертное сожжение тело Пейре Изаба из Верден-Лаурагес. Этот великий верующий бежал из Мура в январе 1311 года, был обвинен как рецидивист и пойман весной 1312 года, но умер в глубине застенков еще до того, как настало время сжечь его живьем
[3].
7 марта 1316 года во время нового генерального Сермон было осуждено еще пятьдесят верующих Пейре Отье и Пейре Санса, среди которых пятнадцать - на ношение крестов, двадцать один - на Мур, трое получили посмертный приговор и семеро - приговор эксгумации. Среди последних была дама Монтолива Франсе, тело которой покоилось в саду в Борне. А один вальденс, Жан де Бресс, был передан в руки светской власти
[4]. До 1323 года Бернард Ги еще гремел отлучениями против беглецов из-за ереси, которые ему сопротивлялись. Среди них был Гийом Фалькет и участники побега 24 апреля 1310 года, которых никогда не поймали. Но инквизиторы Бернард Ги, Жоффре д’Абли, а потом Жак Фурнье использовали огромные средства и посылали миссии в Бордо, Марсель, Авиньон, Перпиньян и даже за Пиренеи, в королевство Арагон, чтобы найти и арестовать беглецов. Среди эмиссаров Инквизиции, которых мы встречаем благодаря некоторой неосмотрительности судебных досье и в нескольких королевских счетах 1322-1323 годов, можно отметить с некоторым интересом имя Гийома Пейре Кавалье ренегата из Лиму, который получил награду за то, что нанес первый серьезный удар подпольной Церкви в 1305 году: он был назначен на доходную должность в инквизиторской администрации. Мы также встречаемся с Арнотом Сикре - «Мэтром Арнотом Сикре», нотариусом каркассонской Инквизиции, исполняющим крупные задания внешних миссий, и в котором мы, скорее всего, узнаем сына графского нотариуса Тараскона. Именно он выдал Гийома Белибаста, и о нем говорится в реестрах Жака Фурнье. Что касается каркассонской Инквизиции, то мы очень мало знаем о годах великих репрессий, которые уже не относились к этапу катарской реконкисты. Ничего не сохранилось от генеральных Сермон Жоффре д’Абли, только дата одного из них - 22 мая 1312 года. Подобные торжественные церемонии с участием его более поздних преемников между 1323 и 1329 годами
[5], не дают нам слишком много информации. Фрагменты королевских счетов сенешальства Каркассон-Безье, тем не менее, указывают на то, что Инквизиция и ее многочисленные агенты были весьма активны на всем обширном пространстве Восточного Лангедока, включая Нарбонну, Агд и Безье - по поводу которых в области ереси мы не знаем практически ничего
[6].
Мы видели, что в западной части региона, относящегося к юрисдикции каркассонской Инквизиции в графстве Фуа, в землях Сабартес - родине Пейре Отье - массовые репрессии развернулись, начиная с 1308 года. К сожалению, все, что мы знаем о результатах этих расследований и операций - в том числе и об облаве в Монтайю в конце лета 1309 года, находится в нескольких строках королевского счета «о расходах Мура Каркассона», датируемого 1312 годом
[7] Но и это луч света в темноте. Мы узнаем, что зимой 1311-1312 года в Муре Каркассона находилось 27 узников родом из королевского сенешальства, 17 - из Альбижуа, 4 - из Реальмона и Ломбера, два человека, зависимых от архиепископа Нарбоннского, но также 61 выходец из графства Фуа и 6 людей, зависимых от Гастона д’Арманьяка. Следует туда добавить еще новых заключенных после Сермон 22 мая 1312 года: среди них было 15 осужденных родом из сенешальства, 9 - из графства Фуа, 16 выходцев из сеньории Мирпуа, 5 - из графства Арманьяк и 1 из сеньории Брюйер.
Мы также знаем то, что и Пейре Отье, скорее всего, узнал благодаря злонамеренности своего инквизитора, то есть то, что в Сабартес была почти полностью истреблена его семья и его близкие, члены клана Отье. В Муре Каркассона среди узников 1312 года, как мы считаем, упоминаются имена его брата Раймонда и невестки Эксклармонды, а также его бывшей жены Азалаис, дочери Монтаны и сына Арнота; мы также встречаем там его невестку Гайларду, жену Доброго Человека Гийома, а также его племянников Гийома и Пейре де Роде и его кузена Пейре Отье, называемого Паук; мы еще встречаем упоминания об Азалаис, дочери Амиеля Отье, которого не знаем, куда поместить.
Фрондирующей интеллигенции Сабартес был нанесен тяжелый удар. В Муре Каркассона вместе с кланом Отье были заточены люди благородного происхождения, как Пейре де Гайяк, Фелип де Ларнат, Лорда Байарт, Гийом и Бернат де Ареа из Квие, Миракль Ассалит де Рабат, а также трое братьев де Люзенак и их мать Ломбарда. Мы видим, что присутствие в Муре Пейре де Люзенака в 1312 году несколько противоречит предположению о его сотрудничестве с Инквизицией. Другие осужденные - это ремесленники из Акса и Тараскона и крестьяне из Монтайю. Никакого следа Изаур из Ларната, Сервелей из Тараскона, ни Марти-Маури из Монтайю, ни Марти из Жюнака по одной причине: как и многие другие, они бежали целыми семьями, не ожидая своего приговора; они переходили перевалы и становились беженцами на арагонской стороне Пиренеев.
Среди новых заключенных после Сермон мая 1312 года со стороны сенешальства Каркассон мы замечаем двух членов семей Добрых Людей: Гийома Бурреля из Лиму, возможного родственника Доброй Женщины Жаметты, и Пейре де Талайрака из Кустауссы, без сомнения, брата или кузена Доброго Человека Фелипа
[8]. Poncius de na Richa тоже упоминается, но поскольку это имя относится к списку сеньории Леви-Мирпуа, то речь идет, возможно, просто об однофамильце Доброго Человека Понса, который исчезает из источников после 1305 года. Поскольку последний был родом из Авиньонет, то он мог находиться в заключении только в Муре Тулузы, как это было с его братьями Пейре и Бернатом.
Некоторые из этих узников были впоследствии выпущены, как Лорда Байарт и даже Раймонд и Арнот Отье, которых мы встречаем десять лет спустя, поскольку их вновь вызывали и допрашивали, на этот раз к новому инквизитору, епископу Памье Жаку Фурнье. Но мы ничего не знаем о деятельности каркассонской Инквизиции между Сермоном 22 мая 1312 года и Сермоном 24 апреля 1323 года, когда в Нижнем Лангедоке было сожжено четверо рецидивистов.
Катарская Церковь была мертва: конечно, несколько Добрых Людей еще выжили в течение какого-то времени в итальянском убежище; среди них, возможно, были Пейре-Раймонд из Сен-Папуль и Пейре Санс. По другую сторону Пиренеев Гийом Белибаст сумел продержаться до 1321 года, сохраняя маленький катарский очаг среди беженцев из Сабартес, вначале в Тортозе, потом в Морелье и Сан-Матео, в бывшем королевстве Валенсия. В своем изгнании он однажды встретил Доброго Человека родом из Тулузен или Аженэ - Раймонда из Тулузы или де Кастельно - о котором в расследованиях Бернарда Ги совершенно ничего не говорится. Но Добрый Человек Раймонд умер в 1316 году. Оставшись без товарища, Гийом Белибаст, монах, нарушивший свои обеты, но мужественный проповедник, попал в 1321 году в ловушку, расставленную Арнотом Сикре, агентом инквизитора Жака Фурнье. Приведенный в королевство Франция, он был передан Инквизиции Каркассона. Переданный светской власти в лице архиепископа Нарбоннского, последний известный на сегодня Добрый Человек окситанского катаризма был сожжен после сентября 1321 года в Виллеруж-Терменез.
Тем временем совместная работа Инквизиции Арагона, Каркассона и Памье разорила маленькую общину окситанских верующих в изгнании и мятежных пастухов. Великий пастух Пейре Маури и его брат Жоан, доставленные в Памье, были осуждены Жаком Фурнье на тесный Мур 12 августа 1324 года. Отныне перед Инквизицией представали только верующие. Некоторые из них еще хранили призрачную надежду на бежавших Добрых Людей, которые прятались в горах или в убежищах за морем. В 1321 году Раймонд Изаура из Ларната вместе с Бернатом Бэйлем из Акса, одним из сыновей доброй верующей Себелии Бэйль, сожженной в 1308 году в Каркассоне, отправились в путешествие из Валенсии на Сицилию в надежде встретить Добрых Людей. Но никаких следов маленького гнезда окситанской Церкви с епископом и Добрыми Женщинами, существовавшего там двадцать лет назад, в те времена, когда Пейре и Гийом Отье отправились туда, чтобы быть крещеными, они не обнаружили. С итальянской стороны Инквизиция тоже выигрывала битву за битвой. Через десять лет после костра Пейре Отье катарская Церковь была мертва.
Последние сожженные, о которых упоминается в документах, были рецидивистами, казненными на берегу Од в Каркассоне. В 1325 году была сожжена верующая Гильельма Турнье из Тараскона, а 8 июня 1329 - верующие Гийом Сэрр из Каркассона, Адам Бодет из Конке-сюр-Орбьель и Изарн Райнод из Альби.
Церковь преследуемых
Костер Пейре Отье, после которого были уничтожены почти все его товарищи, окончательно и бесповоротно означал смерть их Церкви. Все то долгое время, когда я работала над документами, я не могла понять, как можно найти другую причину для этой смерти, кроме как методического процесса ее уничтожения, который, как мы видели, не прекращался практически ни на день. Последняя катарская окситанская Церковь не совершала самоубийства, ни тем более, не умерла от жизненеспособности из-за «внутренней доктринальной слабости», как мы слишком часто читаем в трудах историографов старой католической традиции. Эта Церковь была сожжена живьем. Это первый вывод. Конечно, мы не будем на этом останавливаться.
Но Старший, на своем костре, Пейре Отье, привязанный к столбу и заваленный до пояса вязанками дров и соломой, Пейре Отье, который смело встретил мученическую смерть вместе со своим великолепным верующим Пейре Гийомом из Прюнет, смог ли он признать, что его Церковь умирает вместе с ним? Реалист в нем, без сомнения, признавал, что она обречена; оптимистический и энергичный устроитель, которым он себя показал, возможно, просчитал, что остается еще несколько Добрых Людей в этом мире, и что достаточно, чтобы были только двое из них - например, Пейре Санс и Пейре Фильс - чтобы восстановить Церковь. Но человек веры, которым он был по определению, не мог сомневаться, ни в том, что вечность принадлежит только Отцу Небесному, ни в том, что его благая Церковь однажды восторжествует. Зло, мир и время угаснут вместе, когда последняя душа, последний падший ангел, получивший утешение, вернется к Богу и Евангелию. Будучи дверью, открытой в небесную родину, Церковь не может умереть.
Добрый Человек Гийом Белибаст в своем иберийском изгнании в 1315-1320 годах донес до нас отголоски более земных надежд, - которые питали итальянские инакомыслящие, апостолики и фратичелли, у которых, по-видимому, были сторонники и в арагонских землях. Исходя из его слов, мы видим, что некоторые последние верные катаризма пытались, таким образом, поддерживать свою одинокую веру: «Восстанет новый Фридрих из рода королей Арагонских, который накормит своего коня с Римского алтаря. Тогда Римская Церковь будет унижена, а наша Церковь будет возвышена… Мы вновь будем проповедовать публично, и нас будут почитать»
[9] В этом втором десятилетии XIV века только арагонская династия со своими блистающими средиземноморскими коронами - королевства Майорки и Сицилии - все еще, кажется, сопротивлялась могущественному альянсу папства и Капетингов. Но Пейре Отье, скорее всего, не строил призрачных надежд такого рода.
Он умер, представляя Церковь апостолов. Послушаем-ка. Как не услышать, что те же слова, которые он говорил в 1302 году Пейре Маури, Пейре Отье шептал и в 1309 году своему последнему товарищу Пейре Гийому из Прюнет: «Брат мой, не удивляйтесь, что мир ненавидит нас, ибо он так же ненавидел Господа Нашего, которого он преследовал, как и апостолов Его…». Именно потому, что она ненавидима и преследуема властями мира сего, Церковь, которая бежит и прощает, показывает, что она - истинная Церковь Христа и апостолов. Согласно внутренней религиозной логике, опирающейся на Евангелие, этот акт веры является достаточно безжалостным критическим аргументом. Интересно, что он отражает также и почти историческое видение ситуации. Обличая от лица Церкви, которая бежит и прощает - Церкви Божьей - преступления Церкви, которая владеет и сдирает шкуру и которая является Церковью мира сего, Добрый Человек объективно присоединяется, исходя из его слов и представлений, к анализу современных медиевистов. Как и он, Роберт Мур видит в средневековом христианстве процесс зарождения и укрепления «общества преследования», основанного на обличении и отвержении - что является составной частью преследования - а также исключения целых групп людей (неверных, евреев, прокаженных, затем ведьм…», в первых рядах которых, начиная с XI века, были еретики
[10] Но видение Пейре Отье - религиозное, а не историческое и даже не философское. Мы можем быть уверены в том, что с высоты своей веры, из глубины своего костра он видел даже в том, что Инквизиция сжигает его, как она это сделала с его братьями, последнее доказательство того, что он находится в правде; он умер в абсолютной уверенности, что Римская Церковь - это не Церковь Христова, а его собственная Церковь - Церковь Добрых Людей - следует путем праведности и истины апостолов. «Ненавидимы и преследуемы по причине своей веры, которой мы твердо придерживаемся». Пейре Отье умер апостолом.
Как Дева Мария во тьме, Церковь в его глазах не могла перестать источать свет. Без сомнения, Добрый Человек допускал, что в этой буре ее свет может на время скрыться, но все равно он должен вновь загореться, ибо дело спасения Божьего не может пропасть в вечности. И именно его Церковь является депозитарием этого дела спасения. Эта Церковь всегда принципиально была Церковью преследуемых, потому что в этом мире апостолы Христовы могут быть только гонимы, как и их Учитель. Но она не может перестать хранить себя и хранить открытыми узкие врата вечного спасения. Таков был «взгляд без век» Пейре Отье на истину своей Церкви.
[1] Текст Генерального Сермон 1312 года опубликован в B.G.Limb, р. 98-176.
[2] Comptes royaux cit.
[3] Приговор Пейре Изабе, покойному рецидивисту, B.G.Limb, р. 177-178.
[4] Текст Генерального Сермон 1316 года опубликован в B.G.Limb, р. 183-208.
[5] Реестр Инквизиции Каркассона, 1320-1329 гг. Приговоры Жана де Бона и Жана Дюпра, BnF, Doat. 28; приговоры Анри де Шамиу и Доминика Грима, Doat. 27..
[6] Следует заметить, что из инвентарного описания XVIII века исчезнувших архивов Инквизиции Каркассона мы узнаем, что на протяжении всего XIV столетия все еще наблюдались как явления ереси, так и репрессии против них в том же регионе Восточного Лангедока. См. Brenon, Archipels, p.271-289.
[7] Счет расходов Мура Каркассона. Comptes royaux, t. 4, p.237-241, счета № 15056-15093.
[8] В том случае, если имя Petrus не означает как Perrotum в заметках на полях реестра Бернарда Ги, о которой говорится выше, всего лишь неверную расшифровку писарем инициала Р. имени Philippus - и что его следует писать как Philippus de Talayracho. Но это противоречит рассказу о смерти на костре Доброго Человека Фелипа, который кружил среди беженцев-верующих в Испании.
[9] Арнот Сикре, J.F. 783. Пейре Маури, J.F., 1011-1012. Речь идет о Доне Федерике, короле Сицилии, действительном арагонском наследнике великого Гогенштауфена.
[10] Robert Moore, La Persecution, sa formation en Europe, 950-1250, 10/18, 1997. См. также анализ Жана Флёри «Общества битвы».