Анн Бренон. Биография Пейре Отье. Часть 7. Страсти (1309-1310). Глава 26. Во власти Бернарда Ги.
26
ВО ВЛАСТИ БЕРНАРДА ГИ
Август 1309 года. Пейре Отье, Старшй Пейре из Акса, пленник инквизитора. Увещевательное послание от 10 августа раскрывает нам всю драму этого последнего и столь хрупкого подполья. Невозможная без обысков 25 июля и сжимающихся тисков расследований, операция середины августа против троих Добрых Людей, пойманных в Тулузен, закончилась тем, что Пейре Санс избежал инквизиторского правосудия, а Санса Меркадье от него избавила смерть - но она привела к поимке главы подпольщиков, Старшего их Церкви, одно имя которого символизировало всю эту ересь - Пейре Отье.
Пейре Отье, уже старый человек, находился в глубине застенков. Его привели в Тулузу, и он был во власти инквизитора Бернарда Ги. Но Жоффре д'Абли, инквизитор Каркассона, был немедленно проинформирован об удаче своего коллеги, поскольку это был успех их обоих, и они вместе должны были воспользоваться его плодами: он должен был присоединиться к процедуре. Что мы можем знать об условиях, в которых Старший находился в тюрьме? Следует ли воображать его в одиночестве и тьме, на влажной соломе на тюремном полу? Инквизитор долгое время будет держать его под рукой, без сомнения, допрашивать лично и тщательно, но также и использовать в разных случаях, особенно для перекрестных допросов других задержанных. Также нужно было предоставить узнику возможность писать, что подразумевало, как минимум, время от времени, наличие письменных приборов и достаточного количества света. Конечно же, его должны были регулярно приводить из застенков в залу для слушаний. Меняли ли они тогда место заключения или водили из Мура в дом Инквизиции и наоборот? Жил ли он иногда в общей зале? Исходя из того, какой интерес представлял арестованный, можно предположить, что его достаточно и пристойно кормили - то есть таким образом, чтобы он мог следовать воздержаниям своего ордена, так, чтобы он не отказывался из предосторожности от тюремной пищи, за исключением хлеба и воды.
Как это ни странно, мы знаем, как он был одет. В момент ареста на Пейре Отье был камзол цвета «тулузской пастели», то есть ткань была окрашена в особый синий цвет, что в ту эпоху было признаком относительной роскоши. Это был подарок Арнота Брю из Прюнета [1]. Мы знаем эту подробность из culpa несчастного верующего. Во время исповеди он тщательно избегал признаваться в этом инквизитору, и только сам Добрый Человек, трагический узник своего обета правды, сообщил об этом.
В доме Инквизиции
Хочется хотя бы знать, где находилось то место - или места - где Добрый Человек провел восемь месяцев, отделявших его арест и приговор. Из показаний перед Жоффре д’Абли и Жаком Фурнье можно наскрести несколько крох информации о том, где размещалась Инквизиция в Каркассоне и Памье. Но ничего такого по поводу Тулузы нельзя выяснить ни из приговоров Бернарда Ги, ни из его учебника Инквизиции - эти детали были ему не нужны, поскольку это знали все, кто использовал его тексты. Из свидетельств перед Инквизицией Каркассона и Памье можно определить разницу между помещением или Домом Инквизиции с залом, где давали показания обвиняемые, а также небольшими застенками, предназначенными для предварительного заключения, и собственно говоря Муром, настоящей инквизиторской тюрьмой, где наиболее тяжкие подозреваемые ожидали своих приговоров, а осужденные отбывали наказание (чаще всего, вечного заточения). Мур располагался несколько в стороне и на определенном расстоянии от Дома Инквизиции. В Каркассоне дом и башня Инквизиции венчала западные укрепления; Мур же располагался напротив, на берегах Од, недалеко от отмели, где сжигали людей, в квартале, который еще во время Революции принадлежал доминиканцам. В Памье, начиная с 1318 года, епископ-инквизитор, который был и великим строителем [2], вызывал подозреваемых свидетельствовать в высокую залу нового епископского дворца, который он построил в квартале castellas, в городе, совладельцем которого он был. Во время допросов всё записывалось в застенках его «епископской башни». И, наоборот, узники и осужденные, получившие приговор, были заключены в общих залах и тюремных помещениях епископского дворца Аламанс [3], в двух лье от Памье, где Жак Фурнье построил свой собственный Мур.
Намного меньше нам известно о том, где находились помещения Тулузской Инквизиции. Кажется, что инквизитор, как и его собратья, допрашивал подозреваемых в «Доме Инквизиции», прилегающем к первому монастырю Братьев-Проповедников. Он находился возле городских ворот, называемых «Воротами Инквизиции» - в начале улицы де ля Фондери на нынешней площади Салин [4]. Возможно, этот «Дом» располагал одной или несколькими залами для прослушивания и помещениями для предварительного заключения. Известно, что некоторые подозреваемые, которых вызывали свидетельствовать, - и которые не были арестованы «на основе мандата», могли достаточно долго ожидать перед воротами Дома Инквизиции, пока им не разрешали войти. Но этот прием, назначение которого состояло в том, чтобы заставить подозреваемых задуматься и привести их к покорности, был быстро заброшен. Собственно, Тулузский Мур занимал целую башню, которая входила в систему городских укреплений, недалеко от Нарбоннского замка, можно сказать, являясь частью самого этого замка - бывшего графского замка, уже некоторое время не используемого. Расстояние между Муром и Домом Инквизиции было, таким образом, относительно небольшим. Но, возможно, когда речь шла о таких ценных узниках, как Добрый Человек Пейре Отье, инквизиторы постарались сократить до минимума его передвижения и не рисковать тем, что он сбежит. Без сомнения, следует представить себе, что Пейре Отье, по крайней мере, первые месяцы своего плена находился под стражей в доме Инквизиции, чтобы пребывать в постоянном распоряжении инквизитора. Если его и перевели в Мур, то это, скорее всего, было в начале 1310 года, чтобы он ожидал там приговора, но точно ничего не ясно.
Чего на самом деле ожидали инквизиторы от такого важного узника, как Пейре Отье? Возможно, Жоффре д’Абли и Бернард Ги праздновали победу. Они поймали Старшего, несколько Добрых Людей еще находилось в бегах, но их все больше и больше отрезали от запуганных верующих, и они не могли надолго организовать какое-либо масштабное сопротивление. Конечно, инквизиторы рассчитывали на то, чтобы максимально «распиариться» на этой победе, и сделать из Старшего пример для христианского народа - или из его эффектного обращения, или из его поучительного приговора. Но действительно ли они надеялись на его обращение? Это не так уж невозможно, но это подразумевает попытку завязать диалог с узником, чтобы убедить того в том, что он теологически ошибается, так же, как и пустить в ход различного рода моральный и психологический прессинг, такой, как периоды длительной изоляции, сменяющиеся очными ставками с другими узниками.
Добрый Человек и инквизитор: диалог глухих?
Как свидетельствует сам Бернард Ги, вполне возможно, что инквизиторы и на самом деле могли надеяться или, по крайней мере, очень хотели бы обращения Старшего. Но, разумеется, эта надежда была тщетной. Вот как высказывается на эту тему сам инквизитор Тулузский в Наставлении инквизитору (Practica Inquisitionis), которое он написал несколько лет спустя для обучения своих собратьев, и которое являлось плодом его богатого опыта - особенно после того, как Пейре Отье провел практически рядом с ним, в его тюрьме, долгие месяцы. Бернард Ги говорит именно о длительном заключении Доброго Человека, что на первый взгляд может удивить.
Что касается «совершенных» еретиков, то у инквизиторов в обычае держать их под стражей долгое время, и по многим причинам. В первую очередь, для того, чтобы призывать их обратиться как можно большее количество раз, ибо их обращение особенно полезно, ведь обращение манихеев в целом искренне и редко бывает притворным; и когда они обращаются, они выявляют всё, открывают правду и выдают всех своих сообщников, а это чрезвычайно выгодно. Кроме того, все то время, пока эти «совершенные» еретики находятся в заключении, у их верующих и сообщников легче добиться признания, поскольку они доносят на самих себя и других из страха, что их выдадут еретики, буде те обратятся [5].
Описанная таким образом реальность выглядит простой, словно в черно-белом кино, где противостоят добрые и злые герои на фоне сурового, но скорого правосудия. Следует привести еретика путем убеждения или различных видов давления к отречению, выгода от которого является двойной, потому что можно ожидать, что он многих выдаст. И наоборот, если он останется твердым в своих заблуждениях и откажется отречься, его судьба предрешена заранее. Вот что сразу же добавляет инквизитор:
Но если после многочисленных попыток увещевания и предложений обратиться еретики отказываются вернуться [к вере], и остаются закоренелыми, им произносится приговор, и их передают на суд светской власти.
Как известно, Пейре Отье действительно был передан в руки светской власти; таким образом, уже ясно, что попытка его обращения, которая на протяжении восьми месяцев осуществлялась инквизиторами, если она действительно была, провалилась: Добрый Человек отказался отречься. Но был ли на самом деле между ними хоть какой-нибудь диалог - то есть, обмен информацией, спор и даже конфронтация - между Бернардом Ги и Пейре Отье? Пытался ли первый привести второго к признанию его ошибок, а второй категорично заявить о своей вере? Такая черно-белая картина не столь уж неправдоподобна. Приговор Пейре Отье, сохранившийся в большом реестре Бернарда Ги, является полным каталогом теологических заблуждений: Старший описывается как настоящий ересиарх, которого обвиняют только в отклонениях от веры, а не в подробностях его противоправных действий, как в случае простых верующих. Из его приговора мы не можем ничего узнать о жизни и подпольных дорогах Пейре Отье, в отличие от стольких его верных в Лаурагес и Тулузен. Словно бы допрос Доброго Человека инквизитором касался только положения его доктрины.
Конечно, к нашему разочарованию, этот каталог ересей является слишком общим и схематичным, и не несет даже тени оригинальности. Не стоит и ожидать того, чтобы обнаружить там новые доктринальные элементы. Более того, кажется, что этот каталог незаметно подсовывает нам уже готовые инквизиторские формулировки, взятые из более старых полемических антиеретических книг. Но мы тут же выявляем два очень важных момента.
Прежде всего, имеем ли мы дело с чисто юридической формулировкой? Инквизитор заявляет, что слышал все эти ошибки/ужасы из уст самого Пейре Отье:
Все эти заблуждения, а скорее, ужасы, сколь же мерзостные, сколь и преступные, изрекал ты, Пейре Отье, еретик, и мы в страхе слушали, как ты произносил их своими устами, и многие другие слышали от тебя множество раз те же заблуждения [6]…
Текст приговора также предполагает - но опять, является ли это простой юридической формальностью? - что в этой официозной попытке обращения еретика участвовала целая коллегия клириков и тулузской знати:
Ты не желал ни отказываться от этих заблуждений, ни оставить их, ни принять в свое сердце веру Церкви Римской, ни исповедовать ее своими устами, но наоборот, ты отвергал ее самым постыдным образом, хотя мы, и многие другие ученые люди, церковные и светские, множество раз увещевали и просили тебя оставить свои заблуждения, примириться с Церковью Римскою и следовать истинной вере…
Как ни вообразить себе эту впечатляющую сцену под сводчатым кирпичным потолком дома тулузской Инквизиции: еретик, один против всех, непокорный Галилей, отвергающий аргументы и не страшащийся запугивания властей, несмотря на угрозу костра, исповедует свою веру и отказывается отречься. Хотелось бы представить настоящую дискуссию, когда обе стороны обмениваются аргументами, а не простую формальность, когда победоносная Инквизиция кратко представляет перед свидетелями нераскаявшегося еретика. Но читая комментарии a posteriori, которые оставил сам Бернард Ги по поводу верований Пейре Отье на страницах Учебника инквизитора, мы понимаем, что инквизитор не очень-то заботился, чтобы углубляться во все эти подробности. Его оценка «заблуждений», дословно изъятых из приговора Пейре Отье - это всего лишь воспроизведение общих мест доминиканской антиеретической пропаганды XIII века - где настойчиво говорится, к примеру, о вере в «двух богов» и «секте и ереси манихеев» [7]. Но не стоит забывать, что целью автора Учебника было предоставить своим коллегам краткий практический очерк заблуждений, жестов и обрядов еретиков, которых они должны были ловить, а не писать мемуары о вере Пейре Отье.
[1] Culpa Арнота Брю, Мур, B.G.Limb, 74-75.
[2] Кроме построек в Памье, Жак Фурнье, избранный Папой в 1332 году под именем Бенедикта XII, начал работы по строительству папского дворца в Авиньоне. К сожалению, castellas Памье, то есть замки графа и епископа в настоящее время полностью разрушены.
[3] Сегодня Ля Тур дю Крю (департамент Арьеж). Тур, то есть башня, это название, сохранившее память о Муре Жака Фурнье. Это здание было разрушено, по-видимому, в восемнадцатом столетии. См. мою книгу Inquisition, а также Les Cites sarrasines, roman vrai de Peire Maury de Montaillou. L’Hydre Editions, 2003 .
[4] Возможно, это был просто дом, который теперь называют домом Святого Доминика, и который считается первым домом, подаренный ордену товарищем Доминика Пьером Сельяном, и используемый первыми инквизиторами. Этот дом находится на улице де ля Фондери.
[5] Bernard Gui, Manuel de l’inquisiteur, Ed. G.Mollat, I, p. 16-17.
[6] Приговор Пейре Отье, B.G.Limb, 92-94.
[7] Bernard Gui, Manuel de l’inquisiteur, Ed. G.Mollat, I, p. 1--11.
ВО ВЛАСТИ БЕРНАРДА ГИ
Август 1309 года. Пейре Отье, Старшй Пейре из Акса, пленник инквизитора. Увещевательное послание от 10 августа раскрывает нам всю драму этого последнего и столь хрупкого подполья. Невозможная без обысков 25 июля и сжимающихся тисков расследований, операция середины августа против троих Добрых Людей, пойманных в Тулузен, закончилась тем, что Пейре Санс избежал инквизиторского правосудия, а Санса Меркадье от него избавила смерть - но она привела к поимке главы подпольщиков, Старшего их Церкви, одно имя которого символизировало всю эту ересь - Пейре Отье.
Пейре Отье, уже старый человек, находился в глубине застенков. Его привели в Тулузу, и он был во власти инквизитора Бернарда Ги. Но Жоффре д'Абли, инквизитор Каркассона, был немедленно проинформирован об удаче своего коллеги, поскольку это был успех их обоих, и они вместе должны были воспользоваться его плодами: он должен был присоединиться к процедуре. Что мы можем знать об условиях, в которых Старший находился в тюрьме? Следует ли воображать его в одиночестве и тьме, на влажной соломе на тюремном полу? Инквизитор долгое время будет держать его под рукой, без сомнения, допрашивать лично и тщательно, но также и использовать в разных случаях, особенно для перекрестных допросов других задержанных. Также нужно было предоставить узнику возможность писать, что подразумевало, как минимум, время от времени, наличие письменных приборов и достаточного количества света. Конечно же, его должны были регулярно приводить из застенков в залу для слушаний. Меняли ли они тогда место заключения или водили из Мура в дом Инквизиции и наоборот? Жил ли он иногда в общей зале? Исходя из того, какой интерес представлял арестованный, можно предположить, что его достаточно и пристойно кормили - то есть таким образом, чтобы он мог следовать воздержаниям своего ордена, так, чтобы он не отказывался из предосторожности от тюремной пищи, за исключением хлеба и воды.
Как это ни странно, мы знаем, как он был одет. В момент ареста на Пейре Отье был камзол цвета «тулузской пастели», то есть ткань была окрашена в особый синий цвет, что в ту эпоху было признаком относительной роскоши. Это был подарок Арнота Брю из Прюнета [1]. Мы знаем эту подробность из culpa несчастного верующего. Во время исповеди он тщательно избегал признаваться в этом инквизитору, и только сам Добрый Человек, трагический узник своего обета правды, сообщил об этом.
В доме Инквизиции
Хочется хотя бы знать, где находилось то место - или места - где Добрый Человек провел восемь месяцев, отделявших его арест и приговор. Из показаний перед Жоффре д’Абли и Жаком Фурнье можно наскрести несколько крох информации о том, где размещалась Инквизиция в Каркассоне и Памье. Но ничего такого по поводу Тулузы нельзя выяснить ни из приговоров Бернарда Ги, ни из его учебника Инквизиции - эти детали были ему не нужны, поскольку это знали все, кто использовал его тексты. Из свидетельств перед Инквизицией Каркассона и Памье можно определить разницу между помещением или Домом Инквизиции с залом, где давали показания обвиняемые, а также небольшими застенками, предназначенными для предварительного заключения, и собственно говоря Муром, настоящей инквизиторской тюрьмой, где наиболее тяжкие подозреваемые ожидали своих приговоров, а осужденные отбывали наказание (чаще всего, вечного заточения). Мур располагался несколько в стороне и на определенном расстоянии от Дома Инквизиции. В Каркассоне дом и башня Инквизиции венчала западные укрепления; Мур же располагался напротив, на берегах Од, недалеко от отмели, где сжигали людей, в квартале, который еще во время Революции принадлежал доминиканцам. В Памье, начиная с 1318 года, епископ-инквизитор, который был и великим строителем [2], вызывал подозреваемых свидетельствовать в высокую залу нового епископского дворца, который он построил в квартале castellas, в городе, совладельцем которого он был. Во время допросов всё записывалось в застенках его «епископской башни». И, наоборот, узники и осужденные, получившие приговор, были заключены в общих залах и тюремных помещениях епископского дворца Аламанс [3], в двух лье от Памье, где Жак Фурнье построил свой собственный Мур.
Намного меньше нам известно о том, где находились помещения Тулузской Инквизиции. Кажется, что инквизитор, как и его собратья, допрашивал подозреваемых в «Доме Инквизиции», прилегающем к первому монастырю Братьев-Проповедников. Он находился возле городских ворот, называемых «Воротами Инквизиции» - в начале улицы де ля Фондери на нынешней площади Салин [4]. Возможно, этот «Дом» располагал одной или несколькими залами для прослушивания и помещениями для предварительного заключения. Известно, что некоторые подозреваемые, которых вызывали свидетельствовать, - и которые не были арестованы «на основе мандата», могли достаточно долго ожидать перед воротами Дома Инквизиции, пока им не разрешали войти. Но этот прием, назначение которого состояло в том, чтобы заставить подозреваемых задуматься и привести их к покорности, был быстро заброшен. Собственно, Тулузский Мур занимал целую башню, которая входила в систему городских укреплений, недалеко от Нарбоннского замка, можно сказать, являясь частью самого этого замка - бывшего графского замка, уже некоторое время не используемого. Расстояние между Муром и Домом Инквизиции было, таким образом, относительно небольшим. Но, возможно, когда речь шла о таких ценных узниках, как Добрый Человек Пейре Отье, инквизиторы постарались сократить до минимума его передвижения и не рисковать тем, что он сбежит. Без сомнения, следует представить себе, что Пейре Отье, по крайней мере, первые месяцы своего плена находился под стражей в доме Инквизиции, чтобы пребывать в постоянном распоряжении инквизитора. Если его и перевели в Мур, то это, скорее всего, было в начале 1310 года, чтобы он ожидал там приговора, но точно ничего не ясно.
Чего на самом деле ожидали инквизиторы от такого важного узника, как Пейре Отье? Возможно, Жоффре д’Абли и Бернард Ги праздновали победу. Они поймали Старшего, несколько Добрых Людей еще находилось в бегах, но их все больше и больше отрезали от запуганных верующих, и они не могли надолго организовать какое-либо масштабное сопротивление. Конечно, инквизиторы рассчитывали на то, чтобы максимально «распиариться» на этой победе, и сделать из Старшего пример для христианского народа - или из его эффектного обращения, или из его поучительного приговора. Но действительно ли они надеялись на его обращение? Это не так уж невозможно, но это подразумевает попытку завязать диалог с узником, чтобы убедить того в том, что он теологически ошибается, так же, как и пустить в ход различного рода моральный и психологический прессинг, такой, как периоды длительной изоляции, сменяющиеся очными ставками с другими узниками.
Добрый Человек и инквизитор: диалог глухих?
Как свидетельствует сам Бернард Ги, вполне возможно, что инквизиторы и на самом деле могли надеяться или, по крайней мере, очень хотели бы обращения Старшего. Но, разумеется, эта надежда была тщетной. Вот как высказывается на эту тему сам инквизитор Тулузский в Наставлении инквизитору (Practica Inquisitionis), которое он написал несколько лет спустя для обучения своих собратьев, и которое являлось плодом его богатого опыта - особенно после того, как Пейре Отье провел практически рядом с ним, в его тюрьме, долгие месяцы. Бернард Ги говорит именно о длительном заключении Доброго Человека, что на первый взгляд может удивить.
Что касается «совершенных» еретиков, то у инквизиторов в обычае держать их под стражей долгое время, и по многим причинам. В первую очередь, для того, чтобы призывать их обратиться как можно большее количество раз, ибо их обращение особенно полезно, ведь обращение манихеев в целом искренне и редко бывает притворным; и когда они обращаются, они выявляют всё, открывают правду и выдают всех своих сообщников, а это чрезвычайно выгодно. Кроме того, все то время, пока эти «совершенные» еретики находятся в заключении, у их верующих и сообщников легче добиться признания, поскольку они доносят на самих себя и других из страха, что их выдадут еретики, буде те обратятся [5].
Описанная таким образом реальность выглядит простой, словно в черно-белом кино, где противостоят добрые и злые герои на фоне сурового, но скорого правосудия. Следует привести еретика путем убеждения или различных видов давления к отречению, выгода от которого является двойной, потому что можно ожидать, что он многих выдаст. И наоборот, если он останется твердым в своих заблуждениях и откажется отречься, его судьба предрешена заранее. Вот что сразу же добавляет инквизитор:
Но если после многочисленных попыток увещевания и предложений обратиться еретики отказываются вернуться [к вере], и остаются закоренелыми, им произносится приговор, и их передают на суд светской власти.
Как известно, Пейре Отье действительно был передан в руки светской власти; таким образом, уже ясно, что попытка его обращения, которая на протяжении восьми месяцев осуществлялась инквизиторами, если она действительно была, провалилась: Добрый Человек отказался отречься. Но был ли на самом деле между ними хоть какой-нибудь диалог - то есть, обмен информацией, спор и даже конфронтация - между Бернардом Ги и Пейре Отье? Пытался ли первый привести второго к признанию его ошибок, а второй категорично заявить о своей вере? Такая черно-белая картина не столь уж неправдоподобна. Приговор Пейре Отье, сохранившийся в большом реестре Бернарда Ги, является полным каталогом теологических заблуждений: Старший описывается как настоящий ересиарх, которого обвиняют только в отклонениях от веры, а не в подробностях его противоправных действий, как в случае простых верующих. Из его приговора мы не можем ничего узнать о жизни и подпольных дорогах Пейре Отье, в отличие от стольких его верных в Лаурагес и Тулузен. Словно бы допрос Доброго Человека инквизитором касался только положения его доктрины.
Конечно, к нашему разочарованию, этот каталог ересей является слишком общим и схематичным, и не несет даже тени оригинальности. Не стоит и ожидать того, чтобы обнаружить там новые доктринальные элементы. Более того, кажется, что этот каталог незаметно подсовывает нам уже готовые инквизиторские формулировки, взятые из более старых полемических антиеретических книг. Но мы тут же выявляем два очень важных момента.
Прежде всего, имеем ли мы дело с чисто юридической формулировкой? Инквизитор заявляет, что слышал все эти ошибки/ужасы из уст самого Пейре Отье:
Все эти заблуждения, а скорее, ужасы, сколь же мерзостные, сколь и преступные, изрекал ты, Пейре Отье, еретик, и мы в страхе слушали, как ты произносил их своими устами, и многие другие слышали от тебя множество раз те же заблуждения [6]…
Текст приговора также предполагает - но опять, является ли это простой юридической формальностью? - что в этой официозной попытке обращения еретика участвовала целая коллегия клириков и тулузской знати:
Ты не желал ни отказываться от этих заблуждений, ни оставить их, ни принять в свое сердце веру Церкви Римской, ни исповедовать ее своими устами, но наоборот, ты отвергал ее самым постыдным образом, хотя мы, и многие другие ученые люди, церковные и светские, множество раз увещевали и просили тебя оставить свои заблуждения, примириться с Церковью Римскою и следовать истинной вере…
Как ни вообразить себе эту впечатляющую сцену под сводчатым кирпичным потолком дома тулузской Инквизиции: еретик, один против всех, непокорный Галилей, отвергающий аргументы и не страшащийся запугивания властей, несмотря на угрозу костра, исповедует свою веру и отказывается отречься. Хотелось бы представить настоящую дискуссию, когда обе стороны обмениваются аргументами, а не простую формальность, когда победоносная Инквизиция кратко представляет перед свидетелями нераскаявшегося еретика. Но читая комментарии a posteriori, которые оставил сам Бернард Ги по поводу верований Пейре Отье на страницах Учебника инквизитора, мы понимаем, что инквизитор не очень-то заботился, чтобы углубляться во все эти подробности. Его оценка «заблуждений», дословно изъятых из приговора Пейре Отье - это всего лишь воспроизведение общих мест доминиканской антиеретической пропаганды XIII века - где настойчиво говорится, к примеру, о вере в «двух богов» и «секте и ереси манихеев» [7]. Но не стоит забывать, что целью автора Учебника было предоставить своим коллегам краткий практический очерк заблуждений, жестов и обрядов еретиков, которых они должны были ловить, а не писать мемуары о вере Пейре Отье.
[1] Culpa Арнота Брю, Мур, B.G.Limb, 74-75.
[2] Кроме построек в Памье, Жак Фурнье, избранный Папой в 1332 году под именем Бенедикта XII, начал работы по строительству папского дворца в Авиньоне. К сожалению, castellas Памье, то есть замки графа и епископа в настоящее время полностью разрушены.
[3] Сегодня Ля Тур дю Крю (департамент Арьеж). Тур, то есть башня, это название, сохранившее память о Муре Жака Фурнье. Это здание было разрушено, по-видимому, в восемнадцатом столетии. См. мою книгу Inquisition, а также Les Cites sarrasines, roman vrai de Peire Maury de Montaillou. L’Hydre Editions, 2003 .
[4] Возможно, это был просто дом, который теперь называют домом Святого Доминика, и который считается первым домом, подаренный ордену товарищем Доминика Пьером Сельяном, и используемый первыми инквизиторами. Этот дом находится на улице де ля Фондери.
[5] Bernard Gui, Manuel de l’inquisiteur, Ed. G.Mollat, I, p. 16-17.
[6] Приговор Пейре Отье, B.G.Limb, 92-94.
[7] Bernard Gui, Manuel de l’inquisiteur, Ed. G.Mollat, I, p. 1--11.