Анн Бренон. Биография Пейре Отье. Часть 7. Страсти (1309-1310). Глава 25. Арест. Окончание
Гильельма
На заброшенном хуторе после ухода Санса Меркадье Старший принял последнего посетителя. Свидетельство Перрена Мауреля, подтвержденное словами его золовки Жоанны, которые остаются у нас, если мы пропустим через сито исследования culpae, фактически указывают на то, что «дочь еретика Пейре Отье, о которой я слышал, что ее называли Гильельмой, посетила означенного еретика Пейре; она оставалась там очень немного времени, и еретик ушел с нею…» Бургундец добавляет: «На следующий день означенный еретик Пейре Отье был арестован» [1] Это была последняя в высшей степени трогательная, но тщетная попытка спасти старого отверженного апостола. Представляется весьма очевидным, что она была осуществлена его дочерью, преданной верующей, которая со своим мужем Раймондом Сартром в ближайшей деревне Буийяк управляла подпольным очагом Церкви, где встречались Добрые Люди и проводники.
Итак, Гильельма тщетно пыталась спасти гонимого отца и сделать так, чтобы он мог бежать из своего ставшего небезопасным укрытия. Мы ничего больше не знаем о том, как все это происходило, поскольку, как это ни странно, ни Гильельма, ни Раймонд Сартр не появляются в списке осужденных Бернардом Ги. Также ничего не дошло до нас из их показаний; хотя возможно, что эта пара, которая была родом из Сабартес, арестованная тулузской Инквизицией, была впоследствии передана Инквизиции Каркассона, а почти все архивы последней исчезли. Если только не предположить, что после ареста Пейре Отье Раймонду Сартру и его жене удалось бежать - например, в Гасконь, и о них забыли.
Но можем ли мы быть уверенными в том, кем именно была молодая женщина, которая тщетно попыталась спасти Пейре Отье? Прежде всего, мы знаем, что настоящее имя жены Раймонда Сартра было Гайларда, а не Гильельма. Но правда и то, что эта Гайларда Отье из Сабартес в Тулузен предпочитала называться Гильельмой Сартр. Таким образом, Пейре Отье, многодетному отцу, приписывают как минимум трех дочерей по имени Гильельма. Две из них были законные - супруга Арнота Тиссейра, нотариуса и врача из Лордата, и супруга Раймонда Сартра, жившего в Тулузен. Такое же имя носила и его внебрачная дочь, которая была замужем за Гийомом Караматом из Тараскона, племянником Бертрана де Тэ. Возможно, в случае хозяйки Буийяка ее побудили поменять имя мотивы безопасности (но тогда мы можем задать вопрос о том, действительно ли фамилия ее мужа была Сартр).
Самое удивительное в том, что Перрен Маурель, кажется, был не очень уверен в том, кем именно являлась посетительница. Формулировка его culpa позволяет предположить, что это та самая молодая женщина, которая была ему известна как дочь Доброго Человека, на что указывает ее имя Гильельма. Однако Перрен Маурель и все его домочадцы, конечно же, прекрасно знали чету Сартров: для них Гильельма и Раймонд были практически соседями, и живя в Буийяке, они принадлежали к той же подпольной сети верующих. Без сомнения, осторожность формулировки, применяемой Бургундцем, объясняется его заботой по максимуму обелить себя перед инквизитором: он мог дать понять, что не слишком часто встречался с семьей еретика. Но еще более удивительным является свидетельство Пейре Маури, пастуха из Монтайю, который дал показания в 1324 году перед инквизитором Памье. По его словам, он не испытывал никаких сомнений в том, что молодая женщина по имени Гильельма, которая пыталась спасти Пейре Отье, есть ни кто иная, как его сестра Гильельма Маури. Вот как он упоминает о судьбе последней:
Больше я ее не видел… В последствии она была арестована с Пейре Отье, покойным еретиком, и уведена в Мур Тулузы, а затем ее перевели в Каркассон [2].
Конечно, пастух не участвовал непосредственно в событиях, о которых рассказывает: в то трагическое лето 1309 года он вместе со своей отарой был на пиренейских пастбищах, после чего надолго поселился на испанской стороне. Но будучи особо активным верующим, он всегда оставался, даже за Пиренеями, в тесной связи с последним катарским подпольем. В особенности с Гийомом Белибастом, который хорошо знал его младшую сестру Гильельму. Таким образом, мы можем считать его свидетельство обоснованным. Впрочем, нет ничего удивительного в том, что Гильельма Маури, которая, как мы видели, была вовлечена в деятельность подполья в Рабастене и Тулузен до такой степени, что переодевалась в мальчика для исполнения секретной миссии в Сабартес, упоминается среди последних верующих, активно поддерживающих гонимого Старшего. Кроме того, как и указывает показание ее брата, абсолютно нормальным является то, что арестованная Гильельма после временного пребывания в Муре Тулузы была переведена к Жоффре д'Абли. Ведь она была прихожанкой Монтайю, и подпадала под юрисдикцию Инквизиции Каркассона. Это может объяснять то, что о ней нет никаких упоминаний в приговорах Бернарда Ги, а также то, что ее судьба осталась туманной из-за утраты архивов Инквизиции Каркассона.
К сожалению, эта красивая история о попытке спасения Пейре Отье юной крестьянкой из его краев тоже, в свою очередь, ставится под сомнение в свете других данных. Прежде всего, Гильельма Маури вряд ли смогла сойти за Гильельму Сартр в глазах Бургундцев, которые, как уже упоминалось, прекрасно знали дочь Пейре Отье. Таким образом, следует предположить, что свидетели, дающие показания перед Бернардом Ги, пытались играть в какую-то сложную, но бесполезную игру. Кроме того, culpa Боны Думенк, дамы из Сен-Жан-л'Эрм, дочери Бланки де Фергюс, рассказавшей инквизитору, что она дала Гильельме Маури камзол своего сына Пейре, достаточно ясно указывает, что означенная Гильельма не была арестована в Гаскони вместе с Пейре Отье, но в ее доме, в Тулузен:
Item, после того, как она, означенная Бона, исповедовалась в ереси в первый раз, с того самого времени она принимала и укрывала в своем доме означенную Гильельму в течение всего лета, зная, что она - верующая и подруга еретиков, и все это продолжалось, пока означенная Гильельма не была арестована по ордеру инквизитора [3].
Поскольку, по-видимому, Бона Думенк давала показания в ноябре 1308 года, из ее слов следует, что Гильельма Маури была арестована в ее доме под конец лета 1308 года. Годом позже, в трагическом месяце августе 1309 года обе они были узницами во власти Инквизиции, ожидая своих приговоров: Бона Думенк в застенках Мура Тулузы, а Гильельма Маури - в застенках Мура Каркассона. Мы не знаем, что случилось с Гильельмой. Бона Думенк, мужественно сопротивлявшаяся допросам Бернарда Ги, была осуждена на Мур 5 апреля 1310 года, в то время, как ее сестра Жентильс Барра из Тулузы была сожжена как рецидивистка.
Таким образом, мы не имеем доказательств информации, полученной Пейре Маури в его изгнании. Возможно, когда она передавалась из уст в уста верующими от Тулузы до самых высоких гор, то Гильельма Сартр (в Сабартес известная как Гайларда Отье), каким-то образом превратилась в Гильельму Маури. Как бы там ни было, пастух знал главное: его младшая сестра принадлежала к тулузской подпольной сети Пейре Отье, и погибла вместе с ней - фактически, приблизительно в то же время, как Пейре Бернье и Сердана Фор. И если самому Пейре Отье мог быть дарован последний образ свободы, то это, конечно, было лицо его дочери Гильельмы, которая последовала за ним далеко от родных гор в его опасном и захватывающем служении. Прощаясь с молодой женщиной и уходя в свое последнее путешествие, на хутор к братьям Бургундцам, Старший не утратил ничего из своего достоинства. Он передал Арноту Cantacorbt «три турских ливра серебром за его гостеприимство» [4].
На следующий день он был арестован. Мы не знаем, было ли у Гильельмы время бежать. Возможно, оба беглеца направлялись на запад, может быть, через Буийяк, но в любом случае, к Гаскони, где приюты во Флеранс или Комдоме могли еще их принять. Без сомнения, когда они столкнулись с людьми Инквизиции, то они были уже достаточно далеко от хутора, и поэтому инквизитор не заподозрил ничего и не арестовал его обитателей немедленно. Однако следующей зимой оба Бургундца и их жены, как и многие другие, присоединились к Старшему в Тулузском Муре.
Монтайю
В те же 1308-09 годы, когда Бернард Ги систематически разорял подпольные сети Церкви в Тулузен и Лаурагес, Жоффре д'Абли, полностью координируя действия со своим собратом, проводил операции в Сабартес - как, возможно, и на всей территории Каркассес, которая находилась под его юрисдикцией. Мы намного меньше осведомлены о масштабах его операций - его расследований, розысков, торжественных Сермон, приговоров - чем у Бернарда Ги. Однако и то, что осталось после потери архивов, достаточно красноречиво, особенно когда мы можем сравнивать его действия в перспективе с действиями Бернарда Ги на севере и западе.
Двойной костер Жаума Отье и рецидивистки Гильельмы Кристоль в Каркассоне в начале марта 1309 года стал вехой начала периода интенсивной инквизиторской активности. Возможно, что сын Старшего, умело допрашиваемый инквизитором, остерегался лгать, следуя священному обету правды Добрых Людей, вследствие чего на свет вышли многочисленные подпольные секреты. Поскольку его служение проходило как в Тулузен и Сабартес, так и в Лаурагес и Разес, эта информация могла стать причиной расследований как Жоффре д'Абли, так и Бернарда Ги. Возможно, именно информация, которую Жоффре д'Абли узнал от Жаума Отье и передал Бернарду Ги, привлекла внимание тулузского инквизитора к важному очагу верующих, а именно к Бопёй, которое до тех пор избегало обысков. На это указывает culpa Раймонды Маурель, жены Арнота Cantacorbt, одной из хозяек хутора. Там есть упоминание о том, что она исповедовалась в феврале 1310 года после длительного периода заключения, поскольку она долго упорствовала и не признавалась. Писарь Инквизиции уточняет, что Раймонда «явственно не полностью призналась, если верить подробной информации, полученной по ее поводу от еретиков Пейре и Жаума Отье, а также от других верующих» [5].
Жаум Отье действительно знал все о семье Раймонды, об Альгюйе из Мирпуа на Тарне, а, возможно, и о consolament Бараньоны Пейре в Бопёй в доме четы Маурель Cantacorbt. Но что касается графства Фуа - мог ли он сообщить инквизитору Каркассона то, чего другие уже не сказали до него? Именитых людей Сабартес методически допрашивали - его дядья и кузены-нотариусы, молодые люди из знатных семей, судейские, от де Роде до Изаур, первыми из катарского общества оказались перед Жоффре д'Абли. А затем следствие добралось и до крестьян в деревнях на карнизах. Летом 1308 г. первая облава в Монтайю привела к инквизиторам четырех близких родственников Добрых Людей. Им было известно, что отныне графская власть на стороне Инквизиции, и им нечего было ожидать, и не на что было надеяться. А в Каркассоне загорелись костры.
Именно в этот контекст следует поместить вторую «великую» облаву в Монтайю, которая произошла почти в то же время, как и арест на границах Гаскони Старшего Церкви Пейре Отье.
Жоффре д'Абли как раз допросил и внес в реестр показания молодого аристократа, а именно Пейре де Люзенака. И эти показания, возможно, завершили выдачу Инквизиции секретов катарской интеллигенции Сабартес. Вызванный Жоффре д'Абли для дачи показаний в Каркассон 28 ноября 1308 года, бывший студент, ставший адвокатом при графском дворе Тараскона, свидетельствовал с чрезвычайным усердием, написав признания собственной рукой и передав их инквизитору. 17 января он вновь был вызван для дачи показаний и продолжил свои признания - к сожалению, рукопись прерывается до того, как заканчиваются его разоблачения. И это лишает нас огромного количества подробной информации, которой не преминул воспользоваться инквизитор [6]. Провозгласив подчинение инквизиторскому порядку, озабоченный тем, чтобы не слишком сильно разворошить улей ереси, молодой юрист отныне сделался рьяным сотрудником Жоффре д’Абли. Можно побиться об заклад, что он пытался добиться снисхождения трибунала, пообещав ему, как Гийом-Пейре Кавалье и некоторые другие, выдать Добрых Людей.
Мы видим, что он лично участвовал в полицейской операции в Монтайю летом 1309 года - по крайней мере, если верить жительнице деревни Раймонде Гильйо. В 1321 году она вспоминает перед Жаком Фурнье: «В то время Пейре де Люзенак прибыл в Монтайю, чтобы арестовать этих еретиков/вариант этих храбрых людей» [7]. Эта грандиозная зачистка имела военное подкрепление со стороны графских гарнизонов Лордата и Тараскона, подчиняясь приказам нового кастеляна Арнота Сикре. Но возглавляли ее люди Инквизиции - начальник стражи Мура Каркассона Жак де Полиньяк и его люди, а также Пейре де Люзенак. Об этой облаве сегодня известно только благодаря реестру Жака Фурнье, составленному через двенадцать-пятнадцать лет после событий. Согласно показаниям допрашиваемых, дата этой облавы размещается между 15 августа (праздник Успения Богородицы) и 8 сентября (праздник Рождества Богородицы). Кроме того, современные историки приводят разные годы этой облавы - 1307, 1308 или 1309.
Лично я полагаю, что это произошло в 1309 году. Для этого вывода у меня было несколько причин, которые я привела в своей книге Инквизиция в Монтайю и которые в принципе ставят факты в логическую цепочку. Прежде всего, хронологические элементы, происходящие из надежных и точных показаний Пейре Маури и Гийома Маурса - которых это в данном случае коснулось лично - без сомнения, указывают на лето 1309 года. В частности, Пейре Маури четко указывает на то, что эта облава произошла после побега из Каркассона Добрых Людей Фелипа де Талайрака и Гийома Белибаста. А этот побег можно датировать только весной 1309 года. К тому же было бы противоречивым полагать, что операция такого размаха была задействована инквизитором до того, как он провел предварительные расследования по Сабартес. Операция в Монтайю явно была организована после расследования 1308-1309 года, и была его следствием: она не могла ни предварять это расследование, ни происходить одновременно с ним. Впрочем, указание на присутствие Пейре де Люзенака среди руководителей этой операции - если это имело место - без сомнения, означает, что эта зачистка произошла после того, как он сам давал показания перед инквизитором - то есть после зимы 1308-1309 годов.
А вот сделать выбор с определением даты между 15 августа и 8 сентября 1309 года очень сложно, и мы здесь, скорей всего, воздержимся. Следует помнить, что в то же самое время Бернард Ги нанес окончательный удар подпольным структурам, которые еще защищали подпольных Добрых Людей в Тулузен. Жоффре д'Абли действовал столь же решительно в Сабартес, и возможно, они пользовались общими досье. Во время этой второй зачистки в Монтайю было арестовано все взрослое население деревни и помещено во двор графского замка, который доминировал над этой «окситанской деревней». После первого отбора, подозреваемых отвели в Каркассон, чтобы они дали показания перед инквизиторами. К сожалению, от всех этих процедурных документов не сохранилось ничего. Косвенно мы узнали, что дети, оставленные на произвол судьбы, отправились искать защиты у дальних родственников; что тот или иной житель или жительница деревни вернулись назад после дачи показаний, но, не дожидаясь приговора, перешли перевалы, отправившись в бегство за Пиренеи; что такой-то или такая-то умерли в Муре, а такой-то вернулся умирать в деревню с крестами. Что такие-то дома были разрушены, такие-то трупы эксгумированы, такие-то рецидивисты сожжены.
Возможно, как и во время масштабных облав на день Святого Иакова в Тулузен, инквизитор надеялся, что в Монтайю будут арестованы Добрые Люди - но опять эта надежда была тщетной. Именно в этом плане сотрудничество с Инквизицией Пейре де Люзенака обретает смысл и становится полезным: ведь молодой адвокат лично знал всех Добрых Людей, он мог их узнать даже переодетыми и лучше, чем другие арестованные верующие, изобличить их. Это именно то, что предполагала Раймонда Гильйо: Пейре де Люзенак явился в Монтайю, чтобы «разыскать и арестовать еретиков». Но как мы знаем, он их не обнаружил.
Оставались ли еще Добрые Люди в Сабартес? Мы видели, что они бежали при первых преследованиях в Тулузен в 1308 году. Вернулся ли впоследствии кто-нибудь из них в горные укрытия, когда тиски стали неумолимо сжиматься и в Тулузском краю? Мы не знаем, где прятались Андрю, Амиель, Гийом, Раймонд, Арнот этим ужасным летом 1309 года. К тому же, после ужесточения акций Жоффре д’Абли, который организовал операцию в Монтайю, они вновь вынуждены были бежать на север, где практически всех их поймали. Филипп из Кустауссы сам мужественно оставил свое каталонское убежище и присоединился к своим братьям вплоть до собственного мученического костра.
Но вернемся к Пейре де Люзенаку. Возможно, еще до того, как он прибыл в Монтайю, в окружении графских солдат и инквизиторских слуг, тем утром 15 августа или 8 сентября 1309 года, этот предатель-аристократ из Сабартес несколькими днями ранее уже продемонстрировал свое умение и полезность инквизитору Тулузы. Свидетельство - слух, который все еще кружил через десть с лишним лет среди бывших верующих Сабартес, приписывает (ошибочно или правдоподобно?) Пейре де Люзенаку прямую ответственность за арест Пейре Отье.
В городе Аксе в 1321 году еще говорили о старом нотариусе, ставшем Добрым Человеком. Раймонд Вайссьер сказал однажды Жоану Барра, что этот епископ-инквизитор - Жак Фурнье - который сжег тогда в Памье двух вальденсов, «поступил так же плохо, как и Пейре де Люзенак, когда из-за него арестовали Пейре Отье» [8]. Конечно, это - уникальное свидетельство и, без сомнения, из первых рук. Но приговоры Бернарда Ги в информации касательно ареста Старшего не дают никаких данных, которые могли бы подтвердить или опровергнуть эти слова. Однако они не кажутся такими уж неправдоподобными. Инквизиторы Каркассона и Тулузы работали рука об руку. Жоффре д'Абли вполне мог послать Бернарду Ги своего нового осведомителя, способного узнать и указать пальцем на беглеца - ведь тулузские солдаты и клерки не знали его в лицо, а упорствующие верующие, которыми был переполнен тулузский Мур, еще долго бы отказывались доносить.
Если на границах Гаскони, вдали от родных гор последний лик свободы для Пейре Отье воплотился в любящем взгляде его дочери Гильельмы, то возможно и то, что трагический конец его пути во всей своей грубой реальности материализовался для него в чертах молодого дворянина де Люзенака, выходца из той же интеллигенции Сабартес и его бывшего ученика. Того, с которым он когда-то встретился взглядом в Тулузе в квартале Матабю на заре своего великого возвращения. По-видимому, он до сих пор оставался все тем же изворотливым и в то же время застенчивым человеком. Но отныне ренегатом [9].
[1] Culpa Перена Мауреля, Op.cit.
[2] Пейре Маури перед Жаком Фурнье, J.F. 948.
[3] Culpa Боны Думенк, Мур, B.G.Limb, 60.
[4] Culpa Арнота Мауреля, Op.cit.
[5] Culpa Раймонды Маурель, Op.cit.
[6] Показания Пейре де Люзенака, которые будут использованы ниже, взяты со страниц 369-393 издания G.A.Pal реестра Инквизиции Жоффре д'Абли.
[7] Раймонда Гильйо перед Жаком Фурнье, J.F. 479 и 481.
[8] Раймонд Вайссьер, J.F. 356 Речь идет о костре вальденса Раймонда де ля Кот и его кормилицы Агнес Франку.
[9] В королевских счетах сенешальства Каркассон отмечено, что в 1312 году среди 61 узника Мура родом из графства Фуа (счет 15069) фигурируют три брата де Люзенака: Гийом, Гайлард и Пейре. Это демонстрирует, что либо слухи о Пейре де Люзенаке были беспочвенны, либо молодой юрист не смог, несмотря на свою службу, добиться полного снятия наказания инквизитора. Известно только, что в 1320-х годах в Сабартес у него была репутация предателя.
На заброшенном хуторе после ухода Санса Меркадье Старший принял последнего посетителя. Свидетельство Перрена Мауреля, подтвержденное словами его золовки Жоанны, которые остаются у нас, если мы пропустим через сито исследования culpae, фактически указывают на то, что «дочь еретика Пейре Отье, о которой я слышал, что ее называли Гильельмой, посетила означенного еретика Пейре; она оставалась там очень немного времени, и еретик ушел с нею…» Бургундец добавляет: «На следующий день означенный еретик Пейре Отье был арестован» [1] Это была последняя в высшей степени трогательная, но тщетная попытка спасти старого отверженного апостола. Представляется весьма очевидным, что она была осуществлена его дочерью, преданной верующей, которая со своим мужем Раймондом Сартром в ближайшей деревне Буийяк управляла подпольным очагом Церкви, где встречались Добрые Люди и проводники.
Итак, Гильельма тщетно пыталась спасти гонимого отца и сделать так, чтобы он мог бежать из своего ставшего небезопасным укрытия. Мы ничего больше не знаем о том, как все это происходило, поскольку, как это ни странно, ни Гильельма, ни Раймонд Сартр не появляются в списке осужденных Бернардом Ги. Также ничего не дошло до нас из их показаний; хотя возможно, что эта пара, которая была родом из Сабартес, арестованная тулузской Инквизицией, была впоследствии передана Инквизиции Каркассона, а почти все архивы последней исчезли. Если только не предположить, что после ареста Пейре Отье Раймонду Сартру и его жене удалось бежать - например, в Гасконь, и о них забыли.
Но можем ли мы быть уверенными в том, кем именно была молодая женщина, которая тщетно попыталась спасти Пейре Отье? Прежде всего, мы знаем, что настоящее имя жены Раймонда Сартра было Гайларда, а не Гильельма. Но правда и то, что эта Гайларда Отье из Сабартес в Тулузен предпочитала называться Гильельмой Сартр. Таким образом, Пейре Отье, многодетному отцу, приписывают как минимум трех дочерей по имени Гильельма. Две из них были законные - супруга Арнота Тиссейра, нотариуса и врача из Лордата, и супруга Раймонда Сартра, жившего в Тулузен. Такое же имя носила и его внебрачная дочь, которая была замужем за Гийомом Караматом из Тараскона, племянником Бертрана де Тэ. Возможно, в случае хозяйки Буийяка ее побудили поменять имя мотивы безопасности (но тогда мы можем задать вопрос о том, действительно ли фамилия ее мужа была Сартр).
Самое удивительное в том, что Перрен Маурель, кажется, был не очень уверен в том, кем именно являлась посетительница. Формулировка его culpa позволяет предположить, что это та самая молодая женщина, которая была ему известна как дочь Доброго Человека, на что указывает ее имя Гильельма. Однако Перрен Маурель и все его домочадцы, конечно же, прекрасно знали чету Сартров: для них Гильельма и Раймонд были практически соседями, и живя в Буийяке, они принадлежали к той же подпольной сети верующих. Без сомнения, осторожность формулировки, применяемой Бургундцем, объясняется его заботой по максимуму обелить себя перед инквизитором: он мог дать понять, что не слишком часто встречался с семьей еретика. Но еще более удивительным является свидетельство Пейре Маури, пастуха из Монтайю, который дал показания в 1324 году перед инквизитором Памье. По его словам, он не испытывал никаких сомнений в том, что молодая женщина по имени Гильельма, которая пыталась спасти Пейре Отье, есть ни кто иная, как его сестра Гильельма Маури. Вот как он упоминает о судьбе последней:
Больше я ее не видел… В последствии она была арестована с Пейре Отье, покойным еретиком, и уведена в Мур Тулузы, а затем ее перевели в Каркассон [2].
Конечно, пастух не участвовал непосредственно в событиях, о которых рассказывает: в то трагическое лето 1309 года он вместе со своей отарой был на пиренейских пастбищах, после чего надолго поселился на испанской стороне. Но будучи особо активным верующим, он всегда оставался, даже за Пиренеями, в тесной связи с последним катарским подпольем. В особенности с Гийомом Белибастом, который хорошо знал его младшую сестру Гильельму. Таким образом, мы можем считать его свидетельство обоснованным. Впрочем, нет ничего удивительного в том, что Гильельма Маури, которая, как мы видели, была вовлечена в деятельность подполья в Рабастене и Тулузен до такой степени, что переодевалась в мальчика для исполнения секретной миссии в Сабартес, упоминается среди последних верующих, активно поддерживающих гонимого Старшего. Кроме того, как и указывает показание ее брата, абсолютно нормальным является то, что арестованная Гильельма после временного пребывания в Муре Тулузы была переведена к Жоффре д'Абли. Ведь она была прихожанкой Монтайю, и подпадала под юрисдикцию Инквизиции Каркассона. Это может объяснять то, что о ней нет никаких упоминаний в приговорах Бернарда Ги, а также то, что ее судьба осталась туманной из-за утраты архивов Инквизиции Каркассона.
К сожалению, эта красивая история о попытке спасения Пейре Отье юной крестьянкой из его краев тоже, в свою очередь, ставится под сомнение в свете других данных. Прежде всего, Гильельма Маури вряд ли смогла сойти за Гильельму Сартр в глазах Бургундцев, которые, как уже упоминалось, прекрасно знали дочь Пейре Отье. Таким образом, следует предположить, что свидетели, дающие показания перед Бернардом Ги, пытались играть в какую-то сложную, но бесполезную игру. Кроме того, culpa Боны Думенк, дамы из Сен-Жан-л'Эрм, дочери Бланки де Фергюс, рассказавшей инквизитору, что она дала Гильельме Маури камзол своего сына Пейре, достаточно ясно указывает, что означенная Гильельма не была арестована в Гаскони вместе с Пейре Отье, но в ее доме, в Тулузен:
Item, после того, как она, означенная Бона, исповедовалась в ереси в первый раз, с того самого времени она принимала и укрывала в своем доме означенную Гильельму в течение всего лета, зная, что она - верующая и подруга еретиков, и все это продолжалось, пока означенная Гильельма не была арестована по ордеру инквизитора [3].
Поскольку, по-видимому, Бона Думенк давала показания в ноябре 1308 года, из ее слов следует, что Гильельма Маури была арестована в ее доме под конец лета 1308 года. Годом позже, в трагическом месяце августе 1309 года обе они были узницами во власти Инквизиции, ожидая своих приговоров: Бона Думенк в застенках Мура Тулузы, а Гильельма Маури - в застенках Мура Каркассона. Мы не знаем, что случилось с Гильельмой. Бона Думенк, мужественно сопротивлявшаяся допросам Бернарда Ги, была осуждена на Мур 5 апреля 1310 года, в то время, как ее сестра Жентильс Барра из Тулузы была сожжена как рецидивистка.
Таким образом, мы не имеем доказательств информации, полученной Пейре Маури в его изгнании. Возможно, когда она передавалась из уст в уста верующими от Тулузы до самых высоких гор, то Гильельма Сартр (в Сабартес известная как Гайларда Отье), каким-то образом превратилась в Гильельму Маури. Как бы там ни было, пастух знал главное: его младшая сестра принадлежала к тулузской подпольной сети Пейре Отье, и погибла вместе с ней - фактически, приблизительно в то же время, как Пейре Бернье и Сердана Фор. И если самому Пейре Отье мог быть дарован последний образ свободы, то это, конечно, было лицо его дочери Гильельмы, которая последовала за ним далеко от родных гор в его опасном и захватывающем служении. Прощаясь с молодой женщиной и уходя в свое последнее путешествие, на хутор к братьям Бургундцам, Старший не утратил ничего из своего достоинства. Он передал Арноту Cantacorbt «три турских ливра серебром за его гостеприимство» [4].
На следующий день он был арестован. Мы не знаем, было ли у Гильельмы время бежать. Возможно, оба беглеца направлялись на запад, может быть, через Буийяк, но в любом случае, к Гаскони, где приюты во Флеранс или Комдоме могли еще их принять. Без сомнения, когда они столкнулись с людьми Инквизиции, то они были уже достаточно далеко от хутора, и поэтому инквизитор не заподозрил ничего и не арестовал его обитателей немедленно. Однако следующей зимой оба Бургундца и их жены, как и многие другие, присоединились к Старшему в Тулузском Муре.
Монтайю
В те же 1308-09 годы, когда Бернард Ги систематически разорял подпольные сети Церкви в Тулузен и Лаурагес, Жоффре д'Абли, полностью координируя действия со своим собратом, проводил операции в Сабартес - как, возможно, и на всей территории Каркассес, которая находилась под его юрисдикцией. Мы намного меньше осведомлены о масштабах его операций - его расследований, розысков, торжественных Сермон, приговоров - чем у Бернарда Ги. Однако и то, что осталось после потери архивов, достаточно красноречиво, особенно когда мы можем сравнивать его действия в перспективе с действиями Бернарда Ги на севере и западе.
Двойной костер Жаума Отье и рецидивистки Гильельмы Кристоль в Каркассоне в начале марта 1309 года стал вехой начала периода интенсивной инквизиторской активности. Возможно, что сын Старшего, умело допрашиваемый инквизитором, остерегался лгать, следуя священному обету правды Добрых Людей, вследствие чего на свет вышли многочисленные подпольные секреты. Поскольку его служение проходило как в Тулузен и Сабартес, так и в Лаурагес и Разес, эта информация могла стать причиной расследований как Жоффре д'Абли, так и Бернарда Ги. Возможно, именно информация, которую Жоффре д'Абли узнал от Жаума Отье и передал Бернарду Ги, привлекла внимание тулузского инквизитора к важному очагу верующих, а именно к Бопёй, которое до тех пор избегало обысков. На это указывает culpa Раймонды Маурель, жены Арнота Cantacorbt, одной из хозяек хутора. Там есть упоминание о том, что она исповедовалась в феврале 1310 года после длительного периода заключения, поскольку она долго упорствовала и не признавалась. Писарь Инквизиции уточняет, что Раймонда «явственно не полностью призналась, если верить подробной информации, полученной по ее поводу от еретиков Пейре и Жаума Отье, а также от других верующих» [5].
Жаум Отье действительно знал все о семье Раймонды, об Альгюйе из Мирпуа на Тарне, а, возможно, и о consolament Бараньоны Пейре в Бопёй в доме четы Маурель Cantacorbt. Но что касается графства Фуа - мог ли он сообщить инквизитору Каркассона то, чего другие уже не сказали до него? Именитых людей Сабартес методически допрашивали - его дядья и кузены-нотариусы, молодые люди из знатных семей, судейские, от де Роде до Изаур, первыми из катарского общества оказались перед Жоффре д'Абли. А затем следствие добралось и до крестьян в деревнях на карнизах. Летом 1308 г. первая облава в Монтайю привела к инквизиторам четырех близких родственников Добрых Людей. Им было известно, что отныне графская власть на стороне Инквизиции, и им нечего было ожидать, и не на что было надеяться. А в Каркассоне загорелись костры.
Именно в этот контекст следует поместить вторую «великую» облаву в Монтайю, которая произошла почти в то же время, как и арест на границах Гаскони Старшего Церкви Пейре Отье.
Жоффре д'Абли как раз допросил и внес в реестр показания молодого аристократа, а именно Пейре де Люзенака. И эти показания, возможно, завершили выдачу Инквизиции секретов катарской интеллигенции Сабартес. Вызванный Жоффре д'Абли для дачи показаний в Каркассон 28 ноября 1308 года, бывший студент, ставший адвокатом при графском дворе Тараскона, свидетельствовал с чрезвычайным усердием, написав признания собственной рукой и передав их инквизитору. 17 января он вновь был вызван для дачи показаний и продолжил свои признания - к сожалению, рукопись прерывается до того, как заканчиваются его разоблачения. И это лишает нас огромного количества подробной информации, которой не преминул воспользоваться инквизитор [6]. Провозгласив подчинение инквизиторскому порядку, озабоченный тем, чтобы не слишком сильно разворошить улей ереси, молодой юрист отныне сделался рьяным сотрудником Жоффре д’Абли. Можно побиться об заклад, что он пытался добиться снисхождения трибунала, пообещав ему, как Гийом-Пейре Кавалье и некоторые другие, выдать Добрых Людей.
Мы видим, что он лично участвовал в полицейской операции в Монтайю летом 1309 года - по крайней мере, если верить жительнице деревни Раймонде Гильйо. В 1321 году она вспоминает перед Жаком Фурнье: «В то время Пейре де Люзенак прибыл в Монтайю, чтобы арестовать этих еретиков/вариант этих храбрых людей» [7]. Эта грандиозная зачистка имела военное подкрепление со стороны графских гарнизонов Лордата и Тараскона, подчиняясь приказам нового кастеляна Арнота Сикре. Но возглавляли ее люди Инквизиции - начальник стражи Мура Каркассона Жак де Полиньяк и его люди, а также Пейре де Люзенак. Об этой облаве сегодня известно только благодаря реестру Жака Фурнье, составленному через двенадцать-пятнадцать лет после событий. Согласно показаниям допрашиваемых, дата этой облавы размещается между 15 августа (праздник Успения Богородицы) и 8 сентября (праздник Рождества Богородицы). Кроме того, современные историки приводят разные годы этой облавы - 1307, 1308 или 1309.
Лично я полагаю, что это произошло в 1309 году. Для этого вывода у меня было несколько причин, которые я привела в своей книге Инквизиция в Монтайю и которые в принципе ставят факты в логическую цепочку. Прежде всего, хронологические элементы, происходящие из надежных и точных показаний Пейре Маури и Гийома Маурса - которых это в данном случае коснулось лично - без сомнения, указывают на лето 1309 года. В частности, Пейре Маури четко указывает на то, что эта облава произошла после побега из Каркассона Добрых Людей Фелипа де Талайрака и Гийома Белибаста. А этот побег можно датировать только весной 1309 года. К тому же было бы противоречивым полагать, что операция такого размаха была задействована инквизитором до того, как он провел предварительные расследования по Сабартес. Операция в Монтайю явно была организована после расследования 1308-1309 года, и была его следствием: она не могла ни предварять это расследование, ни происходить одновременно с ним. Впрочем, указание на присутствие Пейре де Люзенака среди руководителей этой операции - если это имело место - без сомнения, означает, что эта зачистка произошла после того, как он сам давал показания перед инквизитором - то есть после зимы 1308-1309 годов.
А вот сделать выбор с определением даты между 15 августа и 8 сентября 1309 года очень сложно, и мы здесь, скорей всего, воздержимся. Следует помнить, что в то же самое время Бернард Ги нанес окончательный удар подпольным структурам, которые еще защищали подпольных Добрых Людей в Тулузен. Жоффре д'Абли действовал столь же решительно в Сабартес, и возможно, они пользовались общими досье. Во время этой второй зачистки в Монтайю было арестовано все взрослое население деревни и помещено во двор графского замка, который доминировал над этой «окситанской деревней». После первого отбора, подозреваемых отвели в Каркассон, чтобы они дали показания перед инквизиторами. К сожалению, от всех этих процедурных документов не сохранилось ничего. Косвенно мы узнали, что дети, оставленные на произвол судьбы, отправились искать защиты у дальних родственников; что тот или иной житель или жительница деревни вернулись назад после дачи показаний, но, не дожидаясь приговора, перешли перевалы, отправившись в бегство за Пиренеи; что такой-то или такая-то умерли в Муре, а такой-то вернулся умирать в деревню с крестами. Что такие-то дома были разрушены, такие-то трупы эксгумированы, такие-то рецидивисты сожжены.
Возможно, как и во время масштабных облав на день Святого Иакова в Тулузен, инквизитор надеялся, что в Монтайю будут арестованы Добрые Люди - но опять эта надежда была тщетной. Именно в этом плане сотрудничество с Инквизицией Пейре де Люзенака обретает смысл и становится полезным: ведь молодой адвокат лично знал всех Добрых Людей, он мог их узнать даже переодетыми и лучше, чем другие арестованные верующие, изобличить их. Это именно то, что предполагала Раймонда Гильйо: Пейре де Люзенак явился в Монтайю, чтобы «разыскать и арестовать еретиков». Но как мы знаем, он их не обнаружил.
Оставались ли еще Добрые Люди в Сабартес? Мы видели, что они бежали при первых преследованиях в Тулузен в 1308 году. Вернулся ли впоследствии кто-нибудь из них в горные укрытия, когда тиски стали неумолимо сжиматься и в Тулузском краю? Мы не знаем, где прятались Андрю, Амиель, Гийом, Раймонд, Арнот этим ужасным летом 1309 года. К тому же, после ужесточения акций Жоффре д’Абли, который организовал операцию в Монтайю, они вновь вынуждены были бежать на север, где практически всех их поймали. Филипп из Кустауссы сам мужественно оставил свое каталонское убежище и присоединился к своим братьям вплоть до собственного мученического костра.
Но вернемся к Пейре де Люзенаку. Возможно, еще до того, как он прибыл в Монтайю, в окружении графских солдат и инквизиторских слуг, тем утром 15 августа или 8 сентября 1309 года, этот предатель-аристократ из Сабартес несколькими днями ранее уже продемонстрировал свое умение и полезность инквизитору Тулузы. Свидетельство - слух, который все еще кружил через десть с лишним лет среди бывших верующих Сабартес, приписывает (ошибочно или правдоподобно?) Пейре де Люзенаку прямую ответственность за арест Пейре Отье.
В городе Аксе в 1321 году еще говорили о старом нотариусе, ставшем Добрым Человеком. Раймонд Вайссьер сказал однажды Жоану Барра, что этот епископ-инквизитор - Жак Фурнье - который сжег тогда в Памье двух вальденсов, «поступил так же плохо, как и Пейре де Люзенак, когда из-за него арестовали Пейре Отье» [8]. Конечно, это - уникальное свидетельство и, без сомнения, из первых рук. Но приговоры Бернарда Ги в информации касательно ареста Старшего не дают никаких данных, которые могли бы подтвердить или опровергнуть эти слова. Однако они не кажутся такими уж неправдоподобными. Инквизиторы Каркассона и Тулузы работали рука об руку. Жоффре д'Абли вполне мог послать Бернарду Ги своего нового осведомителя, способного узнать и указать пальцем на беглеца - ведь тулузские солдаты и клерки не знали его в лицо, а упорствующие верующие, которыми был переполнен тулузский Мур, еще долго бы отказывались доносить.
Если на границах Гаскони, вдали от родных гор последний лик свободы для Пейре Отье воплотился в любящем взгляде его дочери Гильельмы, то возможно и то, что трагический конец его пути во всей своей грубой реальности материализовался для него в чертах молодого дворянина де Люзенака, выходца из той же интеллигенции Сабартес и его бывшего ученика. Того, с которым он когда-то встретился взглядом в Тулузе в квартале Матабю на заре своего великого возвращения. По-видимому, он до сих пор оставался все тем же изворотливым и в то же время застенчивым человеком. Но отныне ренегатом [9].
[1] Culpa Перена Мауреля, Op.cit.
[2] Пейре Маури перед Жаком Фурнье, J.F. 948.
[3] Culpa Боны Думенк, Мур, B.G.Limb, 60.
[4] Culpa Арнота Мауреля, Op.cit.
[5] Culpa Раймонды Маурель, Op.cit.
[6] Показания Пейре де Люзенака, которые будут использованы ниже, взяты со страниц 369-393 издания G.A.Pal реестра Инквизиции Жоффре д'Абли.
[7] Раймонда Гильйо перед Жаком Фурнье, J.F. 479 и 481.
[8] Раймонд Вайссьер, J.F. 356 Речь идет о костре вальденса Раймонда де ля Кот и его кормилицы Агнес Франку.
[9] В королевских счетах сенешальства Каркассон отмечено, что в 1312 году среди 61 узника Мура родом из графства Фуа (счет 15069) фигурируют три брата де Люзенака: Гийом, Гайлард и Пейре. Это демонстрирует, что либо слухи о Пейре де Люзенаке были беспочвенны, либо молодой юрист не смог, несмотря на свою службу, добиться полного снятия наказания инквизитора. Известно только, что в 1320-х годах в Сабартес у него была репутация предателя.