Анн Бренон. Биография Пейре Отье. Часть 5. Старший Пейре из Акса. Глава 18. В подполье
V
СТАРШИЙ ПЕЙРЕ ИЗ АКСА
18
В ПОДПОЛЬЕ
Старый человек, вернувшийся из Италии, - в 1300 году, напомним, ему было между пятьюдесятью пятью и шестьюдесятью годами - это бывший именитый человек. Ученый клерк по образованию, сегодня бы сказали интеллектуал, он был из тех, кто привык первенствовать, кто имел доступ к высшим сферам власти. Скорее всего, он сохранил свойственные его окружению манеры, некоторую куртуазию, некоторую изящность слога, поведения, уверенности в себе. Но бывший нотариус стал Добрым Человеком. Это значит, что в глазах мира он должен был стать святым. Чтобы встать во главе и говорить от имени религиозного ордена, отстаивавшего свое право на спасение Божье, на апостольское наследие, Старший Пейре из Акса должен был забыть, и он забыл нотариуса Пейре Отье. Своим обращением он превзошел прежнего человека. И даже если его манеры, может быть, выдавали в нем человека высшего общества, говорил и действовал в нем человек Божий. Потому что только в этой перспективе - привести как можно больше душ к спасению и восстановить свою Церковь - следует пытаться понять то, что его вдохновляло: мужество и безумство веры, которая им двигала, неустанное упорство каждого его жеста, шага, слова. В облике бывшего нотариуса, обладающего теми же человеческими и интеллектуальными качествами, скрывался апостол.
Если мы хотим следовать за всеми подробностями повседневной жизни подпольного проповедника Пейре Отье, необходимо погрузиться вместе с ним в реальное окружение и течение его религиозной жизни; в весь этот корпус правил, обязанностей, запретов и аскезы, а также соединить это с контекстом особой практики. Во времена Пейре Отье эта практика уже не выставлялась на свет Божий, в открытых религиозных домах, как это было столетием назад, но жила в тени, под маской, в ожидании доноса, в братском тепле и трепете тайных свіязей между верующими. Это был мир света и тени, который, в конце концов, расследования Инквизиции извлекли на свет и уничтожили.
Образы подполья
Но эта жизнь в вечной борьбе, чтобы спасать души и сеять доброе слово, прежде всего, была подчинена безустанной бдительности, призванной воспрепятствовать возможным шпионам и доносителям. Таким образом, это была жизнь в постоянном движении, смене адресов, тайных убежищ, где Добрый Человек Пейре оставался на несколько дней и ночей, максимум на две недели - по крайней мере, в восходящий период его служения. В Сабартес, Тулузен или Разес мы видим его вездесущим, без устали пускающимся в путь, проповедующим, утешающим, увещевающим, организующим.
Добрый Человек Пейре, как и его братья, никогда не передвигался без проводника. Некоторые проводники были великими профессионалами своего дела, знавшими все пути-дороги, которыми можно было добраться из Сабартес в Тулузен, из Лаурагес в Разес, и даже в Ломбардию; другие сопровождали Добрых Людей от случая к случаю. Каждый верующий, и даже верующая, могли быть потенциальными проводниками. Каждый день, когда какие-то не совсем понятные люди, возможно, друзья верующих, уведомленные третьими лицами о присутствии Доброго Человека, искали место, где он находился, чтобы убедить его уделить consolament умирающей матери, Добрый Человек не мог отказаться подвергнуть себя опасности. В то же время, он не уходил один в ночь с неизвестными: он пользовался эскортом местных верующих, готовых идти вперед и даже самим первыми стучать в двери места назначения, чтобы выявить возможную ловушку - и если нужно, дать схватить себя вместо Доброго Человека. Так однажды в 1307 году Гийом Фалькет, сопровождая Доброго Человека, вместо умирающей наткнулся на людей инквизитора [1].
Предусматривая необходимость перемещений в процессе странствующего пастырского служения, Старший, возраст которого все больше и больше давал о себе знать с течением времени, часто передвигался верхом на муле или на лошади каких-нибудь верующих, если уровень жизни принимавших его людей позволял это. Животных потом возвращали обратно хозяину. Можно представить себе, что иногда это было настоящим переездом из одного дома в другой. Старший, прибыв по назначению, тут же требовал специального места для книг. До самого конца своего пути Пейре Отье, кажется, питал огромную страсть к книгам - Библии, теологические катарские книги, ритуалы, следовали за ним до последнего убежища.
В доме верующих Старшего принимали как можно почетнее, и устраивали самым удобным для него способом. Как правило, он жил в закрывающейся комнате, спал на кровати - на одном из этих средневековых лож, которые он обычно с кем-нибудь делил - с другим Добрым Человеком, с проводником, с хозяином дома или с гостем-верующим, которому хотели оказать особую честь. В обвинениях - culpаe - среди грехов, которые инквизитор перечисляет для осуждения верующих женщин, постоянно встречаются проявления заботы о Добрых Людях: такая-то стелила им постель, стирала их белье, готовила или шила для них, или даже собирала для них пожертвования.
Старший, как и его братья, благодаря заботам верующих, в особенности женщин, всегда был чистым и ухоженным. Он был выбрит - как правило, это делал умелый верующий, а не профессиональный брадобрей, который мог выдать его подпольное местонахождение; его белье всегда поддерживалось в хорошем состоянии; регулярно ему поставлялась новая одежда, которую часто покупали на его собственные деньги, или же шили из купленных или подаренных тканей. Чтобы почтить его, некоторые верующие делали ему подарки большой ценности. Пейре Корб из Тараскона подарил ему шубу из черного каракуля, которую Старший долгое время носил между рубахой и камзолом [2], зимой в Тулузен или Лаурагес; дама Жентиль Барра, из Тулузы, сделала для него красивые, подбитые мехом сапоги [3]; Арнот Бру, из Прюнет, подарил ему красивый синий камзол [4].
Благодаря расследованиям Инквизиции, нам хорошо известен гардероб Пейре Отье. Это был разнообразный и относительно роскошный гардероб, a priori не напоминающий одеяние подпольного монаха. Давно уже минули те времена, когда катарские монахи, Добрые Мужчины и Добрые Женщины, которых Инквизиция с определенностью называла «облеченными еретиками», могли свободно вести посвященную Богу жизнь в общинных домах, одетые в суровые монашеские одежды - насколько нам известно, черного цвета. Отныне преследуемые еретики должны были покориться правилам подполья и примерять на себя самые разнообразные личины, чтобы не привлекать внимания. Там, где их знали или могли узнать - а для Пейре, Гийома и Жаума Отье это было Сабартес - когда их срочно призывали для consolament ad mortem, Добрые Люди передвигались ночью. В других местах, в Тулузе, в Лаурагес, в Нижнем Керси, или когда приходилось долго путешествовать, они показывались среди бела дня. Но они имели тысячи лиц, тысячи всевозможных масок. Но Старший Пейре Отье, по-видимому, предпочитал, если возможно, обычную одежду богатых горожан.
От своей прежней жизни нотариуса Старший, быть может, сохранил вкус к элегантному облачению - в особенности, к головным уборам. Можно вспомнить шелковый головной убор, который он однажды подарил Пейре де Люзенаку, после того, как носил его сам, или льняную шапку, которую так хотел получить в подарок от него рыцарь Отон дю Кастель из Рабата. Под этой вроде бы показной элегантностью, возможно, очень естественной для бывшего человека высшего света, разумеется, следует видеть заботу о том, чтобы не напоминать странствующего монаха. В других случаях, даже в многолюдном городе Тулузе, в 1300 году, Пейре Отье, уже старого человека, видели в одежде работника [5]. В обществе пастухов Разес, в Арке и Лиму, он принимал облик барышника - торговца скотом - или агента сеньора, одеваясь, таким образом, наиболее удобно и практично, и при этом, несмотря на свой обет абсолютного ненасилия, вооружившись мечом [6].
По этому поводу один из верующих в Сабартес, с особо хорошо подвешенным языком, в своей исповеди перед Жаком Фурнье дает нам возможность увидеть, с какой лукавой осторожностью Добрые Люди иногда носили меч, словно театральный реквизит, и при этом еще умудрялись не нарушать своего обета правды:
Я слышал от Арнота… что однажды еретик носил меч. Когда я его спросил, зачем этот еретик носил меч, ведь он же не мог им защищаться, он ответил, что если бы кто-нибудь напал на этого еретика, то последний вынул бы меч из ножен и сказал: «Если ты приблизишься ко мне, то умрешь», имея в виду не то, что он убьет этим мечом нападающего, но что этот нападающий все равно когда-нибудь умрет... [7]
Кроме меча, могли быть еще и другие аксессуары, чтобы завершить переодевание: железное орудие на плече у Пейре Отье в предместье Тулузы; топоры и большие баландраны дровосеков, развевающиеся плащи, коричневые с бежевой подкладкой, одетые сверху на синий и зеленый камзолы, в которых Гийом Отье и Андрю из Праде однажды бежали из окруженной солдатами Монтайю [8]. Возможно, когда Добрый Человек Пейре Отье провел вместе со своим проводником ночь в бедном доме в долине Аску, похвалив вкус хлеба, выпеченного женщинами гор, он был одет как пиренейский крестьянин: мы только знаем, что у него был синий капюшон…
Однако в Тулузен Старший Пейре из Акса выглядел как собрат нотариуса Пейре Отье. Лучшей возможной иллюстрацией условий подполья, где зафиксировано рвение верующих, являются приговоры инквизитора Бернарда Ги. Вот, например, возьмем culpae семьи Гаск, из Варенн, на севере Тулузен, осужденной в 1310 году [9]. Это была богатая семья: старая мать, вдова, ее старший женатый сын, который умел читать, и их слуга. Пример очень выразительный, но не одиночный.
Бернат Гаск, хозяин дома, часто видел Добрых Людей - «еретиков», как, разумеется, написано в инквизиторском тексте - и слушал их проповеди против веры Римской Церкви и ее таинств. Он принимал в своем доме, причем в течение многих дней, Пейре Отье, которого он кормил и содержал на свои средства. Однажды он отправился в Гасконь, в Буильяк, искать Пейре Отье, чтобы сопровождать его до Верльяка на своей вьючной лошади - спокойной животине; в другой раз, он приготовил и оседлал ту же лошадь для Пейре Отье, который ездил на ней на свою родину в Сабартес.
Однажды Пейре Отье дал ему пару перчаток из оленьей кожи, чтобы он переделал их в футляр для книги. К тому же, Бернат хранил у себя больше года книги Пейре Отье и перечитывал те, которые ему больше нравились. В Монтобане, на собранные Пейре Отье деньги, он купил отрез пана, бархатистой ткани, расшитой полосатым узором, чтобы выкроить камзол для Доброго Человека. В другой раз, с другим верующим, он принес из Тулузы два свертка зеленой материи, чтобы сшить камзол и капюшон для Пейре Отье: он даже купил материал для обшивки этого камзола и капюшона. И наконец, он привел многих к вере Добрых Людей…
Бернада, его мать, вдова Раймонда Гаска, видела и слышала проповеди еретика - мы будем говорить Доброго Человека - Пейре Отье, как у себя дома, так и у своего сына, где он жил много дней и ночей, и кормился из имущества их семьи. Она была связана с ним через convenensa счастливого конца. Она стелила постель Доброму Человеку; она также стирала его рубаху и штаны. Она ела хлеб, благословленный им, и участвовала в consolament своей племянницы Раймонды, из рук того же Пейре Отье…
Их слуга, Робер Жерот, участвовал в семейных встречах с Пейре Отье, выказывал ему свою преданность и слушал его проповеди. Он также склонился к вере Доброго Человека и заключил с ним convenensa. Он сопровождал его множество раз, как днем, так и ночью, и часто приносил ему, от имени своего хозяина, различные подношения. Это он приводил к Пейре Отье лошадь, приготовленную Бернатом Гаском, и вел ее под уздцы. В другой раз он передал одному из зятьев Бараньоны Пейре от Пейре Отье четыре ливра мелкими монетами, чтобы обменять их на белые турские ливры…
Вся эта семья, как и многие другие, была предана Доброму Человеку. Сам он, хоть и стареющий человек, тем не менее, обладал и манерами, и благовоспитанностью; хорошо выбритый, с льняным или шелковым головным убором, одетый как богатый горожанин, в полосатые, зеленые, синие ткани с шитьем; закутанный зимой в свою черную каракулевую шубу и обутый в теплые, подбитые мехом сапоги; он передвигался на лошади, иногда с мечом на поясе, всегда с эскортом верных. Таким предстает перед нами Пейре Отье, святой человек и Старший подпольной катарской Церкви, по следам которого вскоре ринутся все агенты Южной Инквизиции.
.
«Орден еретиков»
При всей своей элегантности и прекрасных манерах, Пейре Отье, Старший Пейре из Акса, целиком и полностью был человеком Божьим. Несмотря на опасности, несмотря на постоянное странничество, на которое обрекало его подполье, он должен был жить общинной жизнью, молиться в установленные часы, следовать правилам определенного образа жизни. И он делал это честно и сознательно.
Добрые Люди у катаров, напомним, были христиансими монахами, дававшими обеты посвященной жизни и следовавшими правилам. Монахами без затвора. Во время consolament их посвящения, они «отдавались Богу и Евангелию», произнося монашеские обеты общинной жизни, соблюдения ритуальных часов, бедности, целомудрия и послушания. Правила их ордена - это правила Евангелия: они должны были следовать образу жизни апостолов и неукоснительно соблюдать заповеди Христовы. Образ их жизни является также абсолютной христианской аскезой, воздержанием от всех телесных удовольствий. Orden dels eretges (орден еретиков) - это фраза из литературного окситанского текста начала XIII века, обозначающая общины катаров, живших тогда открыто в своих религиозных домах [10].
Эти правила жизни являлись общинными правилами монашеского ордена. Поскольку они были приспособлены к мирной полумонашеской жизни Лангедока столетием ранее, их было чрезвычайно трудно практиковать в условиях одиночества и опасности. Повседневная жизнь подпольных Добрых Людей, и особенно Пейре Отье, была неустанной борьбой с трудностями, мешавшими соблюдать их образ жизни; однако, они старались соблюдать его как можно более полно, потому что он означал их принадлежность к истинной Церкви Христа и апостолов, sancta Gleisa, Gleisa de Deu. Малейшая ошибка с их стороны могла означать дисквалификацию Церкви.
«Наша Церковь не из дерева и камня…, - подводит итог катарский Ритуал на окситан, сохранившийся в Дублине, - но эта святая Церковь есть собранием верных и святых, принадлежащая Иисусу Христу, и она пребудет в Нем до скончания века…» [11]
Для того, чтобы соблюдать обеты общинной жизни, подпольщики всегда пытались во время своих миссий, и даже когда вынуждены были бежать, находиться в обществе как минимум еще одного Доброго Человека, представляя, таким образом, двух socis (socias в случае женщин). Там, где двое соберутся во имя Моё, проповедовал Христос, там и Я посреди них. Даже только двое Добрых Людей, соединившись, образовывали Церковь. К тому же, в случае нарушения правил, например, в результате угрозы опасности, один из двоих монахов всегда мог дать повторное утешение своему товарищу, спасти его душу и служение. В этой практике нет ничего еретического: она точно так же применяется у католических монахов. В маленькой подпольной Церкви группы из двух socis постоянно менялись, но некоторым товарищам оказывали особое предпочтение. Так, Пейре Отье часто видели в обществе его брата Гийома и Пейре Раймонда из Сен-Папуль; но его сын Жаум без всякого сомнения был его любимым soci. «Такой-то… видел двоих еретиков, одного молодого, а другого старого, а потом ему сказали, что это Пейре Отье и его сын Жаум»: эта формула постоянно повторяется в culpae осужденных Бернардом Ги, словно рисуя наброски фигур двух Добрых Людей, отца и сына.
Нужно заметить, что иногда появляются свидетельства о том, что какой-нибудь Добрый Человек - Пейре Отье, его сын Жаум, Фелип, Андрю, Амиель, Гийом - исполняют свою миссию в одиночку. Прежде всего, это является следствием непредвиденностей и опасностей подпольной жизни, поскольку сама группа Добрых Людей была чрезвычайно мала, и ее численность никогда не превышала дюжины на территории как минимум пяти современных департаментов. Вот почему тандем Добрых Людей мог иногда разделиться, чтобы параллельно исполнять необходимые миссии, после чего один из socis сразу же старался воссоединиться с другим. Мы также видели, что собрания многих Добрых Людей, по крайней мере, пяти или шести, тоже были нередки. Конечно же, подобные ассамблеи были необходимы, несмотря на опасности, чтобы принимать коллективные решения в особо важных случаях. Но, кроме того, в них следует также видеть фундаментальную черту общинной жизни, характерную для катарской Церкви.
Стараясь следовать, где только возможно, правилам общинной жизни, Добрые Люди, как и всякие монахи любого ордена, должны были произносить ритуальные молитвы - что было аналогом монастырских часов. Молились за столом, говорили benedicite в начале каждой трапезы, каждого блюда, каждого напитка. Молились, встав утром, перед сном, а также были регулярные дневные и ночные молитвы. Молитвой катарских монахов была Pater, которой Христос научил Своих апостолов, заканчивавшаяся доксологией: «Ибо Твое есть Царствие, и сила, и слава, во веки веков, аминь». Эту молитву они произносили в версии «Хлеб наш присносущий дай нам днесь», содержащейся в Евангелии от Матфея. Перед своим consolament Добрые Люди получали право произносить эту «молитву Господню», то есть прямо обращаться к Богу, Отцу Небесному.
Мы даруем вам Святое Слово, воспримите его от Бога, и от нас и от Церкви. Произносите его всю жизнь, днем и ночью, в одиночестве и с товарищами; и не садитесь теперь ни есть, ни пить, прежде, чем не прочтете эту молитву. Если же Вы этим пренебрежете, то за это примете покаяние. [12]
Пейре Отье, как и его братья, жил в ритме молитв. Более осторожные, если окружение было не очень надежным, более демонстративные в одиночестве или среди близких, в кругу верующих, эти повторения Pater и Adoremus (Adoremus Patrem, et Filium, et Spiritum sanctum) сопровождались коленопреклонениями и ритуальными земными поклонами. Так, Гийом Эсканье наблюдает, как Добрый Человек Пейре из Акса громко молится и простирается, прибегая к помощи лавки, у ложа, в комнате красивого дома в Лиму. Пейре де Люзенак участвует в церемониале благословления хлеба молитвой Pater, а потом во впечатляюще ритуализированной утренней трапезе, за столом Добрых Людей Пейре и Жаума, в бедном домике Риксенды Пальяресы [13].
[1] Culpa Гийома Фалькета,Mur, B.G.Limb, 13.
[2] Жерод де Роде, G.A. Pal. 91.
[3] Culpa Жентиль Барра,Relaps. B.G.Limb, 86.
[4] Culpa Арнота Бру,Mur, B.G.Limb, 75.
[5] Пейре де Люзенак, G.A. Pal. 370-371.
[6] Себелия Пейре, J.F. 573, 580-581.
[7] Жоан Жофре, J.F. 610.
[8] Жоан Пеллисье, J.F. 1097.
[9] Culpaе Берната Гаск, Бернады Гаск и Робера Жерота, Mur, B.G.Limb, 50-51.
[10] Vida трубадура Раймонда Жордана де Сен-Антонен.
[11] Дублинский Ритуал на окситан, Nelli, Ecritures, p.274.
[12] Лионский Ритуал на окситан, Nelli, Ecritures, p.230.
[13] Пейре де Люзенак, G.A. Pal. 384-391.
СТАРШИЙ ПЕЙРЕ ИЗ АКСА
18
В ПОДПОЛЬЕ
Старый человек, вернувшийся из Италии, - в 1300 году, напомним, ему было между пятьюдесятью пятью и шестьюдесятью годами - это бывший именитый человек. Ученый клерк по образованию, сегодня бы сказали интеллектуал, он был из тех, кто привык первенствовать, кто имел доступ к высшим сферам власти. Скорее всего, он сохранил свойственные его окружению манеры, некоторую куртуазию, некоторую изящность слога, поведения, уверенности в себе. Но бывший нотариус стал Добрым Человеком. Это значит, что в глазах мира он должен был стать святым. Чтобы встать во главе и говорить от имени религиозного ордена, отстаивавшего свое право на спасение Божье, на апостольское наследие, Старший Пейре из Акса должен был забыть, и он забыл нотариуса Пейре Отье. Своим обращением он превзошел прежнего человека. И даже если его манеры, может быть, выдавали в нем человека высшего общества, говорил и действовал в нем человек Божий. Потому что только в этой перспективе - привести как можно больше душ к спасению и восстановить свою Церковь - следует пытаться понять то, что его вдохновляло: мужество и безумство веры, которая им двигала, неустанное упорство каждого его жеста, шага, слова. В облике бывшего нотариуса, обладающего теми же человеческими и интеллектуальными качествами, скрывался апостол.
Если мы хотим следовать за всеми подробностями повседневной жизни подпольного проповедника Пейре Отье, необходимо погрузиться вместе с ним в реальное окружение и течение его религиозной жизни; в весь этот корпус правил, обязанностей, запретов и аскезы, а также соединить это с контекстом особой практики. Во времена Пейре Отье эта практика уже не выставлялась на свет Божий, в открытых религиозных домах, как это было столетием назад, но жила в тени, под маской, в ожидании доноса, в братском тепле и трепете тайных свіязей между верующими. Это был мир света и тени, который, в конце концов, расследования Инквизиции извлекли на свет и уничтожили.
Образы подполья
Но эта жизнь в вечной борьбе, чтобы спасать души и сеять доброе слово, прежде всего, была подчинена безустанной бдительности, призванной воспрепятствовать возможным шпионам и доносителям. Таким образом, это была жизнь в постоянном движении, смене адресов, тайных убежищ, где Добрый Человек Пейре оставался на несколько дней и ночей, максимум на две недели - по крайней мере, в восходящий период его служения. В Сабартес, Тулузен или Разес мы видим его вездесущим, без устали пускающимся в путь, проповедующим, утешающим, увещевающим, организующим.
Добрый Человек Пейре, как и его братья, никогда не передвигался без проводника. Некоторые проводники были великими профессионалами своего дела, знавшими все пути-дороги, которыми можно было добраться из Сабартес в Тулузен, из Лаурагес в Разес, и даже в Ломбардию; другие сопровождали Добрых Людей от случая к случаю. Каждый верующий, и даже верующая, могли быть потенциальными проводниками. Каждый день, когда какие-то не совсем понятные люди, возможно, друзья верующих, уведомленные третьими лицами о присутствии Доброго Человека, искали место, где он находился, чтобы убедить его уделить consolament умирающей матери, Добрый Человек не мог отказаться подвергнуть себя опасности. В то же время, он не уходил один в ночь с неизвестными: он пользовался эскортом местных верующих, готовых идти вперед и даже самим первыми стучать в двери места назначения, чтобы выявить возможную ловушку - и если нужно, дать схватить себя вместо Доброго Человека. Так однажды в 1307 году Гийом Фалькет, сопровождая Доброго Человека, вместо умирающей наткнулся на людей инквизитора [1].
Предусматривая необходимость перемещений в процессе странствующего пастырского служения, Старший, возраст которого все больше и больше давал о себе знать с течением времени, часто передвигался верхом на муле или на лошади каких-нибудь верующих, если уровень жизни принимавших его людей позволял это. Животных потом возвращали обратно хозяину. Можно представить себе, что иногда это было настоящим переездом из одного дома в другой. Старший, прибыв по назначению, тут же требовал специального места для книг. До самого конца своего пути Пейре Отье, кажется, питал огромную страсть к книгам - Библии, теологические катарские книги, ритуалы, следовали за ним до последнего убежища.
В доме верующих Старшего принимали как можно почетнее, и устраивали самым удобным для него способом. Как правило, он жил в закрывающейся комнате, спал на кровати - на одном из этих средневековых лож, которые он обычно с кем-нибудь делил - с другим Добрым Человеком, с проводником, с хозяином дома или с гостем-верующим, которому хотели оказать особую честь. В обвинениях - culpаe - среди грехов, которые инквизитор перечисляет для осуждения верующих женщин, постоянно встречаются проявления заботы о Добрых Людях: такая-то стелила им постель, стирала их белье, готовила или шила для них, или даже собирала для них пожертвования.
Старший, как и его братья, благодаря заботам верующих, в особенности женщин, всегда был чистым и ухоженным. Он был выбрит - как правило, это делал умелый верующий, а не профессиональный брадобрей, который мог выдать его подпольное местонахождение; его белье всегда поддерживалось в хорошем состоянии; регулярно ему поставлялась новая одежда, которую часто покупали на его собственные деньги, или же шили из купленных или подаренных тканей. Чтобы почтить его, некоторые верующие делали ему подарки большой ценности. Пейре Корб из Тараскона подарил ему шубу из черного каракуля, которую Старший долгое время носил между рубахой и камзолом [2], зимой в Тулузен или Лаурагес; дама Жентиль Барра, из Тулузы, сделала для него красивые, подбитые мехом сапоги [3]; Арнот Бру, из Прюнет, подарил ему красивый синий камзол [4].
Благодаря расследованиям Инквизиции, нам хорошо известен гардероб Пейре Отье. Это был разнообразный и относительно роскошный гардероб, a priori не напоминающий одеяние подпольного монаха. Давно уже минули те времена, когда катарские монахи, Добрые Мужчины и Добрые Женщины, которых Инквизиция с определенностью называла «облеченными еретиками», могли свободно вести посвященную Богу жизнь в общинных домах, одетые в суровые монашеские одежды - насколько нам известно, черного цвета. Отныне преследуемые еретики должны были покориться правилам подполья и примерять на себя самые разнообразные личины, чтобы не привлекать внимания. Там, где их знали или могли узнать - а для Пейре, Гийома и Жаума Отье это было Сабартес - когда их срочно призывали для consolament ad mortem, Добрые Люди передвигались ночью. В других местах, в Тулузе, в Лаурагес, в Нижнем Керси, или когда приходилось долго путешествовать, они показывались среди бела дня. Но они имели тысячи лиц, тысячи всевозможных масок. Но Старший Пейре Отье, по-видимому, предпочитал, если возможно, обычную одежду богатых горожан.
От своей прежней жизни нотариуса Старший, быть может, сохранил вкус к элегантному облачению - в особенности, к головным уборам. Можно вспомнить шелковый головной убор, который он однажды подарил Пейре де Люзенаку, после того, как носил его сам, или льняную шапку, которую так хотел получить в подарок от него рыцарь Отон дю Кастель из Рабата. Под этой вроде бы показной элегантностью, возможно, очень естественной для бывшего человека высшего света, разумеется, следует видеть заботу о том, чтобы не напоминать странствующего монаха. В других случаях, даже в многолюдном городе Тулузе, в 1300 году, Пейре Отье, уже старого человека, видели в одежде работника [5]. В обществе пастухов Разес, в Арке и Лиму, он принимал облик барышника - торговца скотом - или агента сеньора, одеваясь, таким образом, наиболее удобно и практично, и при этом, несмотря на свой обет абсолютного ненасилия, вооружившись мечом [6].
По этому поводу один из верующих в Сабартес, с особо хорошо подвешенным языком, в своей исповеди перед Жаком Фурнье дает нам возможность увидеть, с какой лукавой осторожностью Добрые Люди иногда носили меч, словно театральный реквизит, и при этом еще умудрялись не нарушать своего обета правды:
Я слышал от Арнота… что однажды еретик носил меч. Когда я его спросил, зачем этот еретик носил меч, ведь он же не мог им защищаться, он ответил, что если бы кто-нибудь напал на этого еретика, то последний вынул бы меч из ножен и сказал: «Если ты приблизишься ко мне, то умрешь», имея в виду не то, что он убьет этим мечом нападающего, но что этот нападающий все равно когда-нибудь умрет... [7]
Кроме меча, могли быть еще и другие аксессуары, чтобы завершить переодевание: железное орудие на плече у Пейре Отье в предместье Тулузы; топоры и большие баландраны дровосеков, развевающиеся плащи, коричневые с бежевой подкладкой, одетые сверху на синий и зеленый камзолы, в которых Гийом Отье и Андрю из Праде однажды бежали из окруженной солдатами Монтайю [8]. Возможно, когда Добрый Человек Пейре Отье провел вместе со своим проводником ночь в бедном доме в долине Аску, похвалив вкус хлеба, выпеченного женщинами гор, он был одет как пиренейский крестьянин: мы только знаем, что у него был синий капюшон…
Однако в Тулузен Старший Пейре из Акса выглядел как собрат нотариуса Пейре Отье. Лучшей возможной иллюстрацией условий подполья, где зафиксировано рвение верующих, являются приговоры инквизитора Бернарда Ги. Вот, например, возьмем culpae семьи Гаск, из Варенн, на севере Тулузен, осужденной в 1310 году [9]. Это была богатая семья: старая мать, вдова, ее старший женатый сын, который умел читать, и их слуга. Пример очень выразительный, но не одиночный.
Бернат Гаск, хозяин дома, часто видел Добрых Людей - «еретиков», как, разумеется, написано в инквизиторском тексте - и слушал их проповеди против веры Римской Церкви и ее таинств. Он принимал в своем доме, причем в течение многих дней, Пейре Отье, которого он кормил и содержал на свои средства. Однажды он отправился в Гасконь, в Буильяк, искать Пейре Отье, чтобы сопровождать его до Верльяка на своей вьючной лошади - спокойной животине; в другой раз, он приготовил и оседлал ту же лошадь для Пейре Отье, который ездил на ней на свою родину в Сабартес.
Однажды Пейре Отье дал ему пару перчаток из оленьей кожи, чтобы он переделал их в футляр для книги. К тому же, Бернат хранил у себя больше года книги Пейре Отье и перечитывал те, которые ему больше нравились. В Монтобане, на собранные Пейре Отье деньги, он купил отрез пана, бархатистой ткани, расшитой полосатым узором, чтобы выкроить камзол для Доброго Человека. В другой раз, с другим верующим, он принес из Тулузы два свертка зеленой материи, чтобы сшить камзол и капюшон для Пейре Отье: он даже купил материал для обшивки этого камзола и капюшона. И наконец, он привел многих к вере Добрых Людей…
Бернада, его мать, вдова Раймонда Гаска, видела и слышала проповеди еретика - мы будем говорить Доброго Человека - Пейре Отье, как у себя дома, так и у своего сына, где он жил много дней и ночей, и кормился из имущества их семьи. Она была связана с ним через convenensa счастливого конца. Она стелила постель Доброму Человеку; она также стирала его рубаху и штаны. Она ела хлеб, благословленный им, и участвовала в consolament своей племянницы Раймонды, из рук того же Пейре Отье…
Их слуга, Робер Жерот, участвовал в семейных встречах с Пейре Отье, выказывал ему свою преданность и слушал его проповеди. Он также склонился к вере Доброго Человека и заключил с ним convenensa. Он сопровождал его множество раз, как днем, так и ночью, и часто приносил ему, от имени своего хозяина, различные подношения. Это он приводил к Пейре Отье лошадь, приготовленную Бернатом Гаском, и вел ее под уздцы. В другой раз он передал одному из зятьев Бараньоны Пейре от Пейре Отье четыре ливра мелкими монетами, чтобы обменять их на белые турские ливры…
Вся эта семья, как и многие другие, была предана Доброму Человеку. Сам он, хоть и стареющий человек, тем не менее, обладал и манерами, и благовоспитанностью; хорошо выбритый, с льняным или шелковым головным убором, одетый как богатый горожанин, в полосатые, зеленые, синие ткани с шитьем; закутанный зимой в свою черную каракулевую шубу и обутый в теплые, подбитые мехом сапоги; он передвигался на лошади, иногда с мечом на поясе, всегда с эскортом верных. Таким предстает перед нами Пейре Отье, святой человек и Старший подпольной катарской Церкви, по следам которого вскоре ринутся все агенты Южной Инквизиции.
.
«Орден еретиков»
При всей своей элегантности и прекрасных манерах, Пейре Отье, Старший Пейре из Акса, целиком и полностью был человеком Божьим. Несмотря на опасности, несмотря на постоянное странничество, на которое обрекало его подполье, он должен был жить общинной жизнью, молиться в установленные часы, следовать правилам определенного образа жизни. И он делал это честно и сознательно.
Добрые Люди у катаров, напомним, были христиансими монахами, дававшими обеты посвященной жизни и следовавшими правилам. Монахами без затвора. Во время consolament их посвящения, они «отдавались Богу и Евангелию», произнося монашеские обеты общинной жизни, соблюдения ритуальных часов, бедности, целомудрия и послушания. Правила их ордена - это правила Евангелия: они должны были следовать образу жизни апостолов и неукоснительно соблюдать заповеди Христовы. Образ их жизни является также абсолютной христианской аскезой, воздержанием от всех телесных удовольствий. Orden dels eretges (орден еретиков) - это фраза из литературного окситанского текста начала XIII века, обозначающая общины катаров, живших тогда открыто в своих религиозных домах [10].
Эти правила жизни являлись общинными правилами монашеского ордена. Поскольку они были приспособлены к мирной полумонашеской жизни Лангедока столетием ранее, их было чрезвычайно трудно практиковать в условиях одиночества и опасности. Повседневная жизнь подпольных Добрых Людей, и особенно Пейре Отье, была неустанной борьбой с трудностями, мешавшими соблюдать их образ жизни; однако, они старались соблюдать его как можно более полно, потому что он означал их принадлежность к истинной Церкви Христа и апостолов, sancta Gleisa, Gleisa de Deu. Малейшая ошибка с их стороны могла означать дисквалификацию Церкви.
«Наша Церковь не из дерева и камня…, - подводит итог катарский Ритуал на окситан, сохранившийся в Дублине, - но эта святая Церковь есть собранием верных и святых, принадлежащая Иисусу Христу, и она пребудет в Нем до скончания века…» [11]
Для того, чтобы соблюдать обеты общинной жизни, подпольщики всегда пытались во время своих миссий, и даже когда вынуждены были бежать, находиться в обществе как минимум еще одного Доброго Человека, представляя, таким образом, двух socis (socias в случае женщин). Там, где двое соберутся во имя Моё, проповедовал Христос, там и Я посреди них. Даже только двое Добрых Людей, соединившись, образовывали Церковь. К тому же, в случае нарушения правил, например, в результате угрозы опасности, один из двоих монахов всегда мог дать повторное утешение своему товарищу, спасти его душу и служение. В этой практике нет ничего еретического: она точно так же применяется у католических монахов. В маленькой подпольной Церкви группы из двух socis постоянно менялись, но некоторым товарищам оказывали особое предпочтение. Так, Пейре Отье часто видели в обществе его брата Гийома и Пейре Раймонда из Сен-Папуль; но его сын Жаум без всякого сомнения был его любимым soci. «Такой-то… видел двоих еретиков, одного молодого, а другого старого, а потом ему сказали, что это Пейре Отье и его сын Жаум»: эта формула постоянно повторяется в culpae осужденных Бернардом Ги, словно рисуя наброски фигур двух Добрых Людей, отца и сына.
Нужно заметить, что иногда появляются свидетельства о том, что какой-нибудь Добрый Человек - Пейре Отье, его сын Жаум, Фелип, Андрю, Амиель, Гийом - исполняют свою миссию в одиночку. Прежде всего, это является следствием непредвиденностей и опасностей подпольной жизни, поскольку сама группа Добрых Людей была чрезвычайно мала, и ее численность никогда не превышала дюжины на территории как минимум пяти современных департаментов. Вот почему тандем Добрых Людей мог иногда разделиться, чтобы параллельно исполнять необходимые миссии, после чего один из socis сразу же старался воссоединиться с другим. Мы также видели, что собрания многих Добрых Людей, по крайней мере, пяти или шести, тоже были нередки. Конечно же, подобные ассамблеи были необходимы, несмотря на опасности, чтобы принимать коллективные решения в особо важных случаях. Но, кроме того, в них следует также видеть фундаментальную черту общинной жизни, характерную для катарской Церкви.
Стараясь следовать, где только возможно, правилам общинной жизни, Добрые Люди, как и всякие монахи любого ордена, должны были произносить ритуальные молитвы - что было аналогом монастырских часов. Молились за столом, говорили benedicite в начале каждой трапезы, каждого блюда, каждого напитка. Молились, встав утром, перед сном, а также были регулярные дневные и ночные молитвы. Молитвой катарских монахов была Pater, которой Христос научил Своих апостолов, заканчивавшаяся доксологией: «Ибо Твое есть Царствие, и сила, и слава, во веки веков, аминь». Эту молитву они произносили в версии «Хлеб наш присносущий дай нам днесь», содержащейся в Евангелии от Матфея. Перед своим consolament Добрые Люди получали право произносить эту «молитву Господню», то есть прямо обращаться к Богу, Отцу Небесному.
Мы даруем вам Святое Слово, воспримите его от Бога, и от нас и от Церкви. Произносите его всю жизнь, днем и ночью, в одиночестве и с товарищами; и не садитесь теперь ни есть, ни пить, прежде, чем не прочтете эту молитву. Если же Вы этим пренебрежете, то за это примете покаяние. [12]
Пейре Отье, как и его братья, жил в ритме молитв. Более осторожные, если окружение было не очень надежным, более демонстративные в одиночестве или среди близких, в кругу верующих, эти повторения Pater и Adoremus (Adoremus Patrem, et Filium, et Spiritum sanctum) сопровождались коленопреклонениями и ритуальными земными поклонами. Так, Гийом Эсканье наблюдает, как Добрый Человек Пейре из Акса громко молится и простирается, прибегая к помощи лавки, у ложа, в комнате красивого дома в Лиму. Пейре де Люзенак участвует в церемониале благословления хлеба молитвой Pater, а потом во впечатляюще ритуализированной утренней трапезе, за столом Добрых Людей Пейре и Жаума, в бедном домике Риксенды Пальяресы [13].
[1] Culpa Гийома Фалькета,Mur, B.G.Limb, 13.
[2] Жерод де Роде, G.A. Pal. 91.
[3] Culpa Жентиль Барра,Relaps. B.G.Limb, 86.
[4] Culpa Арнота Бру,Mur, B.G.Limb, 75.
[5] Пейре де Люзенак, G.A. Pal. 370-371.
[6] Себелия Пейре, J.F. 573, 580-581.
[7] Жоан Жофре, J.F. 610.
[8] Жоан Пеллисье, J.F. 1097.
[9] Culpaе Берната Гаск, Бернады Гаск и Робера Жерота, Mur, B.G.Limb, 50-51.
[10] Vida трубадура Раймонда Жордана де Сен-Антонен.
[11] Дублинский Ритуал на окситан, Nelli, Ecritures, p.274.
[12] Лионский Ритуал на окситан, Nelli, Ecritures, p.230.
[13] Пейре де Люзенак, G.A. Pal. 384-391.