Себя - под вопрос!
Я последнее время подозреваю себя в духовном мещанстве и обывательщине. Когда-то в студенческие годы, на волне прочтения Ницше, уязвлённости и отравленности им, обывательщина была для меня самым худшим ругательством!
Склонность к уединению, любовь к тишине и созерцанию были моими свойствами с детских лет. Пик социальности в юности миновал, не сам, отнюдь, тяга к людскому осозанно была вытолкана взашей. Теперь затвор удобнее, приветствовать людское собрание издалека - комфортнее и безопаснее. Окружить себя проверенными годами друзьями, вдоль и поперёк знающими недостатки и пороки, всю вариативность греховных проявлений, эпатажей и провокационных экзерсисов и ядовитых пассажей, уютнее. И снять с повестки дня противостояние толпе, желание преобразить, научить, передать, возвысить, вознести, забыть слово "серость", чтобы не делать её ярче и цветнее, вообще приобрести безоценочность суждений и практиковать священное немыслие... Не апогей ли это безответственности?
Теперь я часто думаю, что моё взросление делает из меня ремесленника жизни, а не творца искусства жить. А как же, спросите, dolce vita, бонвиванство, ежемоментный эпикуреизм со всем этим сочетаются? Допускаю, что они и ставят искусство жить на поток, осувениривают его, так что оно соделывается сущей безделушкой, может, и ценным подарком-гостинцем в единицу времени (от рождения до смерти), всё равно остающимся на практике пылесборником, никчёмным и ненужным презентом, который и выбросить жалко, и в сервант за стекло вроде стыдно не поставить, но лучше вообще - запрятать в сундук подальше и бессовестно, неблагодарно забыть.
Где грань между сытым бюргерством и воестествлённой гармонией, уравновешенностью всех энергий и влечений во мне; между героизмом, подвигом Данко, мученичеством и рвачством, карьеризмом желающего быть исповедником от жизни и мазохиста-стоика обстоятельств, всего-то заложника случая; между жизнью-призванием, бытием-служением и существованием по течению, рефлекторно, с удовольствием инстинктивно; между святостью битвы и отсиживанием в штабе выдуманного самоначальства и окопе прозябания?
Где граница между искусством жить и ремеслом жить?
(А может, и эти вопросы - графоманский гейзер, лишь поза жеста, потребление смыслов вместо осмысленности?)
Склонность к уединению, любовь к тишине и созерцанию были моими свойствами с детских лет. Пик социальности в юности миновал, не сам, отнюдь, тяга к людскому осозанно была вытолкана взашей. Теперь затвор удобнее, приветствовать людское собрание издалека - комфортнее и безопаснее. Окружить себя проверенными годами друзьями, вдоль и поперёк знающими недостатки и пороки, всю вариативность греховных проявлений, эпатажей и провокационных экзерсисов и ядовитых пассажей, уютнее. И снять с повестки дня противостояние толпе, желание преобразить, научить, передать, возвысить, вознести, забыть слово "серость", чтобы не делать её ярче и цветнее, вообще приобрести безоценочность суждений и практиковать священное немыслие... Не апогей ли это безответственности?
Теперь я часто думаю, что моё взросление делает из меня ремесленника жизни, а не творца искусства жить. А как же, спросите, dolce vita, бонвиванство, ежемоментный эпикуреизм со всем этим сочетаются? Допускаю, что они и ставят искусство жить на поток, осувениривают его, так что оно соделывается сущей безделушкой, может, и ценным подарком-гостинцем в единицу времени (от рождения до смерти), всё равно остающимся на практике пылесборником, никчёмным и ненужным презентом, который и выбросить жалко, и в сервант за стекло вроде стыдно не поставить, но лучше вообще - запрятать в сундук подальше и бессовестно, неблагодарно забыть.
Где грань между сытым бюргерством и воестествлённой гармонией, уравновешенностью всех энергий и влечений во мне; между героизмом, подвигом Данко, мученичеством и рвачством, карьеризмом желающего быть исповедником от жизни и мазохиста-стоика обстоятельств, всего-то заложника случая; между жизнью-призванием, бытием-служением и существованием по течению, рефлекторно, с удовольствием инстинктивно; между святостью битвы и отсиживанием в штабе выдуманного самоначальства и окопе прозябания?
Где граница между искусством жить и ремеслом жить?
(А может, и эти вопросы - графоманский гейзер, лишь поза жеста, потребление смыслов вместо осмысленности?)