Пронзительная жёлтая нота найдена
Путевые заметки
Чебоксары-Нижний Новгород
Дворового детства у меня практически не было. Не потому, что не было дворов (их было три!), а потому что природа давала больше, чем народные гуляния в палисаднике. Напротив нашего дома, метров за триста, есть лес. Мама, конечно, запрещала мне туда ходить, а я, конечно, ходил. Просто посидеть у реки, опустив в воду пальцы, просто лежать на траве и смотреть на ветер в облаках, просто вслушиваться в ручей, вытаскивать оттуда ручейников в разнообразных домиках-чехликах: из песка, ракушек или тростинок... Я знал каждую поляну, каждое осиное гнездо и птичьи дупла...
Теперь лес начинается... за гаражами. Серость бетонных плит с ржавыми крюками для подъемного крана, слоями ржавчина на некрашенных гаражах, скудная лебеда из-под них. Вот граница резервации индейцев моего детства, гетто, в которое загнана память о лесе. К роднику положили лестницу и... свалку мусора. Неохватных дубов больше нет: они ушли на дрова и чернеют вон обугленностями и скабрёзными надписями чёрным маркером.
Из леса доносился гогот, верещанье, музыка: каждые сто метров - дислоканты среди своего же мусора, оставленного в прошлое алкогольное соревнование под выходные. Иду по шлифованной копытами урбании трассе, что ещё десять лет назад была лесной тропой. По сторонам тогда были кротовины, трава до пояса, земляничные восхолмия, тени папоротников, лужи с живностью... Сейчас - костровища, сиденья, коляски...
Колосяного цвета кисти какого-то сорного растения радуют глаз, хоть как-то скрывают лесную бесперспективность и негоризонт. Хрустят под ногами жёлуди последних дубов. Редкий земляничный лист то ли бур, то ли багрян, то ли бордов, но отличается от цвета листьев репешка рядом.
Схожу с трассы, что была тропой, иду, касаясь верхушек трав и крапивы в мой рост, что уже не жжётся, темнеет и клонится долу. Цветок цикория последний, мать-и-мачеха так же холодна "мачехой", что и летом, вот яркие точки: герань лесная и болотная жмутся в обнимку. Сухие зонтики сныти, которую рвали в детстве на суп, - будто зонты с сорванным покрывалом. Поляны за рекой уж не узнаю: стянул всю сорнячность хмель, не терпит природа пустоты бездеревья! Недосмотревшие свою религию футболисты растоптали дождевики размером с кулак.
Грибницы бег под корой. Шишки срубленной ольхи никогда уже не дозреют и не дадут жизни. Запах раздавленных диких яблок. Редкий стрекот умирающих сверчков. Семена череды на шнурках.
Пар из рта: не согреть мне тебя дыханьем, лес...
* * *
Дачная тропа терниста буквально: под ногами надтреснутые от зрелости ягоды тёрна в голубой пудре. Вяжет во рту от воспоминаний.
Ветер сентября - барабанщик осени: яблоки роняет каждым приступом ветрености. Падалица - это россыпь ушедшего лета. Будет ещё бабье, но оно же бабье: соберёт всю драгоценную и приметную россыпь в закрома и подолы...
Северный виноград крыжовника ещё на кусту, полосатый янтарно на просвет сдержанного солнца. Тычок в спину: сад приветствует меня падалицей. Привет и от меня, сейчас немного постригу!
Синица не видит меня за можжевеловыми кустами, пьёт деликатно воду из бака, где я разводил головастиков... Сую палец под застреху, старинное гнездо воробьёв всё ещё там, помню и вас... Филигранной осени извод.
* * *
Дорога из Чебоксар в Нижний Новгород - это всегда копчёный сом из Воротынца и пирожки в Лысково.
Воротынец встретил мои ноги в сандалиях холодным ветром с поля, а тот принёс запах дыма с домашних коптилен: лучшая реклама местному рыбному рынку.
Проезжая Львово, где круглый год продают груши, а козы пасутся на одинаковом расстоянии друг от друга, я так и не понял чем отличается "малосолка" от "малосольных огурцов".
В Лысково - поля земные отразились в вышине (прошла ли небесная страда?) и ни одной бабульки с домашними пирожками! Придётся идти есть маргариновое тесто в киоске на 45 меридиане. Собака сипит лаем гортанно, позёмка из листьев, перекличка тополей с опустевшими грачиными гнездовьямин, бабушка с пакетом яблок предлагает их для купли, вон сено в тюках проехало в кузове "ГАЗа".
Такса "Long vehicle" - неизменно бежит впереди моего автобуса уже десять лет.
Говорят, осень окончательна, когда верхушка берёз пожелтела. Пока они - мелированные на пробу, по низам прядками обеззеленены. Хлеба убраны - побегать бы до крови на стопах по колючей срезанной соломе. Человек чертит путём своим диагональ через поле: куда ты и зачем? Сухие обрезки кукурузы хоронит в подзоле - боронует трактор. Рядом - маис одинаковых чёрных мраморных плит: кладбище в Федяково.
Дочитываю в дороге "Windows on the World" ходульного Бегбедера: "Мой роман использует трагедию как литературный костыль" (глава 10:24).
Облака цвета осеннего города застают мой вечер по приезде. Это такой цвет, когда на пасмурном небе отражаются розово-жёлто-серым огни города. Греемся с другом в подъезде, свет то и дело гаснет, потому что у нас много тишины во встрече, он сидит на перилах, поджав колени, щёлкает языком или пальцами - датчик обрывает темень.
* * *
Говорят, на рынке появились белые грибы. Садимся на уютную старенькую "Audi" и - прочь из города в леса. Дождей почти и не было, может, на болотах хоть что-то растёт? Отсутствие грибов быстро наскучивает мне, иду, заложив руки в карманы, и гляжу под ноги. Опять цвета Ван Гога: обилие почти созревших в оранжевом ягод ландыша (вообще ландыш майский, а у нас - сентябрьский),
золотистые споры плауна и багровенькие коробочки кукушкиного льна, нарядно-жёлтые или апельсинового цвета накипные лишайники (зову Мишу: мол, вот, искали пронзительно жёлтую вангоговскую ноту, что далеко ходить!)
и карминные кладонии, густо-розовые листья осины, сухая трава под ногами, последние колокольчики, молчащая кукушка (не жить что ли теперь вовсе?!)...
Лежим на сфагновых кочках, щуримся от солнца, зеваем от отравления кислородом, ворочаемся, устраиваемся...
Невзнанчай за разговорами вспоминается детство с его пистонами, монетами на рельсы, штабиками, рогатками, шалашами, самострелами, напальчниками, дюбелями, карбидом, черкашом на подошве, дымовушками из офицерских линеек, селитры, спички, приставшие к потолку...
Сплю на коленях весь обратный путь: и голос слышен, и сердце мерным стуком...
Чебоксары-Нижний Новгород
Дворового детства у меня практически не было. Не потому, что не было дворов (их было три!), а потому что природа давала больше, чем народные гуляния в палисаднике. Напротив нашего дома, метров за триста, есть лес. Мама, конечно, запрещала мне туда ходить, а я, конечно, ходил. Просто посидеть у реки, опустив в воду пальцы, просто лежать на траве и смотреть на ветер в облаках, просто вслушиваться в ручей, вытаскивать оттуда ручейников в разнообразных домиках-чехликах: из песка, ракушек или тростинок... Я знал каждую поляну, каждое осиное гнездо и птичьи дупла...
Теперь лес начинается... за гаражами. Серость бетонных плит с ржавыми крюками для подъемного крана, слоями ржавчина на некрашенных гаражах, скудная лебеда из-под них. Вот граница резервации индейцев моего детства, гетто, в которое загнана память о лесе. К роднику положили лестницу и... свалку мусора. Неохватных дубов больше нет: они ушли на дрова и чернеют вон обугленностями и скабрёзными надписями чёрным маркером.
Из леса доносился гогот, верещанье, музыка: каждые сто метров - дислоканты среди своего же мусора, оставленного в прошлое алкогольное соревнование под выходные. Иду по шлифованной копытами урбании трассе, что ещё десять лет назад была лесной тропой. По сторонам тогда были кротовины, трава до пояса, земляничные восхолмия, тени папоротников, лужи с живностью... Сейчас - костровища, сиденья, коляски...
Колосяного цвета кисти какого-то сорного растения радуют глаз, хоть как-то скрывают лесную бесперспективность и негоризонт. Хрустят под ногами жёлуди последних дубов. Редкий земляничный лист то ли бур, то ли багрян, то ли бордов, но отличается от цвета листьев репешка рядом.
Схожу с трассы, что была тропой, иду, касаясь верхушек трав и крапивы в мой рост, что уже не жжётся, темнеет и клонится долу. Цветок цикория последний, мать-и-мачеха так же холодна "мачехой", что и летом, вот яркие точки: герань лесная и болотная жмутся в обнимку. Сухие зонтики сныти, которую рвали в детстве на суп, - будто зонты с сорванным покрывалом. Поляны за рекой уж не узнаю: стянул всю сорнячность хмель, не терпит природа пустоты бездеревья! Недосмотревшие свою религию футболисты растоптали дождевики размером с кулак.
Грибницы бег под корой. Шишки срубленной ольхи никогда уже не дозреют и не дадут жизни. Запах раздавленных диких яблок. Редкий стрекот умирающих сверчков. Семена череды на шнурках.
Пар из рта: не согреть мне тебя дыханьем, лес...
* * *
Дачная тропа терниста буквально: под ногами надтреснутые от зрелости ягоды тёрна в голубой пудре. Вяжет во рту от воспоминаний.
Ветер сентября - барабанщик осени: яблоки роняет каждым приступом ветрености. Падалица - это россыпь ушедшего лета. Будет ещё бабье, но оно же бабье: соберёт всю драгоценную и приметную россыпь в закрома и подолы...
Северный виноград крыжовника ещё на кусту, полосатый янтарно на просвет сдержанного солнца. Тычок в спину: сад приветствует меня падалицей. Привет и от меня, сейчас немного постригу!
Синица не видит меня за можжевеловыми кустами, пьёт деликатно воду из бака, где я разводил головастиков... Сую палец под застреху, старинное гнездо воробьёв всё ещё там, помню и вас... Филигранной осени извод.
* * *
Дорога из Чебоксар в Нижний Новгород - это всегда копчёный сом из Воротынца и пирожки в Лысково.
Воротынец встретил мои ноги в сандалиях холодным ветром с поля, а тот принёс запах дыма с домашних коптилен: лучшая реклама местному рыбному рынку.
Проезжая Львово, где круглый год продают груши, а козы пасутся на одинаковом расстоянии друг от друга, я так и не понял чем отличается "малосолка" от "малосольных огурцов".
В Лысково - поля земные отразились в вышине (прошла ли небесная страда?) и ни одной бабульки с домашними пирожками! Придётся идти есть маргариновое тесто в киоске на 45 меридиане. Собака сипит лаем гортанно, позёмка из листьев, перекличка тополей с опустевшими грачиными гнездовьямин, бабушка с пакетом яблок предлагает их для купли, вон сено в тюках проехало в кузове "ГАЗа".
Такса "Long vehicle" - неизменно бежит впереди моего автобуса уже десять лет.
Говорят, осень окончательна, когда верхушка берёз пожелтела. Пока они - мелированные на пробу, по низам прядками обеззеленены. Хлеба убраны - побегать бы до крови на стопах по колючей срезанной соломе. Человек чертит путём своим диагональ через поле: куда ты и зачем? Сухие обрезки кукурузы хоронит в подзоле - боронует трактор. Рядом - маис одинаковых чёрных мраморных плит: кладбище в Федяково.
Дочитываю в дороге "Windows on the World" ходульного Бегбедера: "Мой роман использует трагедию как литературный костыль" (глава 10:24).
Облака цвета осеннего города застают мой вечер по приезде. Это такой цвет, когда на пасмурном небе отражаются розово-жёлто-серым огни города. Греемся с другом в подъезде, свет то и дело гаснет, потому что у нас много тишины во встрече, он сидит на перилах, поджав колени, щёлкает языком или пальцами - датчик обрывает темень.
* * *
Говорят, на рынке появились белые грибы. Садимся на уютную старенькую "Audi" и - прочь из города в леса. Дождей почти и не было, может, на болотах хоть что-то растёт? Отсутствие грибов быстро наскучивает мне, иду, заложив руки в карманы, и гляжу под ноги. Опять цвета Ван Гога: обилие почти созревших в оранжевом ягод ландыша (вообще ландыш майский, а у нас - сентябрьский),
золотистые споры плауна и багровенькие коробочки кукушкиного льна, нарядно-жёлтые или апельсинового цвета накипные лишайники (зову Мишу: мол, вот, искали пронзительно жёлтую вангоговскую ноту, что далеко ходить!)
и карминные кладонии, густо-розовые листья осины, сухая трава под ногами, последние колокольчики, молчащая кукушка (не жить что ли теперь вовсе?!)...
Лежим на сфагновых кочках, щуримся от солнца, зеваем от отравления кислородом, ворочаемся, устраиваемся...
Невзнанчай за разговорами вспоминается детство с его пистонами, монетами на рельсы, штабиками, рогатками, шалашами, самострелами, напальчниками, дюбелями, карбидом, черкашом на подошве, дымовушками из офицерских линеек, селитры, спички, приставшие к потолку...
Сплю на коленях весь обратный путь: и голос слышен, и сердце мерным стуком...