Начало Предыдущий текст, часть 4 Дело в том, что творцы новой картины мира были как раз весьма религиозными людьми.
И дело не только в их личной религиозности, не в том, кто из них и как часто ходил в храм. Существует очень удобное для апологии безверия марксистское клише: дескать, в религиозном обществе ученый соблюдает его стандарты, но даже субъективно верующий ученый в своей лаборатории работает как материалист, не допуская гипотезы о существовании Творца. Создатели науки были религиозны именно в своих лабораториях.
Начнем с Декарта. Его путь "радикального сомнения" прерывается двумя онтологическими аргументами, первый из которых доказывает существование мыслящего субъекта («мыслю - следовательно, существую»), а второй Абсолютного Бытия. Далее Декарт действует нелогично. Он говорит, что раз Бог есть и раз Бог есть Любовь, то Бог не мог создать человека, его разум и органы чувств такими, что они обманывали бы человека относительно внешнего мира и его свойств.
Декарт действует нелогично в качестве философа. В самом деле, из идеи Абсолютного бытия не следует, что Бог есть любовь и что Абсолют имеет какое-то отношение к нашему миру и тем паче, что Он любит людей и как-то заинтересован в том, чтобы мы не обманывались. История религии и философии дает достаточно примеров, когда Абсолют понимали совершенно иначе
[1][97].
Но Декарт действует вполне логично как христианин. Незаметно для себя он в философский Абсолют влагает черты Живого Бога Авраама, Исаака, Иакова. И для христианина его рассуждение звучит вполне убедительно. Не будь этой богословской предрасположенности Декарта к Евангелию - и его философия не родилась бы на свет.
Не будем забывать также, что сам Декарт воспринимал пережитое им преодоление "радикального сомнения" как откровение. В ту ночь и в той печи
[2][98] он дал обет паломничества в Лорето к чудотворной иконе Божией Матери - и исполнил его.
Доверие к Богу - богословский принцип. Через доверие к Богу приходит доверие к миру. Для Бэкона и Декарта слова о том, что корни древа познания - это теология
[3][99], не просто красивая фраза.
Два ведущих ученых своего времени, Ньютон и Бойль сознательно боролись с атеизмом.
Химик Бойль видит религиозное приложение науки в привлечении разума исследователя для борьбы с чувственными страстями: "Кто может заставить малейшие случаи в собственной жизни и даже цветы своего сада читать ему лекции по этике и теологии, тот, мне кажется, вряд ли будет испытывать потребность бежать в таверну"
[4][100]. Аргументация понятна: с одной стороны, любой росток свидетельствует о Разуме, создавшем его, с другой исследователь за пестрым многобразием мира научается видеть его внутреннюю стройную законосообразность. Научившийся видеть законы в природе будет почитать и те законы, что вписаны в человеческом сердце и, следуя им, идти путем заповедей и уклонения от греха. Естествоиспытатель просто исполняет совет ветхозаветной книги Иова: "Побеседуй с землей, и наставит тебя" (Иов. 12, 8).
В переписке Ньютона с проповедником Бейтли говорится: "Когда я создавал Трактат, я все время имел в виду такие принципы, которые приемлемы для верующего человека, и ничто не может обрадовать меня больше, нежели удостовериться в таковой их пригодности"
[5][101]. Развиваемая в связи с этим концепция Провидения как закона, управляющего природой и обществом, была направляема Ньютоном против учения Гоббса и неоэпикурейцев о том, что все в природе есть результат случайных соединений движущихся частиц материи.
Само "Учение о методе", которое разрабатывают лучшие умы Европы этого времени, неизбежно несет в себе привкус аскетизма: Методос - от мета-одос - правильный путь
[6][102]. За многообразием и пестротой внешнего мира надо суметь увидеть Закон. Не поддаваясь сиюминутным увлечениям и охлаждениям надо дисциплинированно вглядываться в мир. Текст, где Декарт обосновывает необходимость строго и методически выверенного мышления вполне можно поместить в какой-нибудь аскетический сборник: "Смертными владеет любопытство настолько слепое, что часто они ведут свои умы по неизведанным путям без всякого основания для надежды, но только для того, чтобы проверить, не лежит ли там то, что они ищут; как если бы кто загорелся настолько безрассудным желанием найти сокровище, что беспрерывно бродил бы по дорогам, высматривая, не найдет ли он случайно какое-нибудь сокровище, потерянное путником... Вследствие беспорядочных занятий рассеивается естественный свет и ослепляются умы, и у всех тех, кто привык таким образом бродить во мраке, настолько теряется острота зрения, что они не могут переносить яркого света. Ведь человеческий ум заключает в себе нечто Божественное, в нем были посеяны семена полезных мыслей... При посредстве света ума люди видели, что следует предпочитать добродетель удовольствию, а частное - полезному"
[7][103].
Очистив себя, человек постигает контуры мироздания и следует по ним. Человек должен стать послушным инструментом, исполнителем, функцией законов бытия (само понятие математической функции несет в себе этический смысл. Может быть, если бы научный лексикон складывался в православном мире - она называлась бы "послушанием").
Та же идеология мирского аскетизма и то же любование механизмом, характерные для научных кругов, проглядывают и в создании ордена иезуитов.
Игнатий Лойола для того, чтобы сделать пластичных как воск и твердых как железо бойцов контрреформации, создал специальные "духовные упражнения". Их предназначение состояло в освобождении будущего иезуита от естественных привязанностей к миру: ни сердце, ни рука члена "Общества Иисуса" не должны содрогнуться, когда он по заданию свыше преступает "мирские обычаи". В следующем, 17-м столетии социальная жизнь Европы могла успешно конкурировать со специальными "духовными упражнениями" Лойолы по эффективности разрушения связей человека с "ветхой" жизнью. Ученику Лойолы предписывалось в полном уединении с максимальной яркостью вызывать представления о смерти (представь себе ад). Участнику же 30-летней войны в Германии можно было увидеть ад воочию. Распад мира традиционных ценностей одних уводил в релятивизм и оккультизм, в других пробуждал энергию поиска, очищения, познания, осмысления
[8][104].
Руководство иезуитов, полностью отнимая у рядового члена ордена его волю, наполняет освободившееся "чистое", "пустое пространство" волевыми импульсами, проистекающими не изнутри, из нравственных глубин члена ордена, а заданными ему извне. Пслушник тем самым превращается в механизм в точном смысле этого слова: вещь, артефакт, который используется, подобно рычагу для внешних по отношению к нему целей
[9][105]. Впрочем, учитывая жесткую иерархию в ордене иезуитов, эта механистичность приводила к тому, что начиная с определенного уровня иезуит, попрежнему абсолютно послушный в руках своего начальства, сам становится распорядителем подвластных ему человеческих механизмов и с их помощью реализует заказанный ему проект.
Игнатий Лойола - человек вполне Нового Времени. Поколение Колумба было первым, кому выпало пережить радикальные перемены на памяти именно одного поколения: падение Константинополя, создание испанской Империи, открытие Колумба и гелиоцентризм... А муж кормилицы Игнатия Лойолы (Мартин Гарсия) был в команде Колумба
[10][106]. Кстати, сам Колумб воспринимал свое путешествие тоже вполне религиозно: "Выполнению моего плана нисколько не содействовали выводы разума, математика и карты мира; просто исполнилось то, что предсказал пророк Исайя"
[11][107].
Тот же императив эпохи - ясность и осознаваемость своих действий - сказался в анабаптистском требовании осознанности крещения. Методология, создавшая науку нового времени, проступает теперь и в религиозной жизни - в понимании обрядов
[12][108].
Средние века дорожили словом Августина: «Если бы я только увидел себя, я бы увидел Тебя». Но теперь сложилось убеждение, что человек со своим узким эгоизмом, своеволием и буйством низменных страстей служит далеко не лучшим пособием для изучения Божия закона. В человеке действие этих законов замутнено, искажено хаосом его аффектов. Физический же мир являет для пытливого ума естественные законы в чистом виде. Однако для их постижения человек сам должен вначале очиститься от скверны своего своеволия.
Рационализм этой поры - никак не может быть наследием антиаскетически настроенных гуманистов эпохи Ренессанса. Во-первых, он исходит не из восхищения человеком, а из недоверия к нему, его органам чувств и его стереотипам. Во-вторых, этот рационализм рождается не из желания сузить пространство веры, а из желания его расширить. Рационализм понимается как форма аскезы и дисциплины. Это плод желания расширить монашескую келью до пределов всей человеческой жизни: служить Богу надо всем, а не только монахам. И служить надо всей жизнью, в том числе и профессиональной и семейной. И у католиков и у протестантов возникают движения мирянского аскетизма.
В XVI-XVII веках возникает новая форма духовной бдительности и готовности не доверять очевидным утверждениям. Открытие перспективы в живописи и открытие предрассудков в философии суть в равной степени основополагающие события нового времени: мир как он кажется и мир как он есть - не одно и то же. И все это требует дисциплины мысли, проверки того, что кажется очевидным. А тут Коперник пояснил, что истину можно найти только вопреки данным человеческих чувств (ибо чувства-то нам твердят, что Земля неподвижна, а по небу ходит именно Солнце).
Значит, "Не смех и буйство плоти средневекового карнавала, не ренессансный блеск красоты и стремление к славе, а глубокая внутренняя сосредоточенность, в тишине которой можно расслышать голос личной судьбы и смысла жизни, становится главной жизненной ориентацией. Возникновение механистической философии, становление экспериментального метода в науке и расцвет в XVII в. жанра натюрморта имеют одни и те же социальные корни. В натюрморте с одной стороны отказ от мирских радостей, а с другой - пристальный интерес ко всем подробностям мира. Для просто "любования" не нужно было убивать природу. Подобный же настрой на размышления о смерти создавали в XVII веке механические устройства. Если живая природа ассоциировалась с аффектами, свойственными поврежденной человеческой природе, то механические устройства - с полным контролем разума над собой и миром. Образ мира как часового механизма, и образ Бога как часовщика воспринимались как душеспасительные. Парадоксально, но образ искусственной вещи, "мертвой природы", механизма противопоставлялся протестантизмом XVII века явлениям живой природы как выражение высшей духовности в противоположность ветхой "душевности"»
[13][109].
Именно в силу своей противопоставленности миру человеческих аффектов и страстей мир природной рациональности и неизменности выглядит чем-то нравственно привлекательным. Стали актуальны старые слова св. Иоанна Златоуста, приводившего в пример человеку движение звезд, которые не отклоняются от своего пути - в отличие от человека: "Небо, и солнце, и луна, и хор звезд и все прочие твари находятся в великом порядке, а наши дела в беспорядке" (1 Беседа о диаволе, 7).
Теперь о личной религиозности ученых. Она была выше средне-бюргерской.
Николай Коперник был каноником, управляющим хозяйством Вармийской епархии, членом епархиального совета.
Иоганн Кеплер три года учился на богословском факультете Тюбингенского университета, но его, помимо его воли, избрали преподавателем математики в Граце. «Для Кеплера такое решение означало крах всех его многолетних надежд. Он не мог себе представить, что дорога к карьере священника для него отныне закрыта, но тем не менее вынужден был подчиниться. Но глубокая религиозность и стремление «согласовать» науку со своим выстраданным и искренним представлением о Боге остались характерными для всей его жизни»
[14][110]. «Я хотел быть служителем Бога и много трудился для того, чтобы стать им; и вот в конце концов я стал славить Бога моими работами по астрономии... Я показал людям, которые будут читать эту книгу, славу Твоих дел; во всяком случае, в той мере, в какой мой ограниченный разум смог постичь нечто от Твоего безграничного величия» (Иоганн Кеплер)
[15][111].
Галилей в 14 лет поступил послушником в орден иезуитов, «однако отец Галилея вовсе не желал видеть своего сына монахом и забрал его домой под предлогом того, что тот нуждается в лечении глаз»
[16][112].
Лейбниц (если кто забыл - это создатель системы дифференциального исчисления) свой главный труд посвятил «теодицее» - «оправданию Бога»
[17][113].
Ньютон писал толкования на библейские книги прор. Даниила и ап. Иоанна Богослова
[18][114].
Декарт (если кто опять-таки забыл - это создатель т.н. «декартовой системы координат») получил образование «в иезуитском колледже, цитадели антиоккультизма»
[19][115] В переписке со шведской королевой Христиной
[20][116] и богемской принцессой Елизаветой он защищал католичество
[21][117] и наставлял в благочестии - «первое и главное познание состоит в понимании, что существует Бог, от которого зависят все вещи: это научит нас принимать как благо все, что с нами случается, ибо все это явно послано нам Богом"
[22][118]. Напомню, что пишет это Декарт тяжело больной женщине, пишет, вспоминая и собственный опыт болезей и эти его слова нельзя не сопоставить с со свидетельством св. Иоанна Златоуста (также не отличавшегося крепким здоровьем): "Тот, кто научился благодарить Бога за свои болезни, недалек от святости"...
И созидают эти люди новую науку не в противостоянии с христианской Церковью. В ту пору Церковь еще достаточно сильна, чтобы «перекрывать кислород» своим врагам. И католики, и протестанты не смущались инквизиционными кострами
[23][119]. Но ученых - не жгли
[1][97] В теософии, например, высшая полнота Бытия никак не намерена благотворить людям: миром правит "не Бог, но слепой закон, не обладающий ни сердцем, ни чувствами, которого ни упросить, ни умолить нельзя. Человек не может дать ничего закону, чтобы получить от него больше, он не может его любить и не может рассчитывать на ответную любовь со стороны закона. Челолвек может лишь исполнять закон или на исполнять его... Греческая Фемида говорила древнему греку то, чего не знает современный христианини, что воздаяние за дела производит не премудрый Господь, но слепой и вместе с тем разумный закон" (Клизовский А. Основы миропонимания новой эпохи. Рига, 1990. Т.1, сс. 205-206). Если действительно рериховская теософия возрождает "древнюю мудрость", то придется признать, что именно эта "древность" и была отменена Новым Заветом, и что именно в фантазиях "древнего эзотеризма" одна из причин отсутствия науки в дохристианском мире. Попробуйте, кстати, научно обосновать такие, например, утверждения агни-йоги: "Пчелы и муравьи были принесены Великим Учителем с Венеры в назидание человечеству. Пшеница была принесена Изидою с Венеры... На Венере совсем нет насекомых и хищников. Там настоящее царство полетов, летают люди, летают птицы, и даже рыбы. Причем птицы понимают человеческую речь" (Письма Елены Рерих. 1932-1955. Новосибирск, 1993, сс. 159 и 334).
[2][98] См. Рассел Б. История западной философии. М. , 1993. Т. 2. С. 76.
[3][99] Социокультурные факторы развития науки (по материалам историко-научных исследований). Сборник обзоров. М. , ИНИОН, 1987, с. 77.
[4][100] Косарева Л. М. Генезис научной картины мира. М., ИНИОН, 1985, с. 44.
[5][101] Социокультурные факторы развития науки (по материалам историко-научных исследований). Сборник обзоров. М. , ИНИОН, 1987, с. 103.
[6][102] Косарева Л. М. Генезис научной картины мира. М., ИНИОН, 1985, с. 49.
[7][103] Декарт Р. Сочинения в 2 томах. Т. 1. М. , 1989. С. 85-89.
[8][104] Социокультурные факторы развития науки... С. 155.
[9][105] Косарева Л. М. Генезис научной картины мира. М., ИНИОН, 1985, с. 47.
[10][106] Martin М. Les Jesuites. Ed. du Rocher. 1989, P. 123.
[11][107] Ольшки Л. История научной литературы на новых языках. М. -Лд. , 1934. Т. 2. С. 80.
[12][108] Социокультурные факторы развития науки... С. 17.
[13][109] Косарева Л. М. Генезис научной картины мира. М., ИНИОН, 1985, с. 65.
[14][110] Кирсанов В. С. Научная революция XVII века. М., 1987. С. 103.
[15][111] Цит. по: Философия эпохи ранних буржуазных революций. М., 1983. С. 85.
[16][112] Кирсанов В. С. Научная революция XVII века. С. 150.
[17][113] См. Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла // Лейбниц Г. В. Сочинения в 4 томах. Т. 4. М., 1989.
[18][114] См. Дмитриев И. С. Неизвестный Ньютон. Силуэт на фоне эпохи. Спб., 1999. «Ньютон был уверен, что Библия представляет собой дописьменную историю мира и его призвание - расшифровать ее. В целом он написал на тему Библии более 1,3 млн. слов, или 4,5 тыс. страниц, но они не были изучены со времени его смерти в 1727 году. В 30-е годы прошлого века бумаги были куплены на аукционе "Сотбис" ученым из Египта Абрахамом Яхудой, а затем попали в Еврейскую национальную библиотеку в Иерусалиме. Там в течение десяти лет группа исследователей тщательно и кропотливо разбирала "бумажное" наследие Ньютона» (Гришина Е. Мрачное пророчество Ньютона. Великий английский ученый предсказал конец света в 2060 году // Труд. 27.3.2003).
[19][115] Гайденко П. П. Христианство и генезис новоевропейского естествознания // Философско-религиозные истоки науки. М., 1997, с.61.
[20][116] В 1654 году государыня лютеранской Швеции заболела и дала обет в случае выздоровления принять католичество. По исцелении она тайно сменила веру, отреклась от престола в пользу своего двоюродного брата Карла Х Густава и уехала в Рим (см. Цветков С. Э. Карл XII. М., 2000, с. 27).
[21][117] Декарт Р. Сочинения. т. 2. М., 1994, сс. 489-541.
[22][118] Декарт Р. Сочинения. т. 2, М., 1994, с. 517.
[23][119] «Я предпочел бы истребить все человеческие науки на земле, если бы они являлись причиной охлаждения христианского рвения и отвращения от Бога» - лидер швейцарской Реформации Ж. Кальвин (Цит. по: Социокультурные факторы развития науки (по материалам историко-научных исследований). М., ИНИОН. 1987, с. 53).
Следующий текст, часть 6