где взять Анну Григорьевну?
ДИКТАТУРА ДИКТОВКИ
Один старый писатель рассказывал:
Свой новый роман я решил продиктовать. Как Хемингуэй! Ну ли как Симонов, к примеру - он диктовал свои последние вещи, даже по телевизору показывали.
Договорился с машинисткой в издательстве. Лет тридцати пяти, некрасивая, маленькая, полненькая, скромненькая. Шерстяная кофточка, синенькая юбочка. Стрижечка, бусики, колечко с аметистом. Печатает быстро. Я ей, конечно, предлагаю чаю выпить. В перерыве, например - она через час делала перерыв на десять минут. Ну и в конце, конечно. «Нина Павловна, как насчет чая с пирожками? Или кофе сварить?» А она отказывается.
Отказывается решительно, и даже, показалось мне, обиженно. Или испуганно? Не знаю. Но я все равно предлагал, каждый раз. А она все резче и резче. «Нет! Спасибо! Нет. Не надо, я же сказала!» Как будто она и в самом деле оскорблялась или пугалась.
Ну, нет - так нет. Главное, печатала она отлично.
Потом она позвонила и сказала, что больше не может. А вместо себя прислала свою подругу - то есть сотрудницу.
Пришла. Ой-ой! Младше той лет на десять, а выглядит - прямо из кино. Красавица. Высокая, ногастая, брюки в обтяжку, волосы распущенные - ах! Ресницы два сантиметра. И вся такая дерзкая и раскованная. Печатает и подхмыкивает. То есть как бы критикует на ходу. Я ей, честно говоря, даже побоялся чаю предложить. «Ну его! - думаю. - А то сначала чай, потом кофе, потом кофе с коньяком… Боязно!».
Вот.
Через полгода я по каким-то делам оказался в издательстве. Заглянул в машбюро: «Здравствуйте, Нина Павловна! Добрый день, Ксения!» «Здрасьте, здрасьте!» «Как дела?» «Спасибо, хорошо! А у вас?» «И у меня хорошо! Пока, пока!».
Зашел в дирекцию, поговорил с главредом, еще с кем-то…
Возвращаюсь мимо машбюро. Слышу:
- Вообще-то он противный мужик! - говорит Нина Павловна. - Сальный.
Я, как положено писателю, замедлил шаг. Остановился. Ничего! Лев Толстой тоже под дверью подслушивал.
- Жутко противный! - продолжает она. - Глазки масленые, ручки дрожат, чуть что слюни не капают. Кругами вокруг меня вился. Только что не лапал. «Сюсю-пусю, пойдем в другую комнату, чайку попьем, пирожных поедим». Фу!
- Точно, противный! - соглашается Ксения. - Жлоб стопроцентный. Чашечки кофе ни разу не предложил, это же надо! Но, наверное, голубой. Я уж и так оденусь, и этак сяду… смотрит на меня, как на этажерку. Точно, голубой.
Один старый писатель рассказывал:
Свой новый роман я решил продиктовать. Как Хемингуэй! Ну ли как Симонов, к примеру - он диктовал свои последние вещи, даже по телевизору показывали.
Договорился с машинисткой в издательстве. Лет тридцати пяти, некрасивая, маленькая, полненькая, скромненькая. Шерстяная кофточка, синенькая юбочка. Стрижечка, бусики, колечко с аметистом. Печатает быстро. Я ей, конечно, предлагаю чаю выпить. В перерыве, например - она через час делала перерыв на десять минут. Ну и в конце, конечно. «Нина Павловна, как насчет чая с пирожками? Или кофе сварить?» А она отказывается.
Отказывается решительно, и даже, показалось мне, обиженно. Или испуганно? Не знаю. Но я все равно предлагал, каждый раз. А она все резче и резче. «Нет! Спасибо! Нет. Не надо, я же сказала!» Как будто она и в самом деле оскорблялась или пугалась.
Ну, нет - так нет. Главное, печатала она отлично.
Потом она позвонила и сказала, что больше не может. А вместо себя прислала свою подругу - то есть сотрудницу.
Пришла. Ой-ой! Младше той лет на десять, а выглядит - прямо из кино. Красавица. Высокая, ногастая, брюки в обтяжку, волосы распущенные - ах! Ресницы два сантиметра. И вся такая дерзкая и раскованная. Печатает и подхмыкивает. То есть как бы критикует на ходу. Я ей, честно говоря, даже побоялся чаю предложить. «Ну его! - думаю. - А то сначала чай, потом кофе, потом кофе с коньяком… Боязно!».
Вот.
Через полгода я по каким-то делам оказался в издательстве. Заглянул в машбюро: «Здравствуйте, Нина Павловна! Добрый день, Ксения!» «Здрасьте, здрасьте!» «Как дела?» «Спасибо, хорошо! А у вас?» «И у меня хорошо! Пока, пока!».
Зашел в дирекцию, поговорил с главредом, еще с кем-то…
Возвращаюсь мимо машбюро. Слышу:
- Вообще-то он противный мужик! - говорит Нина Павловна. - Сальный.
Я, как положено писателю, замедлил шаг. Остановился. Ничего! Лев Толстой тоже под дверью подслушивал.
- Жутко противный! - продолжает она. - Глазки масленые, ручки дрожат, чуть что слюни не капают. Кругами вокруг меня вился. Только что не лапал. «Сюсю-пусю, пойдем в другую комнату, чайку попьем, пирожных поедим». Фу!
- Точно, противный! - соглашается Ксения. - Жлоб стопроцентный. Чашечки кофе ни разу не предложил, это же надо! Но, наверное, голубой. Я уж и так оденусь, и этак сяду… смотрит на меня, как на этажерку. Точно, голубой.