-Или…
-ЧУЖАЯ!!!
-Что она бормочет?
-Она что мутант?
-Отведите её куда-нибудь, где поймут!
-Avete l'acqua?)
(У вас есть вода?)
-Аква?
-Аква, она хочет воды. - Парень явно был чуть смышленее остальных.
Блин да откуда она взялась. Старейшине было совсем не до неё. У них кончались патроны, а мутанты шли волной.
Их словно что-то гнало…
Это было последнее, что они смогли понять из её болтовни.
А говорила она быстро и сбивчиво. Словно спешила. Очень.
Нет, она не была испугана, и это странно. Она была спокойна, но при этом явно торопилась. Все что Марат мог понять из её речи, он понимал по её глазам и жестам.
Справедливо решив, что с ней они займутся позже, сейчас главное не дать волнам гадости медленно, но упорно растекающимся по этим веткам метро просочиться в их сектор. Они забаррикадировали все что могли. Крыли металлом и сваривали последними свечами.
-Deve andare ...
(Нужно уходить…)
-Андере?
Что-то знакомое было в этом слове. Проскользнуло и убежало куда-то.
Может интонация, с которой она его произносила.
Она опять испуганно дернулась и, вскочив, уставилась на дверь. Дверь была специальная. Сваренная силами пяти аппаратов она могла выдержать непрямое попадание тактического ядерного. Четыре засова и пять висячих замков, плюс ко всему упоры задвигаемые снизу. Бетонные стены в полметра толщиной крепкий косяк.
Гордость их «сектора». Как они его называли.
Они жили всей общиной в месте, напоминавшем орудийный бункер времен второй мировой. Только еще более надежно защищенный.
Можно было конечно отступить в него. Но это значило потерять все отвоеванное за последний год пространство. А ведь они захватили немало. Несколько квадратных километров туннелей были зачищены в прямом смысле. Переползавшие с места на место мхи-крысоловы были пойманы «убиты» и пущены на топливо для приготовления еды. Как можно убить мох? Очень просто - наступить на него. Но будь готов, что он вцепится тебе в прочный ботинок и попытается прогрызть его. Еще одна проверка обуви перед выходом наружу, ха. Даже кислотную паутину, разъедавшую одежду и кожу сняли палками со всех углов. Чтобы дети случайно не запутались. Их иногда выпускали «наружу» за двери бункера. Иначе они бы сами убежали. Им говорили - вот что это. И они верили. Что это и есть «наружа».
Знали бы они, чем та на самом деле является. В том радиоактивном аду их привыкшие к почти спокойной жизни люди не продержались бы и дня. Он сам и двое его товарищей уже пятый год были лучшими бойцами, что охраняли это укрепление. Но и им не хотелось возвращаться наружу.
Может они расслабились. Наверное, привыкли к такой жизни.
Ведь уют можно создать где угодно, хоть на пустом месте… в аду, где нет ничего. Были бы люди, которые этого хотят, и которым ты хочешь помочь. Время… - и вот он уют. Посреди радиоактивного ада. Можно забыть о том, что там творится и спокойно жить здесь. Они втроем знали каждый уголок на сотни миль вокруг. Если иногда им что-то требовалось, шли только они. Многие хотели им «помочь»…
Но труп живому не помощник. Разве только отвлечет на пару минут тварь, что будет им завтракать.
Или ужинать.
(Тихо, этот звук)
(Молчите. Этот звук.)
- Silenzio… Quel suono…
Произнесла таким детским почти голоском. Почти шепотом и уставилась куда-то в темноту.
Марат прервал свои размышления. Нужно с ней как-то объясниться. Жестами что ли. И идти к остальным наружу помогать им с отстрелом крыс и тараканов. Или что там еще ползет к ним теперь.
Он начал искать лист бумаги, но через секунду понял тщетность этого - даже найди он его, а за бумагой им приходилось подниматься на самые верхние уровни, да и то в кассах и магазинчиках её уже практически не осталось, даже будь она тут - писать на ней все равно нечем… разве только кровью.
Он достал нож. Она спокойно смотрела на клинок. Он почему-то подумал в тот момент, как нож уже был в руке, что девчонка испугается, но та, молча, и с легким любопытством смотрела. Просто смотрела и.… Прислушивалась?
Марат пинком отправил кресло в сторону. Под ним был толстый слой пыли. Не долго думая острием нарисовал там человечка показал рукояткой на себя и сказал:
-Я. То есть Марат. То есть тфу, ну ты поняла? Надеюсь…
И положив нож на толстенный слой пыли сделал приглашающий жест, мол, делай с ним, что хочешь… Автомат все равно быстрее выхвачу.
И что за глупые мысли, но он ко всему уже тут привык.
….
-Это что?
Он отшатнулся и упал, уронив за собой стул, на котором сидел.
Дверь вздувалась, идя мазутными потеками. И ни звука. Не видь он этого, он бы так и остался сидеть спиной к ней.
Он закричал. Звал всех. И тишина. Он не знал, сколько это продолжается. Дверь уже вся была в потеках. Пузырилась просто. Это даже не кислота.
Там что-то…
Только сейчас он понял, что не так.
Он не слышал своего голоса, когда кричал!
Звуки, они исчезали, только выбравшись оттуда, откуда они появлялись. А откуда берутся звуки?
Прижавшись спиной к стене, и выставив вперед укороченный автомат, он ждал. Вставать и бежать проверять, где все ему почему-то не хотелось. Ноги были как ватные. Он…
Наверное, все же боялся встать. И упасть сразу же. К тому же чтобы бежать к остальным, нужно было хоть на секунду повернуться к двери спиной.
Он ни за что в жизни больше так не сделает!
Кто-то в детстве сказал ему:
-Вадик, не сиди спиной к дверям, последний раз предупреждаю - это тебя погубит.
Отец. Вот он вспомнил, это говорил отец.
Только сейчас он понял, что не так. Дело даже не в звуках.
Мысли … они путались. Как вязкий глицерин. Словно он думал во сне.
В осознанном сне.
Дверь текла тоже не понятно, вопреки всем законам физика. Она не плавилась и не прожигалась - с ней творилось что-то непонятное. Вадим не помнил, сколько времени прошло с тех пор, как он уже так сидит с автоматом в обнимку. Он всем телом чувствовал - стоит отвернуться от неё и что-то произойдет. Что-то нехорошее. Он просто знал это.
Ну а что с ним может случиться? Ну, умрет он. Он же уже за свои девятнадцать свыкся с этой мыслью. Это обязательно случится. И не от него зависит.… Не всегда и не только от него.
Что-то внутри него щелкнуло - он вскочил и кинулся к соседней двери.
Упал, как и предполагал, но уже там, тут, же вскочил и побежал дальше.
Звать бежал на дрожащих, но почти невесомых и ватных ногах, искать своих, он кричал как сумасшедший, не слыша своего голоса, вообще ничего не слыша. Пробежал сотню метров и что-то начало подниматься. Секунду, мгновение ползло по позвоночнику, а потом захлестнуло как набежавшая волна серфингиста.
Ужас.
Это был запредельный ужас. Он знал - та дверь пала. И то, что было за ней - теперь там, в той комнате. Где он только что был. И только воздух теперь отделяет его бегущего от «этого». А насколько быстро «это» бегает. Он ничего не мог поделать, он уже не мог думать вообще, тело было словно на автопилоте, оно неслось вперед, не разбирая пути. И дальше не он бежал, его она несла. Вперед не разбирая дороги, била по всем металлическим выступам. Но несла. Уже в последнюю секунду угасавшего сознания он все-таки подумал - не нужно было поворачиваться спиной к той двери, это правильно голос ему тогда нашептывал.
Оно всегда позади, как повернешься - его уже нет. Вот сидел бы он там и смотрел на дверь, и встретил бы «это» лицом к лицу. Очередью в рыло. Все эти мысли проскочили как кот в уже закрывавшуюся дверь смерти.
Волна несла. Сбивая все на своем пути. Он уже не управлял собой вообще. Сознание гасло. Он как ополоумевший несся, вперед натыкаясь на все, что было перед ним…
….
Как снаряд Вадим пронесся мимо сидевших Олега, Василия, Марата, и той девочки. Он был весь в крови, что-то творилось с его лицом.
Оно не дергалось, оно, будто текло. Мелькнуло на секунду и исчезло дальше по коридору.
Секунду они все молча, смотрели ему вслед. Потом Олег спросил:
-Может ему приспичило?
Он сам понимал глупость сказанного, но… если тревога - какого черта тот не кричал?!!
(Это оно)
-Questo è
…
-Веселые они ребята были, весело жили - весело сдо…
Он не успел договорить, бежавший по коридору Вадим налетел на штырь для нанизывания кусков мяса и так и остался висеть, как бабочка в книге коллекционера.
Бабочка, у которой даже после смерти что-то творилось с лицом…
Трое в камбузе смотрели на него, вытаращив глаза. Потом двое вскочили и кинулись за оружием.
А повар, молча, продолжал чистить пригревшие сковороды.
Они там и без него справятся, должен же кто-то охранять и это помещение, сразу за ним - спальни, где дети и их матери.
Он, молча еще раз, взглянул на тело Вадика. Он привык обращаться с трупами, и сейчас был полностью уверен, что тот мертв. Но с его лицом точно что-то было. Оно подергивалось, как нога придавленного сталкера, которую он однажды еще в детстве видел у выхода на поверхность. Того придавило куском стены. Все верхние уровни метро постепенно ветшали. Кислотные дожди делали свое дело. Паутина, росшая после них - завершала.
Повар, или Кок, как он любил себя называть отвернулся и с удвоенным ожесточением принялся драить посуду. Что к ней прилипает постоянно?
Что в этих мутантах за жир такой, что его никак не соскребешь?
Что за гадость они едят каждый день? Иногда он позволял себе об этом думать, но зачастую просто гнал дурацкие мысли прочь…
Он всегда сидел лицом к двери. И сейчас каждую секунду вскидывал голову и обдавал эту дверь угрюмым взглядом серых глаз. Не нравилась она ему сегодня что-то. Эта дверь…
И странно, почему до сих пор нет стрельбы? Если там тварь, они должны были её уже найти…
…
Да в этом «бункере» все и вправду разленились в условной и временной «безопасности»…
…
Злость. Он наполнялся ею как под кран, поставленный граненый долбаный стакан. Вот сейчас она потечет наружу. Сейчас будет мокро.
Ему аж неудобно было во всем теле. Как воротничок что вечно жмет. Он ничего не может с собой поделать. Эта хрень его достала. Вся она. Эта жизнь, эта вонь. Это постоянное - за тобой следят. Кто-то, что-то, нечто. Его нервы уже давно сдали, но он жил, он просто хотел жить…
Ну, его к лешему…
-Что с тобой, - он смотрел вполоборота, то на товарища, то на коридор. Спина как всегда к стене.
-Дима, что с тобой.
Он говорил шепотом, смотря в темноту. И почему если тревога никто не включил освещение. Генератора опять жалко, или мазута, под который они его переделывали недавно.
Ибо бензин в городе снаружи уже было не найти.
У Димы свело руки, челюсть, и даже лицо. Глаза гуляли, слюня, текла по подбородку.
-Ты меня слышишь? Иди назад в камбуз, я сам найду эту тварь…
Что-то ему подсказывало, что тут не все чисто, и не из-за смерти Вадима он так. Сейчас он не помощник, а только мишень.
Он опять внимательно смотрел в темноту и решал что делать. Искать остальных или идти одному.
…
Они все словно сошли с ума. В бункере была пальба, все стреляли в основном в две цели: в двери и в друг друга.
Это был сущий ужас.
Марат с двумя ветеранами их рейдов на поверхность кое-как добрался до камбуза, за которым были их главные жилые отсеки, а значит женщины и дети. Он приказал им забаррикадировать двери изнутри, а сам с ребятами сделали то же снаружи.
Внезапно начавшись, стрельба так же быстро стихла. Это Марату нравилось еще меньше. Девушка, отчаявшись переубедить их, выждала момент, когда на неё никто не смотрел и, выскользнув из камбуза, бросилась бежать по металлическим коридорам бункера.
-Стой! Вот, дура… - В сердцах прокричал Марат. Они остались там. Спиной к помещениям с женщинами и детьми, лицами к той двери, что так не нравилась коку.
…
Больше их никто никогда не видел.
Как и тех, кого они там защищали.
Возможно, доведенные до безумия «этим», что пользовалось притупленными и привычными страхами, доводя их до абсолюта, возможно, они сами ворвались потом в спальные помещения…
А может и смогли это вынести, неизвестно что с ними стало…
Только одно, несомненно - они не смогли до конца смотреть на дверь…
Они не выдержали этого противостояния «взглядов»…
Они не смогли встретить то, что за ней пряталось лицом к лицу…
Ведь у этой твари никогда не было лица…
Ведь страх всегда безлик…
…
Она неслась по тоннелю. Впереди темнота, позади сумрак. Лампы, что освещали эти коридоры, гасли одна за другой, словно кому-то очень мешали.
…
Она знала - нельзя останавливаться. Ведь для неё опасны были только люди. Те, которых она оставила позади себя.
Иностранка не боялась дверей. Она не обращала на них внимания пробегая мимо. Она помнила выход и теперь бежала к нему.
Теперь ей опять придется идти дальше одной. Она хотела увести отсюда людей. Быть с кем-то. Она устала от одиночества.
Но уже тогда что-то подсказывало ей - даже если она сможет с ними объясниться и они её поймут, они, ни за что не уйдут от сюда.
Они не оставят крепкий и надежный бункер и не выйдут на поверхность в царящий там «радиоактивный ад».
На самом деле, ад там был только над городами. Многие выходы из метро на окраинах уже не так фонили, и можно было спокойно жить уже в ста километрах от стертого с лица земли мегаполиса.
Почти спокойно.
Она и жила.
Вместе, всей семьей они пытались на легкой одномоторной «сесне» добраться до Сибири, которая почти не пострадала во время войны. Там были леса, снега, много еды и воды и мало мутантов. Древесина, все, что нужно там было. Так говорил ей отец.
Она любила его. И сейчас в этой тьме сквозь тяжелое дыхание и стук сердца вспомнила его почти лысую, круглую и усатую голову.
Уже задыхаясь, она добежала до двери бункера. Поскользнулась на лужах крови. Упала, испачкалась в ней, и, обжигаясь об ледяной металл двери, принялась отодвигать один за другим запоры. Дверь была целая. Не проплавленная. И тел поблизости не было. Только два пустых магазина и куча стреляных гильз под ногами.
И кровь.
Везде, на стенках, брызги и отпечатки.
Отчетливые отпечатки человеческих рук.
Скрип, визг который издавала эта дверь, медленно открываясь, разбудил бы и мертвого…
Маленькие груди в испачканной кровью футболке напряглись от легкого холодного ветерка в тоннеле метро. Она вся вздрогнула, и ей очень захотелось обратно. Но слишком хорошо представляла она, что там теперь творится.
Легко и почти бесшумно ступая, она исчезла во тьме так же, как и десять часов назад вышла из неё.
Но тогда это был бункер полный жизни, а теперь лишь ужас и смерть царили там.
…
Она знала, что тварь пойдет за ней. Именно поэтому не могла больше оставаться в том селе, рядом с которым не приземлился, а скорее упал их самолет. Видимо из всех людей, что та встречала, только мысли этой девочки-подростка были скрыты от неё. Ведь она была не местная и думала на неизвестном твари языке.
Иногда она чувствовала чье-то вторжение в мысли, что-то не так как обычно, но это были лишь отзвуки тех атак, которые тварь проводила на других людей.
…
Она брела по этим пустым туннелям, прячась при любом шорохе. Делая это автоматически, и опять идя дальше. Там наверху, тварь, что шла за ней отгоняла своим присутствием любого монстра на целую милю вокруг. Её все обходили стороной, видимо боялись не меньше чем люди.
…
Она осталась одна. Опять одна и «это». Тем более одна, что даже та тварь, что вечно шла за ней по пятам, её не понимала.
Прям как возлюбленный готовый петь серенады под окном своей избранницы, и не догадывающийся как мучительно для той их сейчас слушать… сидя у этого треклятого окна, наблюдая дурацкий рассвет. Все не мило - если у тебя месячные ^_#