полный титул
- А ведь это ты, Мирон, Павла убил! - сказал он. - А ты знаешь, что это такое? Это когда тебя бьют по башке и говорят: "Ты убил Павла". А ты не знаешь, кто его убил. И что делать будешь?
Петька опешил и побледнел. Он знал, что Павел убит не им - но откуда? И как это могло произойти без его ведома и участия?! И тут же понял: его убили. Убили, замочили, убили Павла! И он даже не может ничего сделать - потому что все его мысли, чувства и поступки уже давно были кем-то записаны. Он понял, что это значит - умереть. Но не сразу. Он долго и мучительно думал, что же делать дальше. Мучиться, как товарищ Сухов; или опешить, как Петруха при виде Абдуллы. И тут он увидел перед собой Павла.
- Первая неизрекаемая и непререкаемая истина марксизма гласит: если вы хотите жить, не мешайте умирать другим. - Павел Петрович был спокоен. - Это и есть главный принцип, на котором зиждется вся жизнь. Маркс, как известно, был не только философом и ученым - он еще много лет жил в России. Мно-о-го лет! В его трудах, в частности у «Капитала», есть такой абзац: «… человек должен жить так долго и счастливо на земле… как только он оголтеет, когда он будет жить, не зная смерти и никогда ее даже не предчувствуя, человек будет счастлив и в своем посмертном существовании…» А что такое «оголтеет»? Это когда всё, чего он хочет - это жить. Вторая, не менее важная истина марксизма гласит: человек есть мера всех вещей. Но как измерить эту меру? Что такое «мера»? Человек - это мера всего. Существующего, что оно существует. И отзовистов, что они отозвались и будут исключены из партии. И самого себя. Вот и выходит, что все мы - мера друг друга… А теперь о том самом главном вопросе: как быть?
Петька оторопело молчал. Он не знал, что ответить. И тут ему пришло в голову… Но это было так невероятно - и даже жутко! Жутко! - что он даже не мог произнести это вслух. Павел Петрович (в виде солидного призрака Инженерного замка) спросил: «Ты что, не рад? Не хочешь со мной разговаривать?» Петька хотел ответить - но слова застряли в горле. Он вспомнил, как он сам недавно спрашивал у себя: «Как я могу быть мерой всего?» И вдруг понял. Понял, что его не убили, а он сам убил Павла - и в этот момент умер. Но почему? Ведь Павел Петрович говорил, что он его не убил. Как это так могло случиться - ведь всё было по-другому… Нет! Он не убил Павла. Но он его и спас! А если бы Павел погиб, Петька сам был бы мертв? Но тогда это был бы не он! Это было бы что-то другое. Но что? Что это за «он», которое не может быть ничем, кроме Павла Петровича и самого себя.
Павел (а это был он, Петька), ответил: «Это ты и есть. Оторопей пока не поздно! Ты же не просто умер, ты еще и родился. И сейчас живешь - как никогда раньше… Вот это уже настоящая смерть! А что такое смерть? Это когда ты не знаешь, жив ты или мертв. А если бы ты знал, что умер? Что тогда?» Петька понял. Понял, что ему, не медля ни секунды, следует оторопеть. И он опешил. И тут же понял, что это и есть оторопь. Отропь от невозможности неторопливо оголтеть. А если так - то он сам ведь не умер? Тогда кто тогда мертв?!
«А ведь это ты, Мирон, Павла убил!» И он опять опешил, жутко, заполошно, яростно, до разрыва аорты. И понял, что Павел был не прав. Он сам - это и есть смерть! А то другое в его теле… Да кто же тогда он, кто, этот вечный оторопевающий командир эскадрона? А он не знает. И что же тогда? Он сам - смерть, или… Или это Павел Петрович и есть его собственная смерь?! Он стал непрерывно оторопевать, пытаясь понять, что же это такое. Но понял только одно - он не хочет жить так долго и счастливо на земле, если он не сможет тщательно оцепенеть! Он уже не хотел жить - но и умереть он тоже больше был неспособен. Он был способен только на непрерывное оторопение, без надежды на очухивание и оголтевание, без надежды на оцепеневание и обалдевание, на опешивание и обледеневание, на онемение и оцепенелую остановку всего. Он понял, что Павел - это он сам. И его смерть была тем самым концом света… Но тогда кто же убил Павла? Мирон фор Ржевский, друг поручика дю Киже собственной персоной. Это он убил его! И это не Павел, а тот кто-то другой. Он, Петька. Но почему он убил? И что такое «сам»? Но если это он сам, то почему его нет? И кто тогда Павел?.. Нет. Этого не может быть!
Петька оцепенело оголтевал. Он понимал, что не может больше ничего сказать - потому и молчал. Павел тоже замолчал на минуту; потом спросил: «Ты ведь уже догадался? Поручик - это ты, только не такой поручик как прежде. И он тоже…» Он снова замолчал на минуту и вдруг сказал: «Я тебя знаю! И не надо мне ничего говорить! Ты же меня убил!» Петька оцепенел. Он вдруг подумал, что не понимает Павла. Он понял это через несколько минут - когда Павел сказал: «Ты же сам меня убил! Ты думаешь, что Мирон Павла убил. Но Маркс учит нас: «Человек есть мера всех вещей. А что такое человек? Это то, чего он хочет!» Вот так!»
Петька старательно понял. Но что это было? Он не мог вспомнить. Это был сон - а потом вдруг оказалось, он в нем оцепенело жил… Или просто пытался оторопело оголтеть во сне. Но во сне столь же трудно оголтеть, как увидеть собственные руки или своё отражение в зеркале. Он понял, что это сон. Но в том сне он сам был Павлом Петровичем… И вот теперь Павел Петрович - мертвый человек! «При мне всё будет как при бабушке», - любил говаривать поручик. Но как же он мог быть Павлом Петровичем, когда был Петькой? А потом - не быть им? И почему он тогда был убит, а теперь жив и даже счастлив… Это было непонятно.
Петька оголтело посмотрел на поручика. Тот невозмутимо молчал. Тогда Петька сказал: «Я убью его, как только очухнусь!» А поручик ответил: «Ну, попробуй… Только не думай больше ни о чем. А то ты совсем очухаешься и опять его убьешь…» Но Петька уже не мог ни о чем думать, кроме как об очухивании. Он уже знал, что будет делать: очухается, оголтеет и неторопливо оторопеет; потом спокойно очухается, солидно оголтеет и тихо оторопеет. И тогда Павел Петрович станет Петькой. Но как это сделать? Петька подумал и сказал: «Я хочу быть собой! Сам оголтеть, оторопеть и очухаться. А потом опять очухаться и стать собой!» Но Павел сказал, что это невозможно.
Скрепосталинград, канун 1 мая.
Петька опешил и побледнел. Он знал, что Павел убит не им - но откуда? И как это могло произойти без его ведома и участия?! И тут же понял: его убили. Убили, замочили, убили Павла! И он даже не может ничего сделать - потому что все его мысли, чувства и поступки уже давно были кем-то записаны. Он понял, что это значит - умереть. Но не сразу. Он долго и мучительно думал, что же делать дальше. Мучиться, как товарищ Сухов; или опешить, как Петруха при виде Абдуллы. И тут он увидел перед собой Павла.
- Первая неизрекаемая и непререкаемая истина марксизма гласит: если вы хотите жить, не мешайте умирать другим. - Павел Петрович был спокоен. - Это и есть главный принцип, на котором зиждется вся жизнь. Маркс, как известно, был не только философом и ученым - он еще много лет жил в России. Мно-о-го лет! В его трудах, в частности у «Капитала», есть такой абзац: «… человек должен жить так долго и счастливо на земле… как только он оголтеет, когда он будет жить, не зная смерти и никогда ее даже не предчувствуя, человек будет счастлив и в своем посмертном существовании…» А что такое «оголтеет»? Это когда всё, чего он хочет - это жить. Вторая, не менее важная истина марксизма гласит: человек есть мера всех вещей. Но как измерить эту меру? Что такое «мера»? Человек - это мера всего. Существующего, что оно существует. И отзовистов, что они отозвались и будут исключены из партии. И самого себя. Вот и выходит, что все мы - мера друг друга… А теперь о том самом главном вопросе: как быть?
Петька оторопело молчал. Он не знал, что ответить. И тут ему пришло в голову… Но это было так невероятно - и даже жутко! Жутко! - что он даже не мог произнести это вслух. Павел Петрович (в виде солидного призрака Инженерного замка) спросил: «Ты что, не рад? Не хочешь со мной разговаривать?» Петька хотел ответить - но слова застряли в горле. Он вспомнил, как он сам недавно спрашивал у себя: «Как я могу быть мерой всего?» И вдруг понял. Понял, что его не убили, а он сам убил Павла - и в этот момент умер. Но почему? Ведь Павел Петрович говорил, что он его не убил. Как это так могло случиться - ведь всё было по-другому… Нет! Он не убил Павла. Но он его и спас! А если бы Павел погиб, Петька сам был бы мертв? Но тогда это был бы не он! Это было бы что-то другое. Но что? Что это за «он», которое не может быть ничем, кроме Павла Петровича и самого себя.
Павел (а это был он, Петька), ответил: «Это ты и есть. Оторопей пока не поздно! Ты же не просто умер, ты еще и родился. И сейчас живешь - как никогда раньше… Вот это уже настоящая смерть! А что такое смерть? Это когда ты не знаешь, жив ты или мертв. А если бы ты знал, что умер? Что тогда?» Петька понял. Понял, что ему, не медля ни секунды, следует оторопеть. И он опешил. И тут же понял, что это и есть оторопь. Отропь от невозможности неторопливо оголтеть. А если так - то он сам ведь не умер? Тогда кто тогда мертв?!
«А ведь это ты, Мирон, Павла убил!» И он опять опешил, жутко, заполошно, яростно, до разрыва аорты. И понял, что Павел был не прав. Он сам - это и есть смерть! А то другое в его теле… Да кто же тогда он, кто, этот вечный оторопевающий командир эскадрона? А он не знает. И что же тогда? Он сам - смерть, или… Или это Павел Петрович и есть его собственная смерь?! Он стал непрерывно оторопевать, пытаясь понять, что же это такое. Но понял только одно - он не хочет жить так долго и счастливо на земле, если он не сможет тщательно оцепенеть! Он уже не хотел жить - но и умереть он тоже больше был неспособен. Он был способен только на непрерывное оторопение, без надежды на очухивание и оголтевание, без надежды на оцепеневание и обалдевание, на опешивание и обледеневание, на онемение и оцепенелую остановку всего. Он понял, что Павел - это он сам. И его смерть была тем самым концом света… Но тогда кто же убил Павла? Мирон фор Ржевский, друг поручика дю Киже собственной персоной. Это он убил его! И это не Павел, а тот кто-то другой. Он, Петька. Но почему он убил? И что такое «сам»? Но если это он сам, то почему его нет? И кто тогда Павел?.. Нет. Этого не может быть!
Петька оцепенело оголтевал. Он понимал, что не может больше ничего сказать - потому и молчал. Павел тоже замолчал на минуту; потом спросил: «Ты ведь уже догадался? Поручик - это ты, только не такой поручик как прежде. И он тоже…» Он снова замолчал на минуту и вдруг сказал: «Я тебя знаю! И не надо мне ничего говорить! Ты же меня убил!» Петька оцепенел. Он вдруг подумал, что не понимает Павла. Он понял это через несколько минут - когда Павел сказал: «Ты же сам меня убил! Ты думаешь, что Мирон Павла убил. Но Маркс учит нас: «Человек есть мера всех вещей. А что такое человек? Это то, чего он хочет!» Вот так!»
Петька старательно понял. Но что это было? Он не мог вспомнить. Это был сон - а потом вдруг оказалось, он в нем оцепенело жил… Или просто пытался оторопело оголтеть во сне. Но во сне столь же трудно оголтеть, как увидеть собственные руки или своё отражение в зеркале. Он понял, что это сон. Но в том сне он сам был Павлом Петровичем… И вот теперь Павел Петрович - мертвый человек! «При мне всё будет как при бабушке», - любил говаривать поручик. Но как же он мог быть Павлом Петровичем, когда был Петькой? А потом - не быть им? И почему он тогда был убит, а теперь жив и даже счастлив… Это было непонятно.
Петька оголтело посмотрел на поручика. Тот невозмутимо молчал. Тогда Петька сказал: «Я убью его, как только очухнусь!» А поручик ответил: «Ну, попробуй… Только не думай больше ни о чем. А то ты совсем очухаешься и опять его убьешь…» Но Петька уже не мог ни о чем думать, кроме как об очухивании. Он уже знал, что будет делать: очухается, оголтеет и неторопливо оторопеет; потом спокойно очухается, солидно оголтеет и тихо оторопеет. И тогда Павел Петрович станет Петькой. Но как это сделать? Петька подумал и сказал: «Я хочу быть собой! Сам оголтеть, оторопеть и очухаться. А потом опять очухаться и стать собой!» Но Павел сказал, что это невозможно.
Скрепосталинград, канун 1 мая.