Оголтели
Очухаться без предварительного оторопевания было невозможно - поэтому Петька решил просто не думать ни о чём. Но тут в дверь постучали. Это была Анна фон Раабен, и она принесла ему записку: «Петька! У нас с тобой сегодня будет большой разговор! Поручик Мирон фор Ржевский в Москве. Не опаздывай!»
Петька не знал, что такое «большой разговор», но он был в курсе про Мирона фор Ржевского - это такой известный персонаж анекдотов, бонвиан и развратник, который в своё время был очень популярен. А ещё у него был друг - полковник Плевако. Мирон был его адвокатом и другом - они часто ходили вместе в театр. В общем, это был человек из прошлого века - и он действительно приехал в Москву. Но это был совсем не тот Мирон, которого Петька знал. В этом Мироне не было ничего от его старого образа. Он был похож на какого-то молодого человека из будущего. Разве что привычка перекладывать серебряный портсигар выдавала в нём того прежнего фор Ржевского. В остальном же он был совершенно не похож на себя. Но это не было странным - все его черты были неуловимо схожи с теми, что Петька знал раньше. Он был похож на себя, как человек из сна - только его лицо не было сонным. Это был совершенно другой человек.
Нетерпеливо очухавшись, Петька вскочил с кровати и выбежал из комнаты. В холле его встретила Анна. Она была в том же костюме, что и вчера: глухое платье чёрного бархата и две нитки жемчуга. Она была очень похожа на своего деда, который жил в Петербурге. Петька подумал - а не тот ли это дед? Он даже вспомнил, как дед в детстве учил его играть на рояле и показывал ему ноты - это было очень похоже… Нет. Но, с другой стороны - а что это за дед? Может быть он тоже из прошлого и его надо просто вспомнить?.. Нет. Нет, не надо. А кто тогда это? Но кто же тогда кто? Петька даже вздрогнул от этого вопроса.
Анна выглядела вполне очухавшейся и была готова ехать. В прихожей она на минуту задержалась, чтобы надеть туфли и накинуть шаль. Петька не мог понять - что ей мешает сделать это прямо здесь? Но потом он вспомнил, что она может потерять туфлю или шаль. Поэтому он молча взял у неё шаль и накинул на плечи. Они пошли к выходу. Он был уже готов.
В коридоре утробно рычал, оголтевая, поручик дю Киже, который был в таком состоянии, что даже не смог ответить на приветствие. Он только рычал и пытался схватить Анну за ногу. Но она его оттолкнула.
Сев в автомобиль, они молча поехали по Тверскому бульвару, а потом по Петровке в сторону Петровки. Но на полпути Анна резко затормозила, и они поехали назад. Они остановились в каком-то переулке, и Анна достала из сумочки бутылку шампанского. Она открыла её и протянула Петьке. Петька заметил, что в бутылке, по обыкновению, Анна держала подстное масло. Но сейчас бутылка была пустая. Он выпил и оторопел: «Это что такое? Это не коньяк?» Она улыбнулась, и Петька понял. Он понял, как связаны оторопь, оторопение, оторопевание, очухивание, оголтение и оголтевание. В том смысле, что в этом месте всё это происходит одновременно. Но как? Ведь он никогда не пробовал ничего, кроме водки. И тут он вспомнил.
Оторопеть - это когда в голову приходит, что ты уже умер. И вот тут-то, когда ты уже готов к смерти - или только что умер, когда тебя охватывает ужас при мысли о том, что ты умер, - наступает это самое оголтение. Оно же и есть смерть как таковая…
Анна осторожно оголтела и вышла из машины. В руке она держала бутылку. Она сделала два больших глотка и поставила бутылку на землю. Петька тоже сделал два глотка и понял, что это шампанское. Она взяла его за руку и повела в подъезд. Они поднялись на лифте и вошли в дверь, которую Анна открыла ключом. В комнате сидел Мирон фор Ржевский и смотрел на них из-за стола. В руке у него была рюмка с шампанским, а на столе лежали две белые розы. Петька не стал садиться - а сразу протянул руку и взял бутылку. Он не понимал, что происходит.
Они все дружно очухались и сели за стол. Сначала выпили шампанское, потом водку - и только после этого Мирон заговорил: «Ну что ж вы так торопились? Я ведь не на бал приехал…» Петька с Анной переглянулись. Мирон достал из кармана пиджака конверт с письмом и передал его Анне. Анна оторопела. «Что это?» - спросила она. «Это письмо от Котовского», - ответил Мирон. - «Вы его уже читали?» Петька не ответил. «Читай, чти», - сказал Мирон. И Анна протянула ему письмо: "Милый друг! Василий Иванович учит нас: когда вы читаете книгу, не думайте о том - кто её написал. Просто читайте". «Как же так? Ведь мы старательно оторопеваем, очухиваемся и оголтеваем. Оцепеневаем, опешиваем и обалдеваем, а потом вдруг понимаем - это всё не мы. И это не мы… А что же тогда?» «Не знаю, - ответила Анна. - Не знаю, кто его написал. Я просто прочту его вслух. Это ведь не я написала?» Петька прочитал письмо: "Милый друг! Если вы читаете это письмо, значит я умер. Вы не должны этого бояться. Я уже много лет живу в мире, где нет смерти - и все это время я был только частью его".
Петька оторопел и посмотрел на Ржевского. Он видел его первый раз в жизни. В его лице ничего не изменилось. Он сидел в той же позе и курил свою неизменную трубку. А портсигар, набитый папиросами «Смычка» по-прежнему находился в кармане его гусарских рейтуз. Петька почувствовал, что сейчас он умрет. Но тут Анна сказала: «Не бойся! Не бойся. Ты ведь не боишься умереть? Вот и я так думаю, что нет…» «А кто ты? Ты тоже умерла?» «Нет, конечно. Я ведь уже говорила тебе: я здесь только на время. Это просто маска, которая надевается на время. Но ты не бойся, я скоро уйду. И ты тоже…» Петька посмотрел на Анну. И она улыбнулась. «А что это за письмо? Ты не знаешь?» «Нет», - ответила она. - «Ты же видишь, я не знаю. Котовский не боится смерти - ибо пули запутываются в его волосах и падают на пол. Он не боится смерти, потому что знает - она его больше никогда и никуда уже от себя самого не уведёт. А что он ещё может написать? Что его жизнь - это только игра в прятки со смертью? А как тогда понимать, что я здесь? Или ты?» «Я не понимаю», - ответил Петька. «И я не понимаю», - сказал Мирон. Он встал, вынул из кармана портсигар и протянул его Анне. А потом вынул из кармана другой портсигар и протянул его Петьке. «Вот так, - сказал он. Смычка. А теперь слушай меня, Петька. Я сейчас покажу тебе, что я знаю о смерти. И тебе это будет полезно. «Смычка» - это не просто так. Но если ты хочешь узнать про эту штуку, я тебе расскажу. Вот смотри…» Он положил на стол свой портсигар и достал из-под стола другой. В нем были сигареты. «Что это за портсигар? - спросил Петька. - Зачем он нужен? Ведь я его никогда не видел. И ты тоже? А ты, Анна?» «Нет», - ответила та. Мирон засмеялся: "Вот и я так же думал… Ладно! Смотри, как это работает". Он вынул из портсигара сигарету и протянул её Анне. Потом взял свой портсигар, открыл его и закурил. И тут же у него изо рта вырвалась струя дыма, которая исчезла в темноте. «Вот так! Я же говорил. Теперь ты видишь, что я могу это делать? А ты?» Петька не понял. «Ну, как бы тебе сказать… Ты знаешь про эту вещь? А то, что ты куришь - это не «Смычка», а просто табак. Я тоже так раньше думал. Вот я и говорю, что ты не видишь. А я могу. Ты видишь, что я курю? Я не вижу. А ты? И ты не видишь. А вот я вижу, как ты пьёшь водку. Ты знаешь что такое «водка»? Это не что-то такое, с чем ты знаком или о чём слышал. И это не что-то такое, о чём ты думаешь. Это выражение трансцендентной непререкаемой и неизрекаемой истины марксизма: «Всё есть смерть!» Ты понимаешь, что это значит?» Петька кивнул. «Так вот. Так вот, это всё - просто дым. А ты не видишь, что пьёшь водку. Потому я и говорю - «всё есть смерть! Я вижу только, как дым уходит в небо. И ты не видишь ничего - даже того же дыма…» «Так что ж это такое? А что ты видишь?» «Я вижу то, на чём сижу. Я вижу, как ты пьёшь водку и куришь сигарету - а я это знаю. Это и есть «Смычка» - только я её не вижу. А ты?» Петька кивнул: "Да, наверно". Но тут же вспомнил, что и это тоже не он. И тогда спросил: «А ты кто? - И тут же понял, что и это не он. А потом подумал: а может быть всё-таки я? - Ты тоже…» «Да, Петька. Я то же самое думаю и про себя. Я - это то, что я вижу. А ты? Что видишь про себя? Я вижу себя в зеркале, а ты? Ты видишь меня - и я не знаю тебя. А кто же тогда мы? Я не знаю, кто я. А ты?» «Я тоже не знаю. А что такое «я» - ты знаешь?» «Нет. А ты знаешь, кто такой Котовский?» «Нет», - ответил Петька. «Так вот. Котовский говорит: всё есть смерть, и «я» тоже… Но что это за жизнь? А?» Петька не ответил. «А что такое смерть? А?» - спросил Мирон.
- А ведь это ты, Мирон, Павла убил, - прошептала Анна. «Да», - сказал Мирон. И посмотрел на Петьку с Анной: "Вот видишь - всё есть смерть". Он взял со стола свою шляпу и нахлобучил на голову, став похожим на кого-то другого, а потом снял её и положил в карман. «Это я? А? А это я?» Он поднял шляпу и надел её на голову. «Вот так! Очухаемся, друзья!» Они очухались. В этом месте Петька понял, что сейчас он умрёт. Он даже зажмурился и подумал - а вдруг всё это правда? Но тут Анна взяла его за руку и сказала: «Не бойся!» Он открыл глаза. Никакого Котовского в комнате не было. «А это что?» - спросил Петька, указывая на свой портсигар. «Это я, Петька. Я - это всё…» Но что значит "всё"? И что значит «я»? А кто же тогда мы?» Петька опять ничего не понял и нетерпеливо оголтел.
Петька не знал, что такое «большой разговор», но он был в курсе про Мирона фор Ржевского - это такой известный персонаж анекдотов, бонвиан и развратник, который в своё время был очень популярен. А ещё у него был друг - полковник Плевако. Мирон был его адвокатом и другом - они часто ходили вместе в театр. В общем, это был человек из прошлого века - и он действительно приехал в Москву. Но это был совсем не тот Мирон, которого Петька знал. В этом Мироне не было ничего от его старого образа. Он был похож на какого-то молодого человека из будущего. Разве что привычка перекладывать серебряный портсигар выдавала в нём того прежнего фор Ржевского. В остальном же он был совершенно не похож на себя. Но это не было странным - все его черты были неуловимо схожи с теми, что Петька знал раньше. Он был похож на себя, как человек из сна - только его лицо не было сонным. Это был совершенно другой человек.
Нетерпеливо очухавшись, Петька вскочил с кровати и выбежал из комнаты. В холле его встретила Анна. Она была в том же костюме, что и вчера: глухое платье чёрного бархата и две нитки жемчуга. Она была очень похожа на своего деда, который жил в Петербурге. Петька подумал - а не тот ли это дед? Он даже вспомнил, как дед в детстве учил его играть на рояле и показывал ему ноты - это было очень похоже… Нет. Но, с другой стороны - а что это за дед? Может быть он тоже из прошлого и его надо просто вспомнить?.. Нет. Нет, не надо. А кто тогда это? Но кто же тогда кто? Петька даже вздрогнул от этого вопроса.
Анна выглядела вполне очухавшейся и была готова ехать. В прихожей она на минуту задержалась, чтобы надеть туфли и накинуть шаль. Петька не мог понять - что ей мешает сделать это прямо здесь? Но потом он вспомнил, что она может потерять туфлю или шаль. Поэтому он молча взял у неё шаль и накинул на плечи. Они пошли к выходу. Он был уже готов.
В коридоре утробно рычал, оголтевая, поручик дю Киже, который был в таком состоянии, что даже не смог ответить на приветствие. Он только рычал и пытался схватить Анну за ногу. Но она его оттолкнула.
Сев в автомобиль, они молча поехали по Тверскому бульвару, а потом по Петровке в сторону Петровки. Но на полпути Анна резко затормозила, и они поехали назад. Они остановились в каком-то переулке, и Анна достала из сумочки бутылку шампанского. Она открыла её и протянула Петьке. Петька заметил, что в бутылке, по обыкновению, Анна держала подстное масло. Но сейчас бутылка была пустая. Он выпил и оторопел: «Это что такое? Это не коньяк?» Она улыбнулась, и Петька понял. Он понял, как связаны оторопь, оторопение, оторопевание, очухивание, оголтение и оголтевание. В том смысле, что в этом месте всё это происходит одновременно. Но как? Ведь он никогда не пробовал ничего, кроме водки. И тут он вспомнил.
Оторопеть - это когда в голову приходит, что ты уже умер. И вот тут-то, когда ты уже готов к смерти - или только что умер, когда тебя охватывает ужас при мысли о том, что ты умер, - наступает это самое оголтение. Оно же и есть смерть как таковая…
Анна осторожно оголтела и вышла из машины. В руке она держала бутылку. Она сделала два больших глотка и поставила бутылку на землю. Петька тоже сделал два глотка и понял, что это шампанское. Она взяла его за руку и повела в подъезд. Они поднялись на лифте и вошли в дверь, которую Анна открыла ключом. В комнате сидел Мирон фор Ржевский и смотрел на них из-за стола. В руке у него была рюмка с шампанским, а на столе лежали две белые розы. Петька не стал садиться - а сразу протянул руку и взял бутылку. Он не понимал, что происходит.
Они все дружно очухались и сели за стол. Сначала выпили шампанское, потом водку - и только после этого Мирон заговорил: «Ну что ж вы так торопились? Я ведь не на бал приехал…» Петька с Анной переглянулись. Мирон достал из кармана пиджака конверт с письмом и передал его Анне. Анна оторопела. «Что это?» - спросила она. «Это письмо от Котовского», - ответил Мирон. - «Вы его уже читали?» Петька не ответил. «Читай, чти», - сказал Мирон. И Анна протянула ему письмо: "Милый друг! Василий Иванович учит нас: когда вы читаете книгу, не думайте о том - кто её написал. Просто читайте". «Как же так? Ведь мы старательно оторопеваем, очухиваемся и оголтеваем. Оцепеневаем, опешиваем и обалдеваем, а потом вдруг понимаем - это всё не мы. И это не мы… А что же тогда?» «Не знаю, - ответила Анна. - Не знаю, кто его написал. Я просто прочту его вслух. Это ведь не я написала?» Петька прочитал письмо: "Милый друг! Если вы читаете это письмо, значит я умер. Вы не должны этого бояться. Я уже много лет живу в мире, где нет смерти - и все это время я был только частью его".
Петька оторопел и посмотрел на Ржевского. Он видел его первый раз в жизни. В его лице ничего не изменилось. Он сидел в той же позе и курил свою неизменную трубку. А портсигар, набитый папиросами «Смычка» по-прежнему находился в кармане его гусарских рейтуз. Петька почувствовал, что сейчас он умрет. Но тут Анна сказала: «Не бойся! Не бойся. Ты ведь не боишься умереть? Вот и я так думаю, что нет…» «А кто ты? Ты тоже умерла?» «Нет, конечно. Я ведь уже говорила тебе: я здесь только на время. Это просто маска, которая надевается на время. Но ты не бойся, я скоро уйду. И ты тоже…» Петька посмотрел на Анну. И она улыбнулась. «А что это за письмо? Ты не знаешь?» «Нет», - ответила она. - «Ты же видишь, я не знаю. Котовский не боится смерти - ибо пули запутываются в его волосах и падают на пол. Он не боится смерти, потому что знает - она его больше никогда и никуда уже от себя самого не уведёт. А что он ещё может написать? Что его жизнь - это только игра в прятки со смертью? А как тогда понимать, что я здесь? Или ты?» «Я не понимаю», - ответил Петька. «И я не понимаю», - сказал Мирон. Он встал, вынул из кармана портсигар и протянул его Анне. А потом вынул из кармана другой портсигар и протянул его Петьке. «Вот так, - сказал он. Смычка. А теперь слушай меня, Петька. Я сейчас покажу тебе, что я знаю о смерти. И тебе это будет полезно. «Смычка» - это не просто так. Но если ты хочешь узнать про эту штуку, я тебе расскажу. Вот смотри…» Он положил на стол свой портсигар и достал из-под стола другой. В нем были сигареты. «Что это за портсигар? - спросил Петька. - Зачем он нужен? Ведь я его никогда не видел. И ты тоже? А ты, Анна?» «Нет», - ответила та. Мирон засмеялся: "Вот и я так же думал… Ладно! Смотри, как это работает". Он вынул из портсигара сигарету и протянул её Анне. Потом взял свой портсигар, открыл его и закурил. И тут же у него изо рта вырвалась струя дыма, которая исчезла в темноте. «Вот так! Я же говорил. Теперь ты видишь, что я могу это делать? А ты?» Петька не понял. «Ну, как бы тебе сказать… Ты знаешь про эту вещь? А то, что ты куришь - это не «Смычка», а просто табак. Я тоже так раньше думал. Вот я и говорю, что ты не видишь. А я могу. Ты видишь, что я курю? Я не вижу. А ты? И ты не видишь. А вот я вижу, как ты пьёшь водку. Ты знаешь что такое «водка»? Это не что-то такое, с чем ты знаком или о чём слышал. И это не что-то такое, о чём ты думаешь. Это выражение трансцендентной непререкаемой и неизрекаемой истины марксизма: «Всё есть смерть!» Ты понимаешь, что это значит?» Петька кивнул. «Так вот. Так вот, это всё - просто дым. А ты не видишь, что пьёшь водку. Потому я и говорю - «всё есть смерть! Я вижу только, как дым уходит в небо. И ты не видишь ничего - даже того же дыма…» «Так что ж это такое? А что ты видишь?» «Я вижу то, на чём сижу. Я вижу, как ты пьёшь водку и куришь сигарету - а я это знаю. Это и есть «Смычка» - только я её не вижу. А ты?» Петька кивнул: "Да, наверно". Но тут же вспомнил, что и это тоже не он. И тогда спросил: «А ты кто? - И тут же понял, что и это не он. А потом подумал: а может быть всё-таки я? - Ты тоже…» «Да, Петька. Я то же самое думаю и про себя. Я - это то, что я вижу. А ты? Что видишь про себя? Я вижу себя в зеркале, а ты? Ты видишь меня - и я не знаю тебя. А кто же тогда мы? Я не знаю, кто я. А ты?» «Я тоже не знаю. А что такое «я» - ты знаешь?» «Нет. А ты знаешь, кто такой Котовский?» «Нет», - ответил Петька. «Так вот. Котовский говорит: всё есть смерть, и «я» тоже… Но что это за жизнь? А?» Петька не ответил. «А что такое смерть? А?» - спросил Мирон.
- А ведь это ты, Мирон, Павла убил, - прошептала Анна. «Да», - сказал Мирон. И посмотрел на Петьку с Анной: "Вот видишь - всё есть смерть". Он взял со стола свою шляпу и нахлобучил на голову, став похожим на кого-то другого, а потом снял её и положил в карман. «Это я? А? А это я?» Он поднял шляпу и надел её на голову. «Вот так! Очухаемся, друзья!» Они очухались. В этом месте Петька понял, что сейчас он умрёт. Он даже зажмурился и подумал - а вдруг всё это правда? Но тут Анна взяла его за руку и сказала: «Не бойся!» Он открыл глаза. Никакого Котовского в комнате не было. «А это что?» - спросил Петька, указывая на свой портсигар. «Это я, Петька. Я - это всё…» Но что значит "всё"? И что значит «я»? А кто же тогда мы?» Петька опять ничего не понял и нетерпеливо оголтел.