В каждой ладной и счастливой семье (нет, не все они одинаковы!) с годами обязательно появляются свои особые домашние привычки.
Накапливаются свои милые мелочи.
Всё это делает семейный быт особенно уютным и притягательным.
"Потому что такого больше ни у кого нет!"
Вот что придумали супруги Бенуа - известный художник Александр Николаевич и его жена Анна Карловна.
У них в любую пору года, в любые времена в центре семейного стола стоял букет цветов.
Так было всегда.
Даже в скудные и грозные годы революции и Гражданской войны.
Часто бывавший у Бенуа именно в начале трудных 1920-х годов Владимир Милашевский записал:
"Посередине стола, покрытого скатертью, стоит небольшая вазочка с цветами: летом это живые полевые цветы, осенью астры".
Это была старая семейная традиция.
Скорее русская, хотя у Бенуа русской крови не было "даже в гомеопатической дозе".
В тогдашнем цивилизованном быту цветы и зелень чаще считались роскошным атрибутом званых обедов:
Где рассаживались согласно карточкам:
Образцовая парадная сервировка:
И карикатура на статусный флористический дизайн:
Цветы на столе и сейчас атрибут весьма гламурный:
И обычно фигурируют на рекламных фото отелей, потому что это эффектно:
Во времена Бенуа в обыденной жизни трапезы вполне обходились без всяких цветов:
Даже воскресные:
Не говоря уж о богемных импровизированных застольях:
Или еде в семьях, где до лада и счастья было далеко:
И позже вполне без цветов домашние обеды обходились:
А вот стол из советской "Книги о вкусной и здоровой пище" - просто мечта тогдашнего гурмана.
Но на нём ни цветочка:
Цветы на обеденном столе были обычным делом именно в интеллигентных домах начала ХХ века:
С их культом старины, Пушкина, усадебной жизни - с тягой "к своим цветам, к своим романам":
Этот культ усердно пестовало художественное объединение Мир Искусства, которое организовал как раз Александр Бенуа.
Входил в это объединение и Игорь Грабарь, автор замечательных натюрмортов с такими вот - как в семье Бенуа - уютными домашними столами
"Неприбранный стол" (1907):
Его же "Утренний чай" (1917) - и тоже цветы на столе:
Но это всё цветы живые, по сезону.
А как же зимой?
И зимой на семейном столе Бенуа были цветы.
Всегда. Откуда они?
Конечно, "при царе" в цветочных магазинах столиц продавали пусть дорогие, но вполне живые оранжерейные цветы и букеты "из Ниццы":
Но даже в лихие времена Гражданской войны стол Бенуа не оставался без букета:
"Зимой также обязательны цветы, но бумажные, причём без какой-либо имитации "естественности", а те деревенские бумажные цветы, которые можно увидеть засунутыми за оклады икон в крестьянских избах: "розаны" самых ядовитых оттенков - голубые, свирепо-розовые, устрашающе бордовые!"
Вот такой они были нарядно-ядовитой окраски, как на картине Роберта Фалька.
Где "розаны" имеют задиристый авангардный вид:
Милашевский находил очень неожиданными такие цветы у Бенуа:
"Как умилительно было это сочетание: петербуржец Александр Бенуа с его утончённостью "всех времён и народов" - и русская православная бесхитростная деревенщина этих "пукетов"!
Без этого красочного пятна в центре семейный стол Бенуа трудно себе представить".
Но ничего удивительно в присутствии "пукетов" на столе художника нет: Бенуа ценил красоту в любых её проявлениях.
А к бумажным цветам художников "Мира искусства" приохотил рано погибший Николай Сапунов.
Блестящий сценограф, он в откровенной нарядности и ненатуральности бумажных цветов видел милую его сердцу вечную игру и яркую театральность:
Бенуа и сам всё это знал и любил.
Бумажные цветы, ярмарочные балаганы, базарные игрушки:
Простонародный Петербург!
Без него не было бы знаменитого балета "Петрушка", где Бенуа не только сценограф, но и один из авторов либретто.
А придуманная им для этого балета комната Арапа вполне во вкусе бумажных "пукетов":
Анна Карловна Бенуа вполне разделяла вкусы своего мужа.
То была на редкость гармоничная и дружная пара.
Супруги влюбились друг в друга ещё подростками.
Причём 15-летний Бенуа был без ума от того, что Атя Кинд (петербургская немка, из семьи капельместера) - по его мнению - была копией боготворимой им тогда итальянской прима-балерины Вирджинии Цукки.
Анна Кинд:
Вирджиния Цукки:
Похожи?
Влюблённые поженились - и прожили в полном согласии вместе почти 60 лет.
Семья славилась гостеприимством.
В доме Бенуа очень любили бывать художники, люди театра.
Стол с неизменным букетом цветов и самоваром ждал гостей и в Петербурге, и в Париже, куда Бенуа перебрались в 1926 году.
Правда, надменная Нина Берберова в своей книге "Курсив мой" отозвалась об Анне Карловне Бенуа как об одной из парижских недалёких клуш, вечно хлопочущих вокруг каких-то столов.
Литературным богиням нового поколения уютный быт казался тривиальным.
К тому же Берберовой все казались много глупее её:
Однако именно благодаря налаженному быту, благодаря домашнему теплу и весёлому милому нраву жены Александр Бенуа и прожил столь долгую жизнь (1870-1960 г.г.), до самых поздних лет сохраняя творческую энергию:
Впрочем, оба супруга были очень доброжелательны и неконфликтны.
Именно такие люди обычно счастливы в семейной жизни.
А Анна Карловна вовсе не была никакой клушей.
В молодости её портреты наперебой писали выдающиеся художники.
Но ни один из них, по мнению её мужа, так и не смог ни в какой степени выразить её истинного характера.
Самым знаменитым изображением Анны Карловны стал, конечно, "Ужин" Леона Бакста (1902):
Эта картина произвела настоящий фурор и вызвала шквал критики.
Решили даже, что это портрет кокотки.
Особенно ярился критик Владимир Стасов:
"Сидит у стола кошка в дамском платье; её мордочка в виде круглой тарелки… тощие лапы в дамских рукавах протянуты к столу.
Талия её, весь склад и фигура - кошачьи, такие же противные, как у английского ломаки и урода Бердслея . Невыносимая вещь!"
Хотя Бердслеем мирискусники в самом деле увлекались, милая домашняя Анна Карловна совсем не походила на его героинь, вот таких:
Не прошёл мимо "Ужина" и Василий Розанов:
"Стильная декадентка fin de siclе; чёрно-белая, тонкая, как горностай, с таинственной улыбкой a la Джиоконда кушает апельсины".
Улыбка таинственная.
Или лукавая?
Или всё-таки милая:
Ох, эта улыбка…
Но уж кем-кем, а декаденткой Анна Карловна не была вовсе.
Ещё портрет.
Для костюмированного вечера 1898 года Анна Карловна смастерила себе наряд в стиле Директории.
Наряд оказался таким удачным, что и её муж, Александр Бенуа, и его гимназический товарищ и соратник по "Миру искусства" Константин Сомов взялись писать её портрет в этом костюме.
Сели рядом - и начали работу.
Портрет работы Бенуа не сохранился, а сомовский очень известен:
На нём усталая меланхоличная особа весьма болезненного и пасмурного вида.
На пороге депрессии, как сказали бы теперь.
Тогда как Анна Карловна и болезненностью не отличалась, и была нрава весёлого и жизнерадостного.
Опять совсем не она!
Правда, Леон Бакст рисовал её не только в виде кошки и горностая, но и просто смеющейся - всё ловил характер её улыбки:
Этот заразительный смех Анны Карловны очень хотелось передать и великому Валентину Серову.
Получилось вот что:
Снова улыбка!
Мужу, Александру Бенуа, настолько не понравился этот портрет, что он даже хотел его уничтожить.
Анна Карловна запротестовала - ведь портрет мастерства виртуозного.
Потому на его обороте появилась надпись рукой мужа:
"Увы, это только одиозная карикатура на мою прелестную Акитцу (домашнее прозвище Анны Карловны, какие тогда очень любили - С.), которую я сохраняю единственно по её просьбе".
Этого мнения он так и не изменил: "Как передача характера моей жены портрет далеко не соответствует истине. Получилась какая-то забияка, вакханка…"
Серов, сам человек очень сдержанный, именно весёлость Анны Карловны очень ценил.
Но, по мнению Бенуа, в портрете с весёлостью переборщил - "чрезмерное подчёркивание было вообще ему свойственно".
Сам Бенуа делал живые зарисовки жены в домашней уютной обстановке.
Без всяких сложных задач и театральных личин.
Анна Карловна за чисткой грибов на даче:
Её задорный профиль:
И вид сзади на берегу моря:
Просто портретный набросок (улыбка):
Если Серов ценил в Анне Карловне весёлость, то Мстиславу Добужинскому импонировала мягкость и приветливость её нрава.
Такой он её и нарисовал:
А этот портрет работы племянницы мужа, Зинаиды Серебряковой (1924; улыбка!):
Однако приветливая и весёлая Анна Карловна не допускала в общении никакого панибратства и дурных манер.
Она держалась правил самого хорошего тона.
Лишь два очень близких друга семьи, Степан Яремич и Борис Попов, решались явиться к ужину у Бенуа, "пропустив за воротник".
Яремич тех лет:
Причём оба эти "пропустившие за воротник" за столом устраивались как можно дальше от Анны Карловны, которая терпеть не могла нетрезвых.
Даже тех, кто, как эти двое, вёл себя прилично - тише воды, ниже травы.
Потому Милашевский отмечал:
"В Анне Карловне было много доброты и ласки, но дом свой она держала "в струне", и явиться перед её очами не в порядке никто бы не посмел.
Не надо забывать, что дом Бенуа был петербургский, и очень высокого, светского, европейского тона, со всеми условностями и традициями".
Какова была Анна Карловна, хорошо видно из такой истории.
В 1902 году Александр Бенуа устроил званый обед в честь Михаила Врубеля, который пребывал тогда в зените славы:
Обед прошёл великолепно.
Однако Анна Карловна потом тихонько заметила самым близким друзьям:
- Охотно верю, что Михаил Александрович Врубель - гений... но всё-таки... как можно закурить папиросу между супом и жарким? Это неслыханно!
"