НО ВЫГЛЯЖУ НЕМНОГО ФРАНТОМ
Мужчины тоже любят наряжаться.
Молодые - так большинство.
И мужская мода вкусу и духу времени следует очень точно.
Женской в выразительности она не уступает - при этом не особо вдаваясь в увлечение мелкими рукодельными деталями.
А иногда и вдаваясь.
Правда, мужские вкусы прагматичны.
Не всегда, но часто.
Это то и дело приводило к тому, что все вдруг оказывались одетыми практически одинаково.
Почти в униформу, причём весьма строгую.
Как римляне - "народ, одетый в тоги, что правит миром":
Или светские господа XIX века в чёрных фраках.
Они - по Гоголю - среди дам в роскошных светлых туалетах выглядели "как мухи на белом сияющем рафинаде":
Или клерки лондонского Сити в их неизменных деловых костюмах и котелках:
Однако даже в пору скучной унификации мужской толпы в ней то и дело вспыхивали фейерверки фантазии.
Ведь щёголи, петиметры, инкруайябли, денди, метросексуалы - т.е. модники - существовали всегда.
Правда, не все времена были благоприятны для такой специфической формы самовыражения.
На расфуфыренных и странно одетых мужчин чаще показывали пальцем и рисовали карикатуры:
Но не всегда. Иногда они очень даже нравились.
В России эпоха отчаянного дендизма и франтовства пришлась на Серебряный век.
Это было время, когда эстетизм стал особо утончённым, а мир искусства волшебно разнообразным.
Вкусы и повадки этого мира и диктовали правила щегольства.
Несколько "портретов словами" щёголей той эпохи оставил художник-график Владимир Милашевский:
Он и сам был большой мастер пофрантить, порисоваться, пофлиртовать и приметить, как это делают другие.
Глаз-алмаз художника!
Да, именно люди искусства, а не миллионеры и портные диктовали моду и блистали элегантностью в Петербурге незабвенного 1913 года:
Тон задавала весьма эксцентричная богема:
Важно было одеваться не только модно, но и небрежно-экстравагантно:
Оригинальный наряд Феликса Юсупова:
Даже скромная столовая Академии художеств стала местом, где можно было видеть тогдашних оригиналов и модников - преуспевающих жрецов искусства.
"Вот сидит архитектор Алёшин в безукоризненных воротничках с треугольными отворотами.
Галстук с разводами "павлиньего пера" заткнут жемчужиной".
Это Павел Алёшин, в будущем ярчайший киевский зодчий:
Нельзя прежде всего не восхититься его усами.
Они в самом деле были знамениты.
Милашевский тоже их навсегда запомнил:
"Пушистые усы цвета зрелой пшеницы несколько приподняты вверх; они требуют внимания, эти усы, их надо каждую ночь держать в специальных зажимах и спать, не двигаясь".
Милашевский и сам очень холил усы.
Правда, тогда они у него были несколько иного фасона, более - по тем временам - "молодёжного":
Но до Алёшина ему далеко!
Внучка архитектора вспоминала приёмы ухода за усами, которых этот вечный франт придерживался всю жизнь:
"На ночь надевал на закрученные вверх кончики особые защипы. Приглаживал усы специальной тканевой накладкой, которая крепилась за ушами".
Да, совершенство тогдашних усов достигалось неустанными трудами:
И до наших дней дожила слава холёных усов Эркюля Пуаро:
Или кому-то больше нравится вот такой вариант Пуаро и его усов?
Чем ещё пленял щёголь Алёшин?
"На слегка пухлых пальцах, кроме массивного обручального кольца, золотой перстень с крупным бриллиантом, посылающим малиновые и зелёные лучи".
Да, давненько мужчины не носили столько колец и столь заметных:
Перстни мужчины Серебряного века носили в основном на мизинце.
Звезда немого кино Иван Мозжухин
С перстнем и новомодными наручными часами прямо поверх манжеты:
Князь Серж Оболенский, сделавший в эмиграции неплохую карьеру благодаря красоте и прекрасным светским манерам:
У нас теперь тоже есть такой щёголь с "руками, полными перстней":
А вот ещё один модник, некогда восхитивший Милашевского.
Снова архитектор - то была доходная профессия, позволявшая широко франтить:
"Архитектор Целинов носил бархатный пиджак в талию, с весьма длинными полами.
Из рукавов выглядывали кружевные манжеты.
В некоторых торжественных случаях носился и белый кружевной платочек на шее.
В случаях же обыденных он "просто" повязывал пышным бантом чёрный шёлковый платок, который ещё скалывался римской камеей из двухслойного оникса".
Эти пышные банты были очень модны в богемных кругах.
Вот Владимир Маяковский - тогдашний, для нас непривычный.
С пышной шевелюрой и с бантом:
Он же без шевелюры, зато бант с весёленьким рисуночком:
Художник Иван Билибин в длиннополом, как у Целинова, сюртуке.
И тоже с белым бантом и пышными манжетами:
Разумеется, у архитектора Целинова на пальце имелся и модный перстень "с резным, тоже римским камнем.
Что твой Онегин, а может, и сам великий Росси!"
А вот ещё богемные франты.
Маститый поэт Константин Бальмонт:
И начинающий поэт Сергей Ауслендер (разумеется, с бантом):
По портретам заметно, что спортивная "косая сажень в плечах" ещё не вошла тогда в оборот.
Покатость линии мужских плеч - которую так охотно подчёркивал Модильяни - была всеобщей:
По ней и узнаем эпоху.
Чуть-чуть позже - и уже навсегда - ХХ век научил предпочитать прямые и широкие мужские плечи (если необходимо, основательно подбитые ватой):
Ещё "портрет словами" Милашевского.
На вернисажах часто появлялся редактор "Аполлона" Сергей Маковский, тоже законодатель мод:
"Со своим моноклем , который то появляется у него в глазу, то выпадает из него.
Он похож на кутилу из "Симплициссимуса", он элегантен особой, небрежной элегантностью, которую трудно подделать, с нею надо родиться.
Ведь он сын первой красавицы России - жены Константина Маковского".
Это красавица-мама Юлия Маковская:
А это сын - по-моему, далеко не так хорош собой:
Зато воплощение стиля:
"Он чуть горбится, как все высокие люди, чуть впала грудь, чуть лысоват.
На нём элегантнейшая чёрная, мохнатая визитка, палевый жилет, серые брюки из грубой ткани с нитями толщиной в верёвку".
Английский стиль!
Милашевский при этом вспоминает стихи Блока:
А муж твой носит томик Уайльда,
Шотландский плед, цветной жилет...
Твой муж - презрительный эстет…
И, конечно, у "презрительного эстета" Маковского усы были выхолены на славу:
Поэты не гнушались описывать собственные модные наряды в стихах.
Автопортрет Андрея Белого:
Сюртук зелёный, с белым кантом;
Перчатка белая в руке;
Я - меланхолик, я - в тоске,
Но выгляжу немного франтом....
Здесь Белый с женой Асей Тургеневой - и одет как раз "немного франтом". Особенно шляпа хороша:
А это поэтическая шляпа искусствоведа Николая Пунина, в будущем возлюбленного Анны Ахматовой:
Итак, чтобы прослыть элегантным, тогда не надо было обладать атлетичной фигурой и хорошей осанкой.
Скорее наоборот!
Ещё один утончённый эстет, поэт и художник Юрий Юркун, друг знаменитого Михаила Кузмина.
Он тоже не блистал прямизной стана:
"Чуть-чуть сутулится, как человек, никогда не занимающийся гимнастикой.
Элегантность невыправленного и размагниченного "шпака", если употреблять термины, которые я ещё не успел оставить в то время!"
Шпаками кадеты презрительно называли гражданских.
Юрий Юркун:
С Юркуном Милашевский познакомился уже в годы революции, когда тот донашивал старенький хорошо сшитый пиджачок:
Но зато галстук у него и тогда был необыкновенный.
Тоже оставшийся от "старого режима".
Цветные и разнообразные галстуки - знак шика предвоенного времени:
После скучных чёрных или белых шейных платков предыдущего ХIХ-го "железного века" можно было носить что угодно.
Футуристы вместо булавки даже втыкали в галстуки деревянные ложки.
Причём солидные галстуки-пластроны сменили легкомысленные галстуки-бабочки.
Как у кумира эстетов Обри Бердслея:
Снова любимец публики Иван Мозжухин:
Галстук у Юркуна был такой:
"… мастерски повязанный бабочкой, жемчужно-серого цвета, с тонкими белыми еле заметными полосками. А в середине, пересекая все жемчуга и все чертёжно-белые полоски, идёт тёмная полоса неизъяснимого цвета. Это цвет... буревых туч на полотнах Тернера, изображающих кораблекрушения.
Галстук подобного изыска придаёт некоторую "орхидейность" его носителю».
Всё это было очень модно - и дорого.
«Английский магазин на Невском.... 13-й год!
Разве можно купить такой галстук в ином месте?"
Плохонькое фото того магазина, позже воспетого Набоковым:
А что же сам автор?
Который так пристально вглядывался в арбитров элегантности своей юности?
И даже запомнил мельчайшие детали их одеяний на всю жизнь?
Очень молодой, без особых средств, он понимал, что надо быть если не шикарным, то оригинальным.
Вместо пальто наш щёголь носил военную шинель из армейского цейхгауза, переделанную особым образом:
"Шинель была лёгкая, без подкладки. Я сшил её себе перед самым Октябрём.
Милые шалости - "дендизм наизнанку"...
Я отдал её в переделку пленному венскому портному... и предложил переделать шинель в несколько театральном стиле, самый вид которой говорил бы:"Элегантная неуклюжесть!"
Стилизованные шинели и крылатки тогда охотно носили:
Именно эта обдуманная неуклюжесть была высшим шиком - вспомним сутуловатых и развинченных эстетов, на наряды которых так засматривался Милашевский.
То был стиль эпохи:
Эту карнавально-шикарную шинель пришлось художнику носить в совсем не шикарные годы.
"Да! Мне мои молодые шуточки больно сказались в холодном и голодном Петрограде в новую эпоху его бытия.
Эта театрально-военная шинель совсем не грела!
На ветру её полы развевались, как флаги!"
Петроград тех лет на литографии Мстислава Добужинского:
Не лучше обстояло дело и с модной обувью, которая в 1913 году была изящно-узкой:
"Я остался в шевровых, маслянистого блеска сапожках для балов и милых вечеринок».
Вот такого рода были эти сапожки:
"Увы, они были рассчитаны на тонкий чулок".
Заметим это - мужской чулок.
Было и такое. Чулок модника!
Обувь эта была не только узкой, но и со сложными застёжками.
Чтобы с ними справляться, изобретались специальные приспособления:
Хороши были довоенные сапожки, но слишком уж легки:
"И вот я принуждён был в них подтанцовывать по сугробам и льдам зимы 20-х годов!
Помню, как я пяткой правой ноги почёсывал неистово чесавшиеся обмороженные пальцы левой!
Потом - наоборот: левой чесал правую ногу.
Эти сапоги, которые когда-то увеселяли мою жизнь, теперь, в эту зиму, я воспринимал, как проклятие Судьбы".
Так закончилась эпоха.
Даже в мелочах.
Ни английского магазина, ни орхидей, ни балов.
Всё другое.
Всё заново.