Довольно, ребята! Собирайтесь в кучу! - Завойко топает ногой
Продолжаю делиться фрагментами рукописи "Начало Амурского дела и воспоминания о событиях на Амуре и Камчатке во время Восточной войны (1853-1855 гг.)". РГАВМФ, ф. 315, oп. 1-2, ед. хр. 1680.
...20 июля вновь прибыл с Амура корвет «Оливуца» и привёз предписание генерал-губернатора Муравьёва: «Повторяю, немедленно вышлите фрегат ‘Аврору’ для защиты Амура, и корвет немедленно возвратить на Амур, я посажу на него десант и пришлю его к вам для защиты Петропавловского порта». Завойко послал Муравьёву следующий ответ: «Ещё по регламенту Петра Великого в инструкции командирам портов значится: отнюдь ни по чьим предписаниям не сметь высылать в военное время из порта военного судна, не укомплектованного по военному положению всем, и с необученной командой, понеже судно может выйти в море и в первый же день встретить неприятеля меньшего ранга, и неприятель возьмёт в плен судно с необученной командой большего ранга, и произойдёт бесчестие флагу нашего русского флота. Фрегат ‘Аврора’ прибыл с больной командой, командир его лежит в тяжкой болезни, команды на нём осталось налицо всего 284 человека, считая с офицерами, остальные умерли; комплект команды по военному положению должен состоять из 440 человек; все больные переведены на горячие ключи. При порте находится всего 80 человек адмиралтейской команды, стариков, дослуживающих 25-летний срок службы; они никогда не учились морской службе, не умеют лазить по мачтам и действовать пушками, а теперь учить их чему бы то ни было уже поздно, и во всяком случае с 50-летними стариками, которыми вы приказываете укомплектовать команду фрегата, невозможно выслать ‘Аврору’ в море».
Послав Муравьёву такой ответ, Завойко принял на себя страшную ответственность. [Дальше!] Может случиться, что неприятель, располагающий намного…<…>
… Скажет, что он предвидел несчастный исход неровной борьбы и требовал высылки фрегата на Амур, но Завойко не исполнил его требования и на него должна падать вся вина. Это была опасность для Завойки с одной стороны. Другая опасность представлялось в следующем: если он в исполнение приказания главнокомандующего вышлет фрегат в море с 80 стариками адмиралтейской команды и в море он будет захвачен неприятелем, то русскому флагу будет нанесено страшное бесчестье, а виновники такого несчастия будут навеки опозорены. Вот в каком огне должен был находиться Завойко, решая вопрос о фрегате: ему оставалось взять весь риск на себя, но все меры употребить для спасения чести русского флага, и он, отдавшись на волю Божию, фрегата не отпустил в море.
1-е) Завойко приказал командиру корвета списать на берег лейтенанта князя Максутова, который необходим для обучения волонтёров на батареях, с артиллерийским делом вовсе не знакомых.
2-е) «Имеете вы объяснить главнокомандующему о полной невозможности выслать ‘Аврору’ с 80 человеками адмиралтейской команды, а что больше у меня людей нет, это вы сами видели.
3-е) Имеете вы объяснить ему же, что у вас на корвете короткие пушки, а у неприятеля пушки длинные и ядра в 48 ф. (английских), стало быть, если неприятельский 60-пушечный фрегат подойдёт сюда на расстояние своего прицельного выстрела и грянет залпом по вашему корвету, то неминуемо пустит его ко дну, не получив от его пушек ни единой царапины; поэтому корвет ваш для защиты Петропавловска в … <…>
…сюда транспорты с вами же и вашей корветской командой и, пожалуй, ещё с одной ротой наших матросов, корвет в устьях Амура и без команды сохранится в целости, вот была бы для нас надёжная помощь в критическую минуту: в случае высадки неприятельского десанта на берег вы могли бы нанести ему полное поражение».
Вслед за отправкой корвета «Оливуцы» обратно на Амур Завойко, продолжая работы по постройке батарей, составил вместе с Максутовым распределение команд по батареям и пушкам, причём в состав этих команд вошли 40 отставных матросов-волонтёров и вся адмиралтейская команда, а для разноски картузов назначены были кантонисты от 12 до 15 лет.
Всю эту артиллерийскую прислугу Максутов должен был в короткий срок выучить новому для неё делу, так как до сих пор она вовсе не умела обращаться с пушками.
Наступило 5 августа. С маяка получен сигнал: купеческий корабль под гамбарским [гамбургским] флагом. Завойко скомандовал: «Довольно, ребята! Собирайтесь в кучу, становитесь на колени и молитесь Богу. Он нам милость посылает: это идёт корабль с хлебом, ромом и проч.: неприятель, очевидно, прозевал его». И Завойко, помолившись со всеми на коленях, скомандовал: «На молитву за царя!» Все пропели «Боже царя храни», крикнули «Ура!» и вновь принялись за работу.
К 10 августа передовые батареи были закончены. Команда фрегата «Аврора» в том же составе (284 человека) прибыла с ключей в полном здоровье, все выздоровевшие оказались бодрыми, весёлыми и признательными за излечение и прокормление их; камчадалы, посвятившие себя уходу за больными и снабжающие их провизией, отказались от всякого вознаграждения, заявив при этом Завойко: «До прихода твоего мы и понятия не имели о молоке, а узнали его уже тогда когда ты доставил нам коров, а потому никакой платы нам не надо, а вот все мы 35 человек готовы поступить к тебе на службу и защищать тебя от врагов».
Все они, конечно, были зачислены в состав береговой команды и разосланы по боевому расписанию в надлежащие места.
По окончании работ по постройке батарей из каждой пушки произведены были пробные выстрелы для определения дальности боя и прицела соответственно местности; выстрелы произведены были также из пушек, оставшихся на одном борту «Авроры».
10 августа прибыл транспорт «Двина» и доставил 180 солдат с Амура. Кстати будет заметить, в каком виде явились к нам эти солдаты.
На Амуре и во время перехода в Петропавловск они получали на суточное продовольствие по одному фунту недоброкачественных сухарей; белья на них не было, остатки белья в виде лохмотья употреблены были на портянки, и на ногах больше ничего не было; нагота их прикрыта была рваными шинелями, и все они оказались крайне изнурёнными.
Завойко немедленно особым приказом распорядился закупить в лавках для прибывших солдат бельё, сапоги, тёплые байковые рубахи, а с фрегата назначил мичмана Михайлова и в помощь ему 180 ефрейторов для обучения солдат фронту, рассыпному строю и пальбе, причём каждому из них указано было место, куда он должен явиться на случай тревоги.
На транспорте «Двина» прибыл также военный инженер поручик Мровинский, адъютант главнокомандующего Муравьёва, и привёз с собой планы береговых укреплений для защиты Петропавловска.
Представляясь Завойко, Мровинский сказал: «Главнокомандующий строго приказал мне, в случае укрепления расположены несоответственно этим планам, немедленно перестроить их и к этим работам я должен быть вами допущен». «Вы проходили мимо батарей, - заметил Завойко, - что же, оне не так расположены, как следует?» «Совсем не так! Нужно было вот как…» - И начал рассказывать. «Вы ещё успеете рассказать, а теперь - молчать!» - остановил его Завойко.
Мровинский с азартом заявил: «Вы обязаны выполнить приказание главнокомандующего!»
«Молчать! - крикнул Завойко, топнув ногой. - Вы осмелились учить меня службе! Знайте, что пока я здесь командир, то обращаюсь к моему подчинённому по службе, отдаю приказание, и подчинённый отвечает ‘есть’ и бегом летит выполнять приказ; того же самого я и от вас буду требовать; если вам не угодно будет выполнять мои приказания, или будете выполнять их равнодушно, или осмелитесь изменять их под тем предлогом, что вы выполняете здесь волю главнокомандующего, то будете немедленно выведены отсюда в Гижигу, а оттуда и маршируйте к главнокомандующему. Засим ожидайте здесь моих распоряжений».
По требованию Завойко к нему явились командир фрегата «Аврора» капитан-лейтенант Тироль, старший лейтенант Федоровский и младший мичман Фесун; Завойко предложил им сесть и сам сел.
«Ну, г. Мровинский, докладывайте нам планы и предписания главнокомандующего», - предложил он инженеру.
Когда Мровинский развернул планы, Завойко сказал: «Потрудитесь, господа, рассмотреть их и высказать своё мнение, какие батареи соответствуют цели: те ли, которые нам г. Мровинский на плане представляет? Подавайте ваше мнение, с младшего чина».
Мичман Фесун рассмотрел планы, вскричал: «Да эти планы, как видно. сочинял предатель, изменник! Так и есть: подписано, что планы составлял Мровинский, т. е. поляк».
(Мровинский побледнел.)
«Мичман, вы не отвечаете на заданный вам вопрос; доказывайте Мровинскому разницу и недостатки его планов».
«На плане Мровинского не обозначена батарея № 4, которая поражать будет с Красного Яра неприятеля продольным огнём, в случае он попытается форсировать вход в гавань; затем, батарея № 2 по плану отнесена к самому концу кошки, и таким образом выстрелы её направлены на батарею Сигнального мыса. Между тем, наши укрепления находятся в таком положении: фрегат стоит у самой горы, защищающей его от неприятельского огня, со стороны перешейка, а как только неприятель покажется из-за Сигнального мыса. то будет поражён залпами со всего борта фрегата; в то же время батарея Красного Яра будет поражать его продольными выстрелами, а батарея № 2 будет громить всеми пушками в упор, и каждое судно, дерзнувшее направиться в гавань, неминуемо будет потоплено. Если же фрегат перевести на место, указанное на плане, то неприятель из-за перешейка будет безнаказанно поражать его, и за неимением батареи у Красного Яра такому же огню фрегат будет подвергнут и с другой стороны; батарея № 2, перенесённая на место, указанное по плану, может дат только один залп, и кроме того, фрегат наш будет бездействовать: он не даст залпа со всего борта в нос наступающему неприятелю; а коль скоро в гавань войдёт одно неприятельское судно, то вслед за ним явится и другое, и третье, и тогда нам будет нанесено полное поражение».
«Вы, г. Федоровский, что скажете по нашему вопросу?» «Я совершенно разделяю мнение Фесуна, - ответил Федоровский, - и могу добавить, что для нашей защиты следует непременно докончить батарею на перешейке, а план Мровинского я совершенно отвергаю. Но ему, как учёному инженеру, следовало бы предложить, не найдёт ли он возможности отвратить опасности от батареи на Сигнальном мысу, которая, оставаясь открытой, будет в один час засыпана ядрами и осколками камня от горы - так вот, батарею необходимо оградить от этой горы, сделать её с этой стороны закрытою».
«Вы, г. Тироль, что скажете?»
«Скажу только, что план Мровинского для нас непригоден и придуман именно на гибель нашу; а батарею № 1 действительно следовало бы исправить; точно так же необходимо было бы докончить батарею на перешейке и построить предположенную батарею № 7 у подошвы Николаевской горы для отражения десанта».
Затем Завойко объявил заседание закрытым, обратился к Мровинскому: «Завтра потрудитесь распланировать батарею для встречи десанта; у нас работа начинается с зари и оканчивается вечерней зарёй, с перерывом на час для обеда; офицеры от своих мест не отходят. Затем осмотрите батарею № 1 и доложите мне».
Мровинский построил батарею № 7 для встречи десанта, а относительно батареи № 1 доложил, что за недостатком времени уже ничего нельзя сделать, а чтобы обезопасить батарею со стороны каменной горы требуется годовая работа и цемент.
Итак, присланные Муравьёвым планы остались на бумаге, хотя он уже отослал их в Петербург с красноречивым описанием своих распоряжений и трудов по укреплению Петропавловска. Всё это и поныне хранится в архиве.
[В этом фрагменте авторство самого Завойко сквозит. Его любовь к Фесуну и нелюбовь к Мровинскому откровенны. С другой стороны, ошибки расположения батарей, за которые Мровинский объяснялся в рапорте, Завойко здесь берёт на себя. И действительно, что-то кардинально менять Мровинский не мог хотя бы по времени.]
...20 июля вновь прибыл с Амура корвет «Оливуца» и привёз предписание генерал-губернатора Муравьёва: «Повторяю, немедленно вышлите фрегат ‘Аврору’ для защиты Амура, и корвет немедленно возвратить на Амур, я посажу на него десант и пришлю его к вам для защиты Петропавловского порта». Завойко послал Муравьёву следующий ответ: «Ещё по регламенту Петра Великого в инструкции командирам портов значится: отнюдь ни по чьим предписаниям не сметь высылать в военное время из порта военного судна, не укомплектованного по военному положению всем, и с необученной командой, понеже судно может выйти в море и в первый же день встретить неприятеля меньшего ранга, и неприятель возьмёт в плен судно с необученной командой большего ранга, и произойдёт бесчестие флагу нашего русского флота. Фрегат ‘Аврора’ прибыл с больной командой, командир его лежит в тяжкой болезни, команды на нём осталось налицо всего 284 человека, считая с офицерами, остальные умерли; комплект команды по военному положению должен состоять из 440 человек; все больные переведены на горячие ключи. При порте находится всего 80 человек адмиралтейской команды, стариков, дослуживающих 25-летний срок службы; они никогда не учились морской службе, не умеют лазить по мачтам и действовать пушками, а теперь учить их чему бы то ни было уже поздно, и во всяком случае с 50-летними стариками, которыми вы приказываете укомплектовать команду фрегата, невозможно выслать ‘Аврору’ в море».
Послав Муравьёву такой ответ, Завойко принял на себя страшную ответственность. [Дальше!] Может случиться, что неприятель, располагающий намного…<…>
… Скажет, что он предвидел несчастный исход неровной борьбы и требовал высылки фрегата на Амур, но Завойко не исполнил его требования и на него должна падать вся вина. Это была опасность для Завойки с одной стороны. Другая опасность представлялось в следующем: если он в исполнение приказания главнокомандующего вышлет фрегат в море с 80 стариками адмиралтейской команды и в море он будет захвачен неприятелем, то русскому флагу будет нанесено страшное бесчестье, а виновники такого несчастия будут навеки опозорены. Вот в каком огне должен был находиться Завойко, решая вопрос о фрегате: ему оставалось взять весь риск на себя, но все меры употребить для спасения чести русского флага, и он, отдавшись на волю Божию, фрегата не отпустил в море.
1-е) Завойко приказал командиру корвета списать на берег лейтенанта князя Максутова, который необходим для обучения волонтёров на батареях, с артиллерийским делом вовсе не знакомых.
2-е) «Имеете вы объяснить главнокомандующему о полной невозможности выслать ‘Аврору’ с 80 человеками адмиралтейской команды, а что больше у меня людей нет, это вы сами видели.
3-е) Имеете вы объяснить ему же, что у вас на корвете короткие пушки, а у неприятеля пушки длинные и ядра в 48 ф. (английских), стало быть, если неприятельский 60-пушечный фрегат подойдёт сюда на расстояние своего прицельного выстрела и грянет залпом по вашему корвету, то неминуемо пустит его ко дну, не получив от его пушек ни единой царапины; поэтому корвет ваш для защиты Петропавловска в … <…>
…сюда транспорты с вами же и вашей корветской командой и, пожалуй, ещё с одной ротой наших матросов, корвет в устьях Амура и без команды сохранится в целости, вот была бы для нас надёжная помощь в критическую минуту: в случае высадки неприятельского десанта на берег вы могли бы нанести ему полное поражение».
Вслед за отправкой корвета «Оливуцы» обратно на Амур Завойко, продолжая работы по постройке батарей, составил вместе с Максутовым распределение команд по батареям и пушкам, причём в состав этих команд вошли 40 отставных матросов-волонтёров и вся адмиралтейская команда, а для разноски картузов назначены были кантонисты от 12 до 15 лет.
Всю эту артиллерийскую прислугу Максутов должен был в короткий срок выучить новому для неё делу, так как до сих пор она вовсе не умела обращаться с пушками.
Наступило 5 августа. С маяка получен сигнал: купеческий корабль под гамбарским [гамбургским] флагом. Завойко скомандовал: «Довольно, ребята! Собирайтесь в кучу, становитесь на колени и молитесь Богу. Он нам милость посылает: это идёт корабль с хлебом, ромом и проч.: неприятель, очевидно, прозевал его». И Завойко, помолившись со всеми на коленях, скомандовал: «На молитву за царя!» Все пропели «Боже царя храни», крикнули «Ура!» и вновь принялись за работу.
К 10 августа передовые батареи были закончены. Команда фрегата «Аврора» в том же составе (284 человека) прибыла с ключей в полном здоровье, все выздоровевшие оказались бодрыми, весёлыми и признательными за излечение и прокормление их; камчадалы, посвятившие себя уходу за больными и снабжающие их провизией, отказались от всякого вознаграждения, заявив при этом Завойко: «До прихода твоего мы и понятия не имели о молоке, а узнали его уже тогда когда ты доставил нам коров, а потому никакой платы нам не надо, а вот все мы 35 человек готовы поступить к тебе на службу и защищать тебя от врагов».
Все они, конечно, были зачислены в состав береговой команды и разосланы по боевому расписанию в надлежащие места.
По окончании работ по постройке батарей из каждой пушки произведены были пробные выстрелы для определения дальности боя и прицела соответственно местности; выстрелы произведены были также из пушек, оставшихся на одном борту «Авроры».
10 августа прибыл транспорт «Двина» и доставил 180 солдат с Амура. Кстати будет заметить, в каком виде явились к нам эти солдаты.
На Амуре и во время перехода в Петропавловск они получали на суточное продовольствие по одному фунту недоброкачественных сухарей; белья на них не было, остатки белья в виде лохмотья употреблены были на портянки, и на ногах больше ничего не было; нагота их прикрыта была рваными шинелями, и все они оказались крайне изнурёнными.
Завойко немедленно особым приказом распорядился закупить в лавках для прибывших солдат бельё, сапоги, тёплые байковые рубахи, а с фрегата назначил мичмана Михайлова и в помощь ему 180 ефрейторов для обучения солдат фронту, рассыпному строю и пальбе, причём каждому из них указано было место, куда он должен явиться на случай тревоги.
На транспорте «Двина» прибыл также военный инженер поручик Мровинский, адъютант главнокомандующего Муравьёва, и привёз с собой планы береговых укреплений для защиты Петропавловска.
Представляясь Завойко, Мровинский сказал: «Главнокомандующий строго приказал мне, в случае укрепления расположены несоответственно этим планам, немедленно перестроить их и к этим работам я должен быть вами допущен». «Вы проходили мимо батарей, - заметил Завойко, - что же, оне не так расположены, как следует?» «Совсем не так! Нужно было вот как…» - И начал рассказывать. «Вы ещё успеете рассказать, а теперь - молчать!» - остановил его Завойко.
Мровинский с азартом заявил: «Вы обязаны выполнить приказание главнокомандующего!»
«Молчать! - крикнул Завойко, топнув ногой. - Вы осмелились учить меня службе! Знайте, что пока я здесь командир, то обращаюсь к моему подчинённому по службе, отдаю приказание, и подчинённый отвечает ‘есть’ и бегом летит выполнять приказ; того же самого я и от вас буду требовать; если вам не угодно будет выполнять мои приказания, или будете выполнять их равнодушно, или осмелитесь изменять их под тем предлогом, что вы выполняете здесь волю главнокомандующего, то будете немедленно выведены отсюда в Гижигу, а оттуда и маршируйте к главнокомандующему. Засим ожидайте здесь моих распоряжений».
По требованию Завойко к нему явились командир фрегата «Аврора» капитан-лейтенант Тироль, старший лейтенант Федоровский и младший мичман Фесун; Завойко предложил им сесть и сам сел.
«Ну, г. Мровинский, докладывайте нам планы и предписания главнокомандующего», - предложил он инженеру.
Когда Мровинский развернул планы, Завойко сказал: «Потрудитесь, господа, рассмотреть их и высказать своё мнение, какие батареи соответствуют цели: те ли, которые нам г. Мровинский на плане представляет? Подавайте ваше мнение, с младшего чина».
Мичман Фесун рассмотрел планы, вскричал: «Да эти планы, как видно. сочинял предатель, изменник! Так и есть: подписано, что планы составлял Мровинский, т. е. поляк».
(Мровинский побледнел.)
«Мичман, вы не отвечаете на заданный вам вопрос; доказывайте Мровинскому разницу и недостатки его планов».
«На плане Мровинского не обозначена батарея № 4, которая поражать будет с Красного Яра неприятеля продольным огнём, в случае он попытается форсировать вход в гавань; затем, батарея № 2 по плану отнесена к самому концу кошки, и таким образом выстрелы её направлены на батарею Сигнального мыса. Между тем, наши укрепления находятся в таком положении: фрегат стоит у самой горы, защищающей его от неприятельского огня, со стороны перешейка, а как только неприятель покажется из-за Сигнального мыса. то будет поражён залпами со всего борта фрегата; в то же время батарея Красного Яра будет поражать его продольными выстрелами, а батарея № 2 будет громить всеми пушками в упор, и каждое судно, дерзнувшее направиться в гавань, неминуемо будет потоплено. Если же фрегат перевести на место, указанное на плане, то неприятель из-за перешейка будет безнаказанно поражать его, и за неимением батареи у Красного Яра такому же огню фрегат будет подвергнут и с другой стороны; батарея № 2, перенесённая на место, указанное по плану, может дат только один залп, и кроме того, фрегат наш будет бездействовать: он не даст залпа со всего борта в нос наступающему неприятелю; а коль скоро в гавань войдёт одно неприятельское судно, то вслед за ним явится и другое, и третье, и тогда нам будет нанесено полное поражение».
«Вы, г. Федоровский, что скажете по нашему вопросу?» «Я совершенно разделяю мнение Фесуна, - ответил Федоровский, - и могу добавить, что для нашей защиты следует непременно докончить батарею на перешейке, а план Мровинского я совершенно отвергаю. Но ему, как учёному инженеру, следовало бы предложить, не найдёт ли он возможности отвратить опасности от батареи на Сигнальном мысу, которая, оставаясь открытой, будет в один час засыпана ядрами и осколками камня от горы - так вот, батарею необходимо оградить от этой горы, сделать её с этой стороны закрытою».
«Вы, г. Тироль, что скажете?»
«Скажу только, что план Мровинского для нас непригоден и придуман именно на гибель нашу; а батарею № 1 действительно следовало бы исправить; точно так же необходимо было бы докончить батарею на перешейке и построить предположенную батарею № 7 у подошвы Николаевской горы для отражения десанта».
Затем Завойко объявил заседание закрытым, обратился к Мровинскому: «Завтра потрудитесь распланировать батарею для встречи десанта; у нас работа начинается с зари и оканчивается вечерней зарёй, с перерывом на час для обеда; офицеры от своих мест не отходят. Затем осмотрите батарею № 1 и доложите мне».
Мровинский построил батарею № 7 для встречи десанта, а относительно батареи № 1 доложил, что за недостатком времени уже ничего нельзя сделать, а чтобы обезопасить батарею со стороны каменной горы требуется годовая работа и цемент.
Итак, присланные Муравьёвым планы остались на бумаге, хотя он уже отослал их в Петербург с красноречивым описанием своих распоряжений и трудов по укреплению Петропавловска. Всё это и поныне хранится в архиве.
[В этом фрагменте авторство самого Завойко сквозит. Его любовь к Фесуну и нелюбовь к Мровинскому откровенны. С другой стороны, ошибки расположения батарей, за которые Мровинский объяснялся в рапорте, Завойко здесь берёт на себя. И действительно, что-то кардинально менять Мровинский не мог хотя бы по времени.]