А. Баранов. НА РЕКЕ АМУРЕ в 1854-1855 гг. Часть 1
А. Баранов.
НА РЕКЕ АМУРЕ в 1854-1855 гг.
Воспоминания офицера из отряда Н. Н. Муравьева.
(«Русская Старина», 1891 г., т. LXXI, август.)
1.
В 1846 году, после генерала Руперта, умершего в Иркутске, генерал-губернатором Восточной Сибири был назначен ген.-майор Николай Николаевич Муравьев.
Первым действием нового ген.-губернатора, кажется, был вызов из России чиновников для обновления состава местных управлений, в которых были сильно распространены злоупотребления, преследуемые им не только в лице отдельных чиновников, но и целых присутственных мест.
В числе чиновников, решившихся ехать в Иркутск, был родственник мой, с которым поехал и я, чтобы поступить там в гражданскую службу.
Выехав из Москвы в мае месяце 1849 г., мы весь путь сделали на лошадях (около 6000 верст), так как ни железных дорог, ни пароходов тогда не существовало. Волга была еще в разливе, образуя местами целые моря; следуя почтовому тракту, через Волгу пришлось переехать три раза до Казани. В одном месте, кажется, у Василь-Сурска, разлив был так велик, что пришлось плыть на лодке целую станцию.
Из городов, после Нижнего Новгорода и Казани, представлял интерес только Екатеринбург, по своим изделиям из ценных камней. От этого города, на Томск и Красноярск, мы ехали не почтовым трактом через Тюмень, но по Барабинской степи, выгадывая сотни две верст пути. К тому же на этом тракте в то время вольные ямщики провозили за плату на половину меньшую против почтового. Лошади здесь были хорошие, неутомимые, нередко везли по две станции, верст шестьдесят, не кормя и быстро. Они были, большей частью, мало езженные и случалось, что, во время запряжки, ноги их были в путах, которые осторожно снимались после того, как ямщик усаживался на козлы и забирал вожжи. Тогда вся тройка бросалась скакать и шла во весь карьер версты две-три, пока обойдется. Станции собственно не было; многие крестьяне занимались извозом, передавая седоков из деревни в деревню знакомым ямщикам, называемым дружками, почему езда по Барабинской степи называлась попросту «на дружках». По этому тракту шли все обозы на Томск, Красноярск и Иркутск, почему в деревнях имелись обширные постоялые дворы.
Гладкая, как скатерть, дорога пролегала по ровной, безлесной степи, на которой кое-где паслись гурты скота и конские табуны, и только высокий камыш, окружающий озера, которых там довольно много, изменял однообразный вид степи; впрочем, вдали виднелись горы.
Не смотря на сильную жару, днем ехать было лучше, нежели вечером, когда появлялись целые тучи мошек, причинявших много страданий, если не надеть сетки, закрывающей лицо и голову. Но под сетками, которыми запасались в конечных пунктах этого пути, бывало очень душно. Такое множество этих насекомых, вероятно, появляется из болот, окружающих озера.
До Иркутска мы ехали более месяца, - это был обыкновенный срок; почта шла около месяца и только курьеры проезжали это расстояние в три недели и даже скорее.
По прибытии в Иркутск, родственник мой, как человек там новый, не мог оказать мне помощи для получения в скорости места в гражданских учреждениях уже потому, что не знал, в котором из них было бы лучше, почему, следуя совету одного знакомого, декабриста Петра Александровича Муханова, (умер в Иркутске, 12-го февраля 1864), я решился поступить на военную службу, юнкером в сибирские линейные баталионы.
Зная очень близко существовавшие там порядки, Муханов говорил, что пока ген. Муравьев очистит состав чиновников, искореняя злоупотребления, мне, начинающему службу, пришлось бы подчиняться чиновникам, заматеревшим в разных каверзах, и, может быть, пострадать. Поступление в военную службу представлялось лучшим и потому, что для юнкеров в Иркутске была учреждена школа, где преподавались общие и военные науки.
В 1850 г., в Иркутск прибыл командовать бригадой сибирских линейных баталионов ген.-майор Павел Иванович Запольский. У него я имел случай видеть высших тогда в Иркутске лиц, а также декабристов - князей Сергея Петровича Трубецкого (умер в Москве, 22-го ноября 1860 г.) и С. Г. Волконского (умер на 78-м году от рождения, в Черниговской губ., 28 ноября 1865 г.).
Кн. Трубецкой был высокого роста, имел короткие, рыжеватые, с проседью, волосы, равно как и бакенбарды. Князь Сергий Григорьевич был скорее среднего, нежели высокого роста; ниспадавшие до плеч волосы, подгибаясь кольцами, были почти белы, равно как и длинная борода; но, насколько помню, по лицу он не казался столь преклонных лет, как можно было полагать по белизне волос.
В 1851 г., с образованием Забайкальской области и казачьего там войска, ген, Запольский был назначен губернатором области и наказным атаманом этого войска, которое составилось из двенадцати пеших баталионов (три бригады) и двух конных бурятских полков. Впрочем в состав этого войска вошли казачьи конные полки, существовавшие ранее и расположенные в станицах вдоль всей нашей границы с Китаем. Пешие баталионы сформировались из крестьян, бывших ранее приписанными к Нерчинским горным заводам.
Офицеры в это войско были назначены из сибирских линейных баталионов и из казачьих полков, но много было приезжих из армейских, пехотных и кавалерийских полков.
Ген. Запольский переехал в Читу, назначенную быть областным городом, осенью в 1851 году, причем он взял меня с собою, так как баталион, в котором я числился, также был перемещен в Читу.
За Байкал имелись две дороги. Одна шла по горам вокруг озера, где надо было ехать много верхом, и другая, по которой поехал генерал, направляется вверх по Ангаре до станции Листвиничной, в шестидесяти верстах от Иркутска, отсюда, на пароходе, переезжали озеро поперек, около ста верст, в Посольский монастырь. Пароход останавливался на рейде, парусные же суда, называемые там карбасами, входили в бухту, называемую Прорвой.
В Байкале и в реках, в него впадающих: Верхней Ангаре и Селенге, ловится великое множество рыбы, называемой «омуль».
Я не знаю, к какой породе она принадлежит, но она красная, т. е. имеет мясо красноватое и очень жирное; величиной она около полуаршина и даже более. Вследствие ее обилия, омуль очень дешев, составляя обычную пищу простого народа, как и кирпичный чай, который крестьяне и казаки за Байкалом употребляют по нескольку раз в день. Чай этот приготовляется следующим способом. Накрошенный мелко чай (продается он в виде твердых, как камень, плитках, около полуаршина длины и четырех вершков ширины, при толщине около трех четвертей вершка) долго (варят) кипятят в чугунном котле, после чего в него кладут масло или крепко вареное молоко и немного соли. Иногда в такой чай прибавляют поджаренной муки и тогда он называется затуроном; сахар в обоих случаях не употребляется. Если этот напиток, при непривычке, может показаться не вкусным, то во всяком случае он чрезвычайно питателен. От Посольска дорога идет на Верхне-Удинск, за которым начинается Хоринская степь, около трех сот верст протяжения, по сторонам, то справа, то слева, виднеются горы. В этой степи кочуют буряты, войлочные юрты которых разбросаны и группами и в одиночку в стороне от дороги и всюду видны стада крупного и мелкого скота, составляющие все богатство бурят. Буряты и зимой и летом носят овчинные шубы, и только когда очень жарко сбрасывают их с плеч, оставаясь голыми до пояса; на голове имеют овчинную или войлочную шапку. У пояса буряты постоянно носят длинные ножи, употребляемые при еде мяса. Ухватив зубами кусок баранины, бурят отрезает его у самых губ и надо удивляться, как они не отрежут при этом свои толстые губы. Едят буряты очень много и неопрятно; вообще они крайне грязны и, кажется, никогда не моются. Привыкнув с детства, буряты хорошо ездят верхом; они садятся и объезжают в один день совершенно диких лошадей из своих табунов. Поймав такую лошадь арканом, ее в полузадушенном состоянии оседлывают и ослабляют аркан. В этот момент бурят вскакивает на лошадь, которая несется в степ. После нескольких часов отчаянной скачки, бурят возвращается шагом на измученной, покрытой пеной и совершенно уже покоренной лошади. Седла у бурят с высокими арчаками и короткими стременами; богатые украшают сбрую и седло металлическим набором и каменьями, голубого и красного цвета; первые может быть бирюза, но мне неизвестно, что это за камни красные, называемые «Маржанами». С наступлением зимы буряты перекочевывали в долины гор, для защиты от буранов (снежная буря) и для продовольствия скота подножным кормом. Сено, в те времена, запасали очень мало, кажется, только для мелкого скота и потому, если снега были глубоки или образовывался слишком крепкий наст (твердая кора на поверхности снега), то животные, обглодав насколько возможно ветви дерев, тощали и падали. Вообще скот к весне становился так худ и слаб, что при сильном ветре брел по его направлению до совершенного изнеможения, уходя таким образом на десятки верст от становищ-бурят, которым в таких случаях приходилось отыскивать свои стада. Бывали случаи, что вследствие бескормицы, у некоторых бурят погибал весь скот и буряты из богачей делались нищими.