Православное кладбище Борисова.
Старое (а можно даже сказать - древнее) кладбище города Борисова находится на холме в пойме слияния Схи и Березины. Сегодня это улица имени 1-й Московской дивизии, безуспешно пытавшейся остановить здесь немцев в 1941 году, а раньше - старая дорога из Борисова на местечки Бобр, Толочин и далее на Оршу. Борисов заканчивался у моста через реку Сха, и это кладбище до 20 века находилось фактически за его чертой. Наличие на ровном пойменном лугу крупного песчаного холма само по себе любопытно: не был ли он изначально курганом, насыпанным где-то во времена самого основания Борисова? Сейчас определить это уже тяжело, поскольку холм этот густо занят могилами на протяжении уже многих столетий.
На борисовском православном кладбище находится одно из самых старых надгробий Беларуси под открытым небом. Это массивный, практически ушедший в землю, каменный крест. На Борисовщине их встречается достаточно, и они с одинаковым успехом могут относиться и к 14, и к 19 веку. Однако крест с борисовского кладбища уникален тем, что на нём сохранилась датировка, даты жизни похороненного человека: 1667 - 1697 годы! Выше также есть надписи, в которых наверняка можно прочитать и имя похороненного, но таким чтением стоило бы заняться специалистам. Поскольку это не могила какого-нибудь большевика-террориста, а всего лишь памятник 17 века, никакого охранного статуса у неё нет.
Этот крест наглядно показывает, что история этого кладбища насчитывает не меньше четырёх столетий. Кстати, во времена этого захоронения Борисов всё ещё был преимущественно православным городом. Здесь уже был костёл, который посещала преимущественно шляхта, но главная церковь на рыночной площади и небольшой мужской монастырь на окраине были православными. В униатство их (не без принуждения) перевели уже в 18 столетии. Так что это захоронение можно с большой долей уверенности причислить к православным.
К сожалению, больше таких артефактов на этом кладбище нет, и следующий пласт памятников относится уже к более привычным временам Российской империи. Наиболее примечательные памятники тех времён принадлежат различным чиновникам имперского аппарата, причём как присланным из метрополии, так и выходцев из наших местных фамилий. Сегодняшнее их состояние, чаще всего, также весьма плачевное.
Памятник лесничему Староборисовского имения (а скорее всего не просто лесничему, а управляющему делами лесничества), принадлежавшего великим князьям Романовым. Валяется в траве на окраине кладбища. Окончание фамилии на памятнике обломано, то же самое и с датой. Лишь по двум первым цифрам года можно понять, что он относится к началу 20 столетия.
Коллежский регистратор и целый столоначальник Борисова (в середине 19 столетия) Антоний Нарбут. Год смерти 1866, а информация о годе рождения ушла в лёгкий и рыхлый песок кладбища. Для того, чтобы стать столоначальником этому выходцу из литовской шляхты наверняка пришлось сменить своё традиционное католическое вероисповедание.
Переход из католичества в православие, похоже, не был редкостью на Борисовщине в российские времена. Об этом свидетельствует, например, и эта могила Адольфа Валериановича Реута 1904 года. Шляхтичи Реуты на Борисовщине считались поляками и жили в околицах на юге нынешнего Борисовского района. Но Адольф Валерианович сменил вероисповедание и получил в придачу русский язык ну и весь прочий культурный набор западного русского человека.
Иногда имперское смешение давало довольно неожиданный результат. Одно из надгробий на борисовском кладбище внезапно польскоязычное. Похоже, русский Николай Копотов, женившийся на местной шляхтянке, так и не смог уничтожить в ней дух богопротивной польщизны, а в итоге ещё и сам остался с соответствующим памятником.
Молодой подпоручик из Севастопольской крепости Константин Тернавский был похоронен в 1901 году в Борисове, потому что тогда здесь служил военным начальником города его отец полковник Тимофей Тернавский. Позднее его перевели на аналогичный пост в Чернигов, но выйдя на пенсию, он вернулся в Борисов, где безмятежно проводил свою жизнь до 1917 года, будучи почётным уездным мировым судьёй.
Рядом находится могила его сестры Зинаиды Тимофеевны, которая на удивление пережила в Борисове и революцию, и вторую мировую войну. Работала в советской школе учительницей немецкого языка. Стили памятников наглядно демонстрируют положение, в котором оказалась бывшая имперская элита после 1917 года. Справа была ещё одна могила, от которой остался лишь крест на ограде. Не исключено, что здесь после революции был скромно похоронен сам Тимофей Николаевич Тернавский, бывший гроза всех «смутьянов» и «мятежников» Борисова.
Кроме детей военного начальника, на борисовском кладбище также есть 17-летняя жена прапорщика.
И 40-летняя девица, дочь поручика.
Могила первого настоятеля борисовского Воскресенского собора Антония Тучкевича. Выглядит, как могила истинно-русскаго человека, хотя его отец, также священник, Иван Тучкевич был униатом из Полоцкой земли и был знаком с отцом Яна Барщевского. Памятник, кстати, в довольно плачевном состоянии, хотя Воскресенский собор активно действует, и долгое время был кафедрой нынешнего митрополита БПЦ Вениамина. Как-то борисовская церковь не очень жалует своих предшественников…
Памятник сыну Антония Тучкевича Петра с довольно трагической историей. Он умер в 35 лет, не дожив 9 дней до рождения своей дочери, которая также умерла через полгода.
Пётр Тучкевич, кстати, также должен был стать священником, но ушёл со второго курса минского духовного училища. А вот его брат Максим успешно его окончил и служил во многих местах Российской империи. Помимо священнического дела он разбирался также и в филологии, и в 1911 году даже издал в Пинске учебник, помогавший осваивать истинно-русское этимологическое правописание жителям северо-западных губерний. Сын Максима Тучкевича Владимир прервал священническую династию этого рода и в 15 лет сбежал к большевикам, чтобы затем вместе с ними травить академика Сахарова.
Даже перешедшая в православие литовская шляхта гордилась своим происхождением, как, например, этот потомственный дворянин Стефан Тамарович.
Один из сыновей Стефана Фома (или Томаш?) Тамарович был последним городским старостой города Борисова в структуре управления Российской империи в 1917 году. Как ни старалась его семья «обруситься», но в 1937 году Фома всё равно был расстрелян НКВД как «польский шпион». Однако его потомки всё ещё продолжают жить на борисовской земле, как жили до этого здесь сотни лет поколения этого потомственного дворянского рода.
На борисовском православном кладбище находится одно из самых старых надгробий Беларуси под открытым небом. Это массивный, практически ушедший в землю, каменный крест. На Борисовщине их встречается достаточно, и они с одинаковым успехом могут относиться и к 14, и к 19 веку. Однако крест с борисовского кладбища уникален тем, что на нём сохранилась датировка, даты жизни похороненного человека: 1667 - 1697 годы! Выше также есть надписи, в которых наверняка можно прочитать и имя похороненного, но таким чтением стоило бы заняться специалистам. Поскольку это не могила какого-нибудь большевика-террориста, а всего лишь памятник 17 века, никакого охранного статуса у неё нет.
Этот крест наглядно показывает, что история этого кладбища насчитывает не меньше четырёх столетий. Кстати, во времена этого захоронения Борисов всё ещё был преимущественно православным городом. Здесь уже был костёл, который посещала преимущественно шляхта, но главная церковь на рыночной площади и небольшой мужской монастырь на окраине были православными. В униатство их (не без принуждения) перевели уже в 18 столетии. Так что это захоронение можно с большой долей уверенности причислить к православным.
К сожалению, больше таких артефактов на этом кладбище нет, и следующий пласт памятников относится уже к более привычным временам Российской империи. Наиболее примечательные памятники тех времён принадлежат различным чиновникам имперского аппарата, причём как присланным из метрополии, так и выходцев из наших местных фамилий. Сегодняшнее их состояние, чаще всего, также весьма плачевное.
Памятник лесничему Староборисовского имения (а скорее всего не просто лесничему, а управляющему делами лесничества), принадлежавшего великим князьям Романовым. Валяется в траве на окраине кладбища. Окончание фамилии на памятнике обломано, то же самое и с датой. Лишь по двум первым цифрам года можно понять, что он относится к началу 20 столетия.
Коллежский регистратор и целый столоначальник Борисова (в середине 19 столетия) Антоний Нарбут. Год смерти 1866, а информация о годе рождения ушла в лёгкий и рыхлый песок кладбища. Для того, чтобы стать столоначальником этому выходцу из литовской шляхты наверняка пришлось сменить своё традиционное католическое вероисповедание.
Переход из католичества в православие, похоже, не был редкостью на Борисовщине в российские времена. Об этом свидетельствует, например, и эта могила Адольфа Валериановича Реута 1904 года. Шляхтичи Реуты на Борисовщине считались поляками и жили в околицах на юге нынешнего Борисовского района. Но Адольф Валерианович сменил вероисповедание и получил в придачу русский язык ну и весь прочий культурный набор западного русского человека.
Иногда имперское смешение давало довольно неожиданный результат. Одно из надгробий на борисовском кладбище внезапно польскоязычное. Похоже, русский Николай Копотов, женившийся на местной шляхтянке, так и не смог уничтожить в ней дух богопротивной польщизны, а в итоге ещё и сам остался с соответствующим памятником.
Молодой подпоручик из Севастопольской крепости Константин Тернавский был похоронен в 1901 году в Борисове, потому что тогда здесь служил военным начальником города его отец полковник Тимофей Тернавский. Позднее его перевели на аналогичный пост в Чернигов, но выйдя на пенсию, он вернулся в Борисов, где безмятежно проводил свою жизнь до 1917 года, будучи почётным уездным мировым судьёй.
Рядом находится могила его сестры Зинаиды Тимофеевны, которая на удивление пережила в Борисове и революцию, и вторую мировую войну. Работала в советской школе учительницей немецкого языка. Стили памятников наглядно демонстрируют положение, в котором оказалась бывшая имперская элита после 1917 года. Справа была ещё одна могила, от которой остался лишь крест на ограде. Не исключено, что здесь после революции был скромно похоронен сам Тимофей Николаевич Тернавский, бывший гроза всех «смутьянов» и «мятежников» Борисова.
Кроме детей военного начальника, на борисовском кладбище также есть 17-летняя жена прапорщика.
И 40-летняя девица, дочь поручика.
Могила первого настоятеля борисовского Воскресенского собора Антония Тучкевича. Выглядит, как могила истинно-русскаго человека, хотя его отец, также священник, Иван Тучкевич был униатом из Полоцкой земли и был знаком с отцом Яна Барщевского. Памятник, кстати, в довольно плачевном состоянии, хотя Воскресенский собор активно действует, и долгое время был кафедрой нынешнего митрополита БПЦ Вениамина. Как-то борисовская церковь не очень жалует своих предшественников…
Памятник сыну Антония Тучкевича Петра с довольно трагической историей. Он умер в 35 лет, не дожив 9 дней до рождения своей дочери, которая также умерла через полгода.
Пётр Тучкевич, кстати, также должен был стать священником, но ушёл со второго курса минского духовного училища. А вот его брат Максим успешно его окончил и служил во многих местах Российской империи. Помимо священнического дела он разбирался также и в филологии, и в 1911 году даже издал в Пинске учебник, помогавший осваивать истинно-русское этимологическое правописание жителям северо-западных губерний. Сын Максима Тучкевича Владимир прервал священническую династию этого рода и в 15 лет сбежал к большевикам, чтобы затем вместе с ними травить академика Сахарова.
Даже перешедшая в православие литовская шляхта гордилась своим происхождением, как, например, этот потомственный дворянин Стефан Тамарович.
Один из сыновей Стефана Фома (или Томаш?) Тамарович был последним городским старостой города Борисова в структуре управления Российской империи в 1917 году. Как ни старалась его семья «обруситься», но в 1937 году Фома всё равно был расстрелян НКВД как «польский шпион». Однако его потомки всё ещё продолжают жить на борисовской земле, как жили до этого здесь сотни лет поколения этого потомственного дворянского рода.