Родина и сгущёнка
Из кладовой сетевых поэтических ресурсов:
Сэр Хрюклик(Михаил Резницкий)
Двадцать лет в США
Я Штаты принял как бальзам
Ещё детсадовским ребёнком,
Когда давали булку нам
С американскою сгущёнкой.
И в тот далёкий сладкий миг
Едва начавшихся открытий,
Навек запомнил слово milk
На незнакомом алфавите...
А нынче - двадцать лет уже,
Как, одолев маршрут не близкий,
Я прилетел на ПМЖ
Из Петербурга в Сан-Франциско.
За этот срок, чего скрывать,
Стал гражданином я поправу:
Грешно чужбиной называть
Гостеприимную державу.
Среди многоголосья тем
Неоспорима доминанта:
Здесь хорошо уж только тем,
Что власть лелеет иммигранта,
Что нет непрошенных гостей,
Пронизанных печалью хлипкой.
Здесь хорошо среди людей,
Дарящих встречному улыбку.
Я благодарен сотни раз
За всё: за все улыбки эти,
За равноправие, за джаз,
И за сгущёнку в сорок третьем.
(орфография оригинала сохранена).
Человек реальный, у него в Святой Францискии дом с садом и чудесным видом на океан. Вот уже который год г-н Резницкий воспевает новое отечество, а в частности Буша, расчленение Югославии, войну в Ираке и т.д. Недавно написал, что Брейвик убивал не абы какую молодежь, а молодежь, сочувствующую палестинцам!
И здесь перед нами не пародия, ирония в тексте отсутствует. Графоманский дискурс отражает ментальность, для которой «родина» и «сгущёнка» - взаимозаменяемые понятия. А вы говорите - мальчиш-Плохиш… Но главное, если вдуматься, всяческие кенжеевы и цветковы - не суть ли те же хрюклики, чья любовь к импортной сгущёнке вовремя замечена и оценена производителем?
Так и делается сегодня львиная часть «эмигрантской лирики», столь ощутимо отличной от той иной, где могло прозвучать:
…Мне все равно, каких среди
Лиц ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной - непременно -
В себя, в единоличье чувств.
Камчатским медведем без льдины
Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться - мне едино… Да, теперь я осознал, что меня так задело... Вирша Хрюклика ритмически совпадает с цветаевской и невольно отвечает ей.
Сэр Хрюклик(Михаил Резницкий)
Двадцать лет в США
Я Штаты принял как бальзам
Ещё детсадовским ребёнком,
Когда давали булку нам
С американскою сгущёнкой.
И в тот далёкий сладкий миг
Едва начавшихся открытий,
Навек запомнил слово milk
На незнакомом алфавите...
А нынче - двадцать лет уже,
Как, одолев маршрут не близкий,
Я прилетел на ПМЖ
Из Петербурга в Сан-Франциско.
За этот срок, чего скрывать,
Стал гражданином я поправу:
Грешно чужбиной называть
Гостеприимную державу.
Среди многоголосья тем
Неоспорима доминанта:
Здесь хорошо уж только тем,
Что власть лелеет иммигранта,
Что нет непрошенных гостей,
Пронизанных печалью хлипкой.
Здесь хорошо среди людей,
Дарящих встречному улыбку.
Я благодарен сотни раз
За всё: за все улыбки эти,
За равноправие, за джаз,
И за сгущёнку в сорок третьем.
(орфография оригинала сохранена).
Человек реальный, у него в Святой Францискии дом с садом и чудесным видом на океан. Вот уже который год г-н Резницкий воспевает новое отечество, а в частности Буша, расчленение Югославии, войну в Ираке и т.д. Недавно написал, что Брейвик убивал не абы какую молодежь, а молодежь, сочувствующую палестинцам!
И здесь перед нами не пародия, ирония в тексте отсутствует. Графоманский дискурс отражает ментальность, для которой «родина» и «сгущёнка» - взаимозаменяемые понятия. А вы говорите - мальчиш-Плохиш… Но главное, если вдуматься, всяческие кенжеевы и цветковы - не суть ли те же хрюклики, чья любовь к импортной сгущёнке вовремя замечена и оценена производителем?
Так и делается сегодня львиная часть «эмигрантской лирики», столь ощутимо отличной от той иной, где могло прозвучать:
…Мне все равно, каких среди
Лиц ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной - непременно -
В себя, в единоличье чувств.
Камчатским медведем без льдины
Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться - мне едино… Да, теперь я осознал, что меня так задело... Вирша Хрюклика ритмически совпадает с цветаевской и невольно отвечает ей.