Прекрасное из книги Роберта Бэра (6)
Осталась пара глав. Думаю, в январе выложу полный перевод.
*****
Когда 21-го февраля 1994 года ФБР арестовало Рика Эймса, я находился в Душанбе. Наблюдая по новостям «Си-Эн-Эн» за тем, как Эймс стоял в наручниках рядом со своим новеньким «Ягуаром XJ6», я первым делом подумал, что ни у кого в ЦРУ нет такой машины. Оперативники, которые когда-то могли себе такое позволить, - инвестиционные банкиры и юристы, воевавшие в составе УСС во время Второй мировой войны, и те немногие, кто остался, чтобы основать ЦРУ в 1947 году, - все ушли. «Ягуар» Эймса, должно быть, был единственным на парковке Упраавления. Каким же образом охрана могла его пропустить?
Однако провал в системе внутренней безопасности был лишь началом бед. Рик Эймс не был обычным шпионом: выдав дюжину советских агентов за одним обедом, пропитанным спиртным, он стал одним из величайших предателей в истории, за компанию с Бенедиктом Арнольдом, Розенбергами и Кимом Филби. Как британская MI-6 никогда не переживет Филби, так и ЦРУ никогда не переживет Эймса. Он выдал наши фамильные драгоценности, причину нашего существования. Разница между ними заключалась лишь в том, что Филби продался за идеологию, а Эймс сделал это за деньги, - чисто и просто.
Когда я вернулся в штаб-квартиру в августе 1994 года, то увидел, как разворачивается предательство Эймса. Тогдашний директор Джим Вулси передавал службу контрразведки ЦРУ в ведение ФБР - поступок, который стал для Управления почти таким же разрушительным, как и поступок Эймса. По правде говоря, у директора не было особого выбора. Центральное разведывательное управление так облажалось с Эймсом, что ему больше нельзя было доверить наведение порядка в собственном доме. Конгресс дышал Вулси в затылок, а пресса хотела получить свой фунт плоти. Чтобы умиротворить всех и искупить наши грехи, он передал ЦРУ его злейшему врагу в Вашингтоне - Федеральному бюро расследований! Еще в начале Холодной войны Дж. Эдгар Гувер хотел держать все операции по обеспечению национальной безопасности, как внутренней, так и внешней, под своим тяжким оком. Теперь казалось, что его призрак вот-вот добьется своего.
Палачом, которого ФБР выбрало для этой задачи, стал Эд Карран, действующий агент ФБР. С того дня, как он возглавил группу контрразведки, Карран дал понять, что намерен руководить ею как отрядом коммандос, действующим в тылу врага. Первым делом он уволил всех, кто хоть что-то знал, особенно маленьких старушек в теннисных туфлях - институциональную память ЦРУ о советском шпионаже. Он должен был их отпустить: умные люди заставляли Каррана сильно нервничать. Затем, чтобы обозначить всем, что в городе появился новый шериф, он заново открыл все нераскрытые дела контрразведки. Все до единого. Неважно, был ли сотрудник на пенсии или перешел на новую, не требующую особого внимания работу. Идея заключалась в том, чтобы посеять страх и паранойю во всем ЦРУ, и в этом он преуспел.
Когда ЦРУ назначило Рода Смита главой своей контрразведки и, таким образом, номинальным начальником Каррана, тот фактически получил свободу действий. Выслужившийся из юристов, Смит никогда не проводил достаточно времени в полевых условиях, чтобы изучить работу, а тем более узнать что-либо о контрразведке. После сокращенной шестимесячной командировки в Европу он вернулся в штаб-квартиру, где и остался, шаг за шагом продвигаясь по бюрократической лестнице. В мгновение ока Карран заставил Смита кормиться из его рук. Вскоре кровь потекла реками.
Случайная дружба, завязавшаяся, скажем, во время итальянского отпуска, становилась подозрительным иностранным контактом. Вызывали полиграфов, которые, обжегшись на Эймсе, победившем детекторы лжи, даже работая в КГБ, были далеко не в восторге. Беспокойство перерастало в стресс, стресс - в проваленный тест. Вскоре у Каррана появлялось «новое дело», и по мере того как охота на ведьм продолжалась, новые дела стали доходить до потолка. Раскрывались досье, полиция проводила проверки. Затем было привлечено ФБР, поскольку именно об этом Вулси договорился с Конгрессом: Федеральное бюро расследований расследует все дела с подозрением на шпионаж. По всему ФБР на благонамеренных ворчунов сваливали дела ЦРУ, которые они тут же бросали на пол, потому что, несмотря на все увещевания Каррана, они знали, что у них есть сотня более серьезных задач, над которыми можно поработать. Однако в Лэнгли компромат уже был готов. Активное расследование ФБР, какими бы ничтожными ни были улики, означало отказ от повышения по службе, от загранкомандировок, от допуска секретности. Кафетерий был заполнен людьми, которых можно было бы пометить алыми буквами «А»,[1] и все они ели в одиночестве.
Цифры говорят сами за себя. К концу 1995 года под подозрением находилось более трехсот человек, и это не считая сотрудников ЦРУ, напуганных тем, что они окажутся в кровавой бойне не по своей вине. В один день вы сидите за своим рабочим столом, а в другой оказываетесь фактически заключенным в одном из режимных объектов в районе Тайсонс-Корнер. У каждого был друг или коллега, оказавшийся в чистилище безопасности.
Директор ФБР Луис Фри не мог стереть улыбку со своего лица. Он разбирал ЦРУ по частям, а в прессе его представляли как мистера Стрэйта, очищающего ЦРУ от декадентов, водителей «Ягуаров» и пьяниц. Конгресс осыпал его деньгами. Он нанял еще больше агентов, но денег все равно было больше, чем он мог потратить, поэтому он использовал их для открытия отделений ФБР за рубежом - офисов, которые в один прекрасный день вытеснят резидентуры ЦРУ. И самое интересное, что Фри, не лишенный чувства иронии, нанял бывшего оперативного сотрудника ЦРУ, уволенного Вулси за провал в деле Эймса, чтобы тот консультировал его по открытию новых отделений.
В то время как ФБР было занято уничтожением ЦРУ, Роберт Ханссен выносил из Бюро его собственные секреты в мусорных мешках.
Как вы уже догадались, я не был беспристрастным наблюдателем за чисткой Каррана. Однажды я сидел в своем кабинете и читал утреннюю сводку, когда ко мне ввалились сотрудник службы безопасности отдела и молодой ищейка из группы контрразведки. Оба запыхались и, чтобы подчеркнуть серьезность своего визита, не преминули хлопнуть дверью.
- Почему вы все еще общаетесь с русскими из Душанбе? - спросил сотрудник службы безопасности.
Я слишком давно был здесь, чтобы ясно понимать, что он делает. Начните допрос с обвинения; выведите жертву из равновесия, и вы сможете выбить из нее признание. В бизнесе это называется обвинительным процессом. Поэтому я просто тупо смотрел на него.
Видя, что подобная тактика ни к чему не привела, он назвал имя русской женщины, которую я знал в Душанбе. Она познакомила меня там с русскими лыжниками, но больше я с ней не общался.
- Нам придется проверить вас на полиграфе, - произнес фашист из контрразведки, собрав всю возможную угрозу. На нем были ковбойские сапоги, выделанные под змеиную кожу - верный признак неприятностей внутри вашингтонской кольцевой автодороги: «Мы узнаем правду трудным путем».
Две проверки на детекторе лжи за полгода - это, конечно, многовато, но если я хотел, чтобы ЦРУ продолжало мне платить, у меня не было выбора.
Примерно через два часа я столкнулся с офицером службы безопасности в коридоре и окинул его красноречивы взглядом, говорящим: «Какого хрена?». Я знал этого парня раньше, и когда мы остались вдвоем, он поведал мне эту историю. Мой коллега в Ташкенте, ХХХХХХ, решил прокатиться на волне контрразведки, чтобы получить повышение. Он услышал слух о русском и обо мне и, как следует нарядив его, отправил каблограммой по сверхчувствительному каналу связи XXXXXX. Это была как раз та зацепка, которую любили карраниты.
Единственный юмор во всем этом инциденте - и это был в лучшем случае юмор висельника - появился, когда перед проверкой на полиграфе я заполнял анкету. Были ли у меня какие-либо проблемы с правоохранительными органами США с момента моего последнего расследования? В соответствующей графе я аккуратно написал карандашом: да, расследовался ФБР за попытку убийства.
Все работало как по маслу. Ко мне приставили самого грубого, старого и сурового полиграфолога из службы безопасности. Он давно был здесь и знал, как ведется эта игра. Он мог отличить «крота» от человека, который заводит знакомства с иностранцами в деловых целях. Через час я уже был на своем рабочем месте.
Моим коллегам повезло меньше. Слишком многие из них попали к двадцатитрехлетним полиграфологам, вырвавшимся с холмов Западной Вирджинии, - людям, которые считали всех иностранцев коммунистами.
Предсказуемо, что чистка Эда Каррана сделала ЦРУ еще более несклонным к риску, чем оно уже стало. Люди боялись не только встречаться с иностранцами во время отпуска; они боялись делать это и на своей работе.
Результаты были видны во всем, что мы пытались сделать. Ни в одной из восьми резидентур, которые я курировал в Центральной Азии и на Кавказе, не было ни единого агента, предоставляющего информацию. Никто ни с кем не встречался. Не было ни заявок на утверждение новых агентов, ни отчетов о контактах. Считалось удачей, если Южная группа получала каблограмму по административным вопросам от одной из наших резидентур на фронтире. Насколько я мог судить, остальные группы Центрально-евразийского отдела находились в таком же плачевном состоянии. Ежедневные совещания руководителей групп касались бюджетов, прогнозов, кадровых изменений, целевых групп, сроков сдачи документов - чего угодно, только не вербовки агентуры.
По всему исламскому миру формировались террористические ячейки, древние обиды выплескивались на поверхность, неверный Запад становился мишенью для уничтожения, а у нас нигде не было настоящих ушей.
Назначение Дэйва Коэна новым директором по операциям никак не облегчило ситуацию. Коэн был карьерным аналитиком. Несмотря на то, что он в свое время выступал в роли доморощенного главы Д/О, он практически ничего не знал об оперативной работе. Он не только никогда не встречался с агентами и не вербовал их, но, судя по всему, даже не имел представления о том, что такое агент доступа. Одним из первых его приказов было увольнение всех подобных агентов. Помните агента в Мадрасе, который познакомил меня с Самѝ, арабским офицером, прикомандированным к индийским военным? Помните всех тех агентов в Бейруте, которые разрушали террористические сети Мугнии? По новым стандартам Коэна я никогда бы не получил разрешения на работу с ними.
В том же духе антиэффективности - и в соответствии с новой политикой Директората по операциям, согласно которой кабинетных жокеев должны были продвигать по службе с той же скоростью, что и оперативников на местах, - Коэн начал передавать должности глав XXXXXX людям, практически не имеющим квалификации для этой работы. Эр-Рияд, Тель-Авив, Найроби… Я начал терять счет. Единственной очевидной квалификацией нового резидента в Эр-Рияде было то, что он был докладчиком у Джорджа Тенета, когда тот работал в СНБ. Вопреки моим протестам то же самое произошло и в Южной группе. Меня заменили в Душанбе человеком, который не являлся оперативником, а моя сотрудница по сбору и обработке донесений с острым язычком получила важную должность резидента в Каспийском регионе. Она была умна, но никогда не работала в полевых условиях, не руководила и не вербовала агентов.
В свой последний день работы в штаб-квартире она заглянула ко мне в кабинет, чтобы попрощаться.
- Кстати, чтобы вы знали, я не занимаюсь вербовкой агентов. Это не моя работа.
Очевидно, она подхватила новую мантру о том, что резиденты не руководят оперативной работой - они «представляют директора». Это было безумием, - как если бы местный полицейский отказался проводить арест, потому что его работа заключается в том, чтобы представлять начальника полиции.
В свою очередь, Коэна на посту директора по операциям сменил пенсионер. А преемник, сменивший пенсионера, уже более десяти лет не был командирован за границу, да и то это была одна из заштатных европейских резидентур. Управление точно заботилось об оперативной работе? Если да, то это было трудно заметить.
Неудивительно, что влияние такого подхода на сбор разведданных оказалось катастрофическим. Чтобы понять, насколько все плохо, я провел собственное расследование. В 1986 году в Директорате по разведке компьютеризировали все разведывательные донесения, поместив их на единый сервер, к которому я получил доступ. Я начал с поиска всех данных о Корпусе стражей исламской революции, «Пасдаране», полученных от агентурных источников - то есть информаторов, людей на местах. В конце 1980-х годов донесения об иранском «Пасдаране» начали сходить на нет. К 1995 году не осталось ничего - ни единого сообщения. Складывалось впечатление, что США утратили интерес к «Пасдарану», - или должны были утратить. В 1996 году «Пасдаран» взорвал казармы Аль-Хобар в Саудовской Аравии. Скорее, мы добровольно оглушили сами себя и выкололи глаза в разгар продолжавшегося кризиса.
Я также поискал информацию о королевской семье Саудовской Аравии.
То же самое я наблюдал в Ираке. Иракские операции представляли собой потемкинскую деревню. Из тридцати пяти оперативников, прикомандированных к штабному компоненту, по меньшей мере 10 процентов были подтвержденными алкоголиками, а еще 10 процентов были отнесены к категории слабоуспевающих. Двое из пяти являлись отставниками, вернувшимися на работу по контракту, а остальным было абсолютно все равно, есть ли у ЦРУ агентура в Ираке или нет. Конгресс выделил ЦРУ миллионы и миллионы долларов на Ирак, но практически ничего из этого не попало в руки иракцев.
Одному американскому консультанту в Лондоне платили больше, чем директору ЦРУ и президенту США вместе взятым. У нее был открытый билет бизнес-класса, чтобы летать в США туда и обратно в любое время. В Лондоне она снимала самые дорогие офисные помещения. Когда ЦРУ отправило туда проверку, то обнаружилось, что она сдала офис в субаренду, обманув правительство на еще бóльшую сумму. Только по одному этому делу я могу сказать, что не менее миллиона долларов был спущен в унитаз. Это было откровенное воровство, и еще было как минимум двадцать случаев с другими людьми, в которых фигурировали аналогичные суммы денег.
Кстати, женщина, которая организовала выплату лондонскому консультанту, уволилась из ЦРУ в пятницу и в следующий понедельник перешла на работу в ту же компанию, в которой работала дама из Лондона. Офис генерального инспектора ЦРУ, к своему ужасу, обнаружил, что та же женщина, работая в Управлении, перевела в эту же консалтинговую фирму, ту самую, в которой она теперь работала, два других столь же крупных контракта. В конце концов, для ЦРУ оказалось слишком болезненным доводить дело до сведения Министерства юстиции, а лондонский консультант и сегодня продолжает успешно выбивать деньги из Конгресса.
Центральное разведывательное управление потеряло контроль не только над деньгами. В 1997 году британские власти пришли в ярость, узнав, что мой старый иракский друг Ахмад Чалаби сдал свою студию на Барлбай-роуд в Лондоне саудовскому диссиденту, доктору Сааду аль-Факиху, одному из соратников Усамы бен Ладена - человеку, призывавшему к свержению семьи Аль Сауд в Саудовской Аравии и изгнанию Великобритании и США с Ближнего Востока. У Чалаби было достаточно причин разлюбить нас - в конце концов, мы бросили его в трудную минуту, - но было неприятно видеть, как люди, которые хотели быть нашими союзниками, делают общее дело с нашими врагами.
Похоже, что ЦРУ выбросило белый флаг не только на Ближнем Востоке. В 1996 году из Центральной Азии поступило предложение создать секретный объект для наблюдения за озером Лобнор, - китайским полигоном для испытания ядерного оружия. Место было с точки зрения топографии уникальным, поскольку находилось на краю долины и служило своего рода воронкой для выбросов и электронных данных от китайских взрывов. Примерно в то же время Министерство энергетики обнаружило признаки того, что китайцы испытывают миниатюрные ядерные боеголовки, но не могло быть уверенным, поскольку испытания проходили ниже порога наших текущих возможностей по ядерному мониторингу. Площадка для сбора данных позволила бы исправить эту ситуацию.
- К сожалению, СНБ отказался от этой операции, - сообщила нам Пегги ХХХХХХХ, руководитель китайских операций. - Там не хотят раздражать китайцев, собирая информацию с объектов в Центральной Азии.
В конце концов мы пошли на компромисс и установили ядерный «анализатор» на крыше одного из наших посольств, но он находился за сотни миль от Лобнора и ничего не засек. И не забывайте о контексте этого решения: один китайский чиновник любезно прислал нам по почте описание W-88, нашей очень сложной, миниатюрной ядерной боеголовки. Проводили ли китайцы испытания оружия, основанного на конструкции W-88, в Лобноре? Этого мы никогда не узнаем, пока какой-нибудь другой китайский чиновник не пришлет нам открытку, чтобы сообщить об этом.
Хуже всего было то, что ЦРУ, похоже, перестало заботиться о собственных людях, особенно о тех, кто шел на самый большой риск. К весне 1996 года мне надоел Вашингтон, и я вызвался поехать в Сараево на контртеррористическую операцию, призванную прощупать глубину и масштабы присутствия иранской разведки в Боснии. На меня работало полдюжины человек, в том числе пара, работавшая вместе с группой наружного наблюдения. Поскольку в Сараево иностранцы выделялись, я предложил им жить за городом и добираться до своих наблюдательных пунктов в городе. Поездки были достаточно безопасными, потому что они ездили на внедорожнике с армейскими знаками, но однажды, когда меня не было на месте, их внедорожник забрали для выполнения других задач, и им пришлось довольствоваться маленьким «Фольксвагеном» с местными номерами. Несколько ночей спустя они возвращались домой, когда перед ними проехала машина, попытавшаяся оттеснить их с дороги. Пара отреагировала в соответствии с инструкциями. Как только женщина увидела, что в другой машине находятся вооруженные люди, она крикнула: «Оружие!». Ее муж, который был за рулем, прибавил скорость и объехал машину, - как раз вовремя, чтобы получить вдогон пулеметную очередь. Он выжил, как и его раненая в спину жена, но они почти не выдержали бюрократию в штаб-квартире.
- Им следовало просто бросить машину, - сказала начальник отделения, отвечающий за Боснию. - Именно так мы поступили бы в Южной Америке.
Я был ошеломлен. Я знал, что эта начальница провела всего два года в какой-то тихой резидентуре в Южной Америке, занимаясь административной работой. Хуже того, она ничего не знала о Боснии. Она даже отказалась совершить ознакомительную поездку в Сараево. На сербско-хорватском она тоже не говорила. Я мог бы не обращать на все это внимания, если бы позже она не предложила выставить эту пару перед аттестационной комиссией и не отчитала их за то, что они просто не бросили свою машину. Неудивительно, что штаб-квартира, укомплектованная такими сотрудниками, настолько плохо опознала китайское посольство в Белграде, что мы отправили в него ракету.
[1] Такую букву ранее носили люди, обвиненные в супружеской измене (от англ. adultery).