Операции южноафриканского спецназа. Операция "Дрозды", май/июнь 1986 г. Часть 6
Будем заканчивать описание операции «Дрозды», сейчас предпоследняя часть, посвященная реакции на диверсию со стороны СССР и аварийно-спасательным работам в порту Намиб. Сразу оговорюсь, что в своей книге Доу Штейн кратко и сжато излагает советскую версию событий, с которой он мог ознакомиться во время своего визита в Москву по приглашению Союза ветеранов Анголы. Я лишь попытался откомментировать небольшие ошибки в его повествовании.
*****
Ситуация в Намибе
В сообщении, переданном с подводной лодки, содержалась лишь общая информация о результатах операции, но последующие более подробные донесения позволили составить относительно полную картину фактического ущерба, нанесенного в результате нападения. Вскоре стало ясно, что уничтожены два из четырех топливных резервуаров, а третий сильно поврежден и потерял свое содержимое. Из-за уничтожения опор линии электропередачи на двое суток было нарушено электроснабжение города, а в результате подрыва небольшого моста и участка железнодорожного полотна оказалась перерезанной железнодорожная линия между Сако и Намибом. В торговом порту, после срабатывания двух мин, получило две пробоины кубинское грузовое судно «Гавана» (водоизмещение 6000 тонн), которое потом в 10.00 опрокинулось и затонуло при попытке отойти от причала со всем своим грузом на борту. Два советских транспорта, «Капитан Чирков» (16000 тонн) и «Капитан Вислобоков» (12000 тонн), получили серьезные пробоины и, из-за своей осадки, легли на дно гавани с креном на левый борт.
Первые взрывы произошли под «Капитаном Вислобоковым», где в быстрой последовательности сработали три из четырех мин, как раз перед началом фейерверка на складе «Сонангола». Члены экипажа «Капитана Чиркова» бросились на помощь соседнему судну, но были вынуждены вернуться, когда под их собственным кораблем взорвалось три мины. Затем настала очередь «Гаваны», чей борт оказался разорван на части двумя взрывами. На случай подобного нападения на судно, стандартная процедура в порту заключалась в том, что его следовало немедленно отвести от причальной стенки и поставить на якорь подальше от причала, поэтому начальник порта дал соответствующее указание всем трем судам. Капитан «Гаваны» попытался следовать инструкции, но как только корма оторвалась от причала, судно медленно наполнилось водой, легло на левый борт и затонуло. Однако капитаны Наум Винокур («Капитан Чирков») и Марат Галимов («Капитан Вислобоков») поняли, что это приведет к потере как судов, так и груза, поэтому остались стоять рядом, позволив судам осесть у причальной стенки и заблокировать причал, но тем самым они сохранили корабли и их груз. Второе кубинское судно осталось неповрежденным и спаслось только благодаря отзыву двух групп боевых пловцов, одна из которых была нацелена на него. В то утро офицеры с двух советских кораблей смогли с позиции ПВО в Намибе установить радиосвязь со штаб-квартирой советского советника в Луанде, чтобы запросить срочную помощь, - попытка, которая, по-видимому, оказалась безуспешной, поскольку советский дежурный офицер сообщил, что переговоры велись на «чудовищной смеси португальского и русского языков, богато приправленной русскими ругательствами».
Между тем, на борту этих трех судов находилось около 30 тысяч тонн оружия и боеприпасов для кубинских и ангольских сил, а также сил СВАПО в провинциях Кунене и Куандо-Кубанго. По счастливой случайности, взрывчатые вещества и боеприпасы находились в трюмах достаточно далеко от мест установки мин в кормовой части, и не сдетонировали. Из отчета Александра Бучнева, советского советника, работавшего в аэропорту имени Юрия Гагарина, следует, что накануне диверсии «Капитан Чирков» и «Гавана» некоторое время простояли на якоре на рейде, в то время как два других грузовых судна, итальянское и греческое, крайне медленно разгружались у 750-метрового причала. На вопрос о задержке в выгрузке судов местный лоцман ему ответил, что это происходит из-за неработающих портовых кранов, задерживающих процесс. Однако 4-го июня оба судна, стоявшие рядом, наконец-то смогли отойти, и с прибытием в тот же вечер на якорную стоянку «Капитана Вислобокова», все три транспорта, перевозивших оружие, были, наконец, отшвартованы. Несмотря на то, что для диверсионных сил это оказалось лишь удачным стечением обстоятельств, возникли большие подозрения в том, что начальник порта организовал саботаж, поскольку, если бы нападение произошло в ночь на 3-е июня, как первоначально и планировалось, были бы потоплены два «нейтральных» грузовых судна, а не транспорты с вооружением. Таким образом, подобная задержка, по-видимому, сыграла на руку южноафриканским силам. Но что еще более важно, теперь порт фактически оказался закрыт для обработки грузов и будет оставаться таковым до тех пор, пока не будут сняты со дна корпуса всех трех кораблей. Несмотря на такие непосредственные результаты нападения, последствия, а, следовательно, фактические результаты диверсии оказались намного серьёзнее и, как стало потом очевидным, потрясли порталы власти в Советском Союзе больше, чем ожидалось. Реакция, предпринятая там на очень высоком уровне, оказалась быстрой и решительной.
Реакция Советского Союза
Когда сообщение о потоплении кораблей достигло Москвы, Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза и Верховный главнокомандующий Михаил Горбачев находился с официальным визитом в Польше[1] и рассматривал возможность возвращения в столицу СССР. Было решено, что ситуацией займется Председатель Совета Министров СССР Николай Рыжков - явное свидетельство серьезности инцидента. Советский флот действовал быстро, сразу же были начаты мероприятия по спасению судов и их груза. Начальник штаба ВМФ СССР лично поручил командующему Северным флотом, в зону ответственности которого входили ангольские воды, спасти корабли и предотвратить дальнейшие нападения. Штаб Северного флота немедленно отдал приказ 30-й оперативной бригаде направить все имеющиеся силы в район Намиба для поиска нападавших, и одновременно приказал спасательному буксиру «Гордый» без промедления выйти из Риги для оказания помощи двум судам.[2] Затем для выполнения спасательных задач было отправлено ремонтное судно ПМ-64 класса «Амур»,[3] а Черноморское морское пароходство для оказания помощи двум своим пострадавшим кораблям направило в район бедствия свой буксир «Ягуар». К 11-му июня для руководства спасательными работами в Анголу прибыл заместитель министра морского флота СССР Борис Юницин.
Тем временем, для обеспечения безопасности операции по подъему всеми доступными средствами, в район Намиба были переброшены боевые корабли и подводная лодка 30-й бригады. Было четко разъяснено, что «любой подозрительный объект, будь то надводное судно, подводная лодка или водолаз, оказавшиеся в районе проведения спасательных работ, должен был быть немедленно уничтожен». На подходах к порту были израсходованы многочисленные противолодочные ракеты для предотвращения возможного вмешательства со стороны подводных лодок южноафриканского флота, а также увеличена интенсивность противодиверсионного гранатометания в бухте.
На этом этапе все еще строились предположения о том, как произошло нападение. Первоначальные утверждения о том, что резервуары с топливом были поражены противокорабельными ракетами «Скорпион», выпущенными южноафриканскими ракетными катерами, были быстро отвергнуты и, по-видимому, забыты после того, как стало известно, что эти ракеты не могут поражать береговые цели, как и любые объекты, находящиеся за возвышенностями. Таким образом, первый серьезный вывод заключался в том, что нападение на резервуары и береговую инфраструктуру являлось отвлекающим маневром, и было направлено на то, чтобы подвердить причастность к диверсии сил УНИТА. Это был интересный вывод, поскольку, хотя склад ГСМ «Сонангол» фактически и являлся приоритетной целью, связь диверсии с УНИТА была частью плана введения в заблуждение. Подобное заключение частично основывалось на том, что две гранаты от РПГ-7 пролетели над целями, что рассматривалось как преднамеренный акт, направленный на отвлечение внимания от коммерческого причала порта. Также предполагалось, что на берег или в гавань проникли три группы боевых водолазов, высадившиеся с резиновых лодок, спущенных с корабля-носителя.
В качестве таких кораблей-носителей считались либо подводные лодки класса «Дафна» ВМС ЮАР, либо «судно траулерного типа», ходившее, для введения в заблуждение, под флагом Японии. Такое судно-призрак какое-то время присутствовало в умах противника как использовавшееся в ряде предыдущих рейдов, и первоначально о нем сообщил советский советник в 5-м военном округе полковник Иванов в своем донесении главному военному советнику генерал-лейтенанту Курочкину в ноябре 1982 года, после атаки мостов Жирауль (Операция «КЕГ»). Майор Вейнанд дю Тойт, после своего тяжелого ранения и захвата в плен в Кабинде в 1985 году (операция «АРГОН»), во время интенсивного допроса «подтвердил», что такое судно было носителем лодок в операции «КЕГ». Также использование подобных средств вывода разведгрупп приписывалось и операции «НОБИЛИС», - нападению на суда в гавани Луанды в июле 1984 года. Согласно советским отчетам, власти Намиба вновь видели подобное судно поблизости от порта 4-го июня 1986 года, за день до крайнего нападения, но на следующее утро оно таинственным образом исчезло, так и не связавшись с портовыми властями, не запросив ни вход в гавань, ни даже воды и припасов. К счастью, в то время в юго-восточной части Атлантического океана, по-видимому, не было японских рыболовецких судов, - к счастью, потому что они могли получить неприятный опыт, столкнувшись с гневом советского флота!
Советские усилия по спасению
Одним из первых прибывших советских военных кораблей был большой противолодочный корабль (БПК) «Стройный» класса «Кашин», несший сторожевую службу в центральной Атлантике и появившийся в Намибе два дня спустя. На БПК специалистом по подводному минированию и разминированию был старший лейтенант Максим Иванов, он же был старшим штатной корабельной группы из двух квалифицированных водолазов.[4] Первоначально с помощью стандартного советского акваланга АВМ-5, - единственного водолазного комплекта, имевшегося на борту корабля, - они осмотрели подводные повреждения и обнаружили на корпусе каждого судна по три зияющих пробоины размером более 2х2 метра каждая. Однако во время последующих погружений была обнаружена неразорвавшаяся мина весьма сложной конструкции. После этого второй водолаз отказался продолжать спуски, но лейтенант Иванов решил продолжить осмотр, оставив акваланг и ныряя только в плавках, и обнаружил аналогичную мину на втором судне. Поскольку на каждой мине было выявлено наличие элементов неизвлекаемости, вся деятельность на борту двух кораблей была прекращена, и в Москву был отправлен срочный запрос на привлечение водолазов-специалистов по разминированию. И вновь командующему Северным флотом было поручено собрать необходимый личный состав для борьбы с этой новой опасностью, однако поскольку у флота не было специалистов, способных справиться со сложными минами на двух поврежденных кораблях, выполнение этой задачи было поручено Черноморскому флоту. Его начальник штаба, вице-адмирал Селиванов, отдал соответствующий приказ командиру противодиверсионных сил и средств флота, - отряда морского спецназа, состоящего из водолазов специального назначения, предназначенного для борьбы с диверсантами - известного как ПДСС. Этому офицеру, капитану 2-го ранга Юрию Пляченко, было дано меньше суток, чтобы отобрать людей и снарядить свою группу. В ее состав вошло шесть человек: еще один офицер, два мичмана и два водолаза, только что вернувшиеся со службы в Эфиопии. Как это зачастую бывает, поначалу их задержала бюрократия - врач не разрешил им уехать, поскольку они не успели сделать необходимые прививки. Однако поскольку самолет Ил-76 уже ожидал их в Москве, чтобы 8-го июня они могли вылететь, потребовался звонок из секретариата Николая Рыжкова, чтобы разобраться с ситуацией, и вскоре они уже были в аэропорту, растирая руки после прививок.
Огромный Ил-76, перевозивший только команду ПДСС и их оборудование, вылетел прямо в Намиб,[5] где водолазы осмотрели корпуса судов и подтвердили, что обе неразорвавшиеся мины явно имели устройства неизвлекаемости. Мины были им совершенно неизвестны, и с учетом наличия боеприпасов, перевозившихся на судах, их нельзя было безопасно снять или взорвать на месте до тех пор, пока корабли не будут сняты с грунта и их груз не будет очень осторожно выгружен на берег. Кроме того, водолазам, в рамках расследования инцидента, было поручено установить происхождение этих мин. К тому времени прибыли плавмастерская ПМ-64 и буксир «Ягуар»,[6] и бригада с ПМ-64 смогла начать тщательную заделку пробоин, создавая цементные перемычки в местах, где взорвались мины. Цемент предоставила советская строительная бригада, занимавшаяся в провинции строительством мостов. Затем началась откачка воды с судов, сначала с «Капитана Вислобокова», имевшего, помимо затопленного машинного отделения, четыре трюма. После этого груз с корабля был быстро выгружен портовыми кранами, а вскоре после этого такой же опасный груз был выгружен с «Капитана Чиркова», и только тогда советники и команды, а также жители города снова могли спать спокойно после шести недель ожидания.
Группа капитана Пляченко должна была точно понять, как работают эти мины, и поначалу они попытались восстановить одну из взорвавшихся мин по ее фрагментам, но вскоре обнаружили, что это невозможно. Следующим их шагом была попытка обезвредить одну из оставшихся мин, и пары водолазов спускались вниз три раза в день, чтобы попытаться придумать план их безопасного снятия, постаравшись не активировать повторно их подрывной механизм. В то же время водолазы-спасатели приваривали пластины к отверстиям, и обе команды прилагали большие усилия, чтобы держаться подальше друг от друга. В конце концов, когда «Капитан Вислобоков» подвсплыл высоко над водой и откренился на правый борт, было решено попытаться взрывом оторвать мину от корпуса, используя небольшой заряд взрывчатки весом около 40 граммов. Хотя внутренняя часть обшивки корпуса судна была заполнена цементной «подушкой», чтобы свести к минимуму ударный эффект, все же это было сопряжено со значительным риском. Предпринятые меры предосторожности оказались очень разумными, так как при отрыве от корпуса корабля мина POLYP взорвалась. Группа ПДСС, хотя и успешно очистила одно судно, не смогла ничего узнать о мине в соответствии с поставленной задачей, и уже не имела права на ошибку, поскольку для обследования им нужна была работоспособная мина, а таковая осталась только одна.
К тому моменту прошло уже больше месяца с момента их прибытия, и Пляченко с помощью лейтенанта Иванова, наконец, решил использовать проверенный способ отрыва мины от корпуса судна с помощью линя, закрепленного к быстроходному судну, в надежде, что воздействие морской воды за это время заблокировало устройство неизвлекаемости. К радости команды она не взорвалась и была отбуксирована на безлюдный пляж для осмотра и обезвреживания. Для разборки мины использовалась серия направленных микровзрывов. Во время первого взрыва была успешно отделена плавающая оболочка, обеспечивавшая мине отрицательную плавучесть. После каждого взрыва водолазы предусмотрительно выжидали 15-20 минут, изучая результаты и записывая их на камеру. Следующим взрывом была отделена крышка взрывателя и снова, спустя 15-20 минут, после ее осмотра была снята печатная плата, закрывавшая ударно-спусковой механизм. Третий микровзрыв оказался последним, поскольку мина взорвалась до того, как удалось раскрыть какие-либо подробности. Судя по всему, несрабатывание этой мины после снятия было вызвано затвердевшей смазкой в ударно-спусковом механизме. Хотя изучение мины принесло свои плоды, оно не имело реальной ценности, поскольку добытые компоненты были получены из ряда стран-доноров, включая Японию, Великобританию и Нидерланды. На титановом корпусе не было никакой маркировки, кроме букв DD и числа 13, но русские пришли к выводу, что он мог быть разработан и изготовлен только в стране с очень высоким уровнем развития технологий. Исходя из этого, а также после изучения масштабов и характера проведения операции, советская военно-морская разведка сообщила, что ее могли провести только операторы южноафриканского спецназа из 4-го разведывательного полка.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] М.С. Горбачев был с визитом в Венгрии. Как обычно, даже профессионально подготовленные западные специалисты традиционно небрежны в описании фактов, касающихся советской действительности.
[2] Так в оригинале. На самом деле спасательный буксир «Гордый» (капитан А.Плаксин) принадлежал рижской базе рефрижераторного флота, находился неподалеку от порта Намиб и первым пришел в порт для оказания помощи пострадавшим судам.
[3] Плавмастерская «ПМ-64» (командир капитан-лейтенант Ю.И. Арефьев) входила в состав 30-й оперативной бригады Северного флота и находилась в Анголе на боевой службе с лета 1985 г.
[4] По штату на БПК было два легководолаза, матроса-срочника, подготовка которых была очень слабой, так как в условиях Северного флота легководолазные спуски - дело очень редкое в ту пору. Старший лейтенант Максим Иванов был командиром минно-торпедной боевой части (БЧ-3), увлекался в свободное время модным теперь «дайвингом», поэтому спускаться под воду вызвался добровольно. Вместе с ним спускался старший лейтенант Андрей Алдошин, командир трюмной группы, который в силу должностных обязанностей был неплохим аквалангистом.
[5] Группа Ю. Пляченко была доставлена Ил-76 в Луанду, а потом транспортным Ан-12 переброшена в Намиб. Но это уже частности.
[6] На момент описываемых событий спасательный буксир «Ягуар» находился в западной части Средиземного моря и выполнял буксировку крупнотоннажного плавдока из Черного моря в Балтийское. В Намиб он последовал полным ходом лишь 10-го числа, с заходом в порт Сеута для пополнения запасов для себя и аварийных судов, а также для закупки необходимого аварийного оборудования, материалов и имущества. Приход буксира в Намиб ожидался лишь 23-25 июня.
Извлечение из трюма погибшей "Гаваны" опасного груза.
Плавмастерская ПМ-64, пришвартованная перед лежащей на борту "Гаваной" (фото Максима Иванова).
Подготовка лейтенанта Иванова к погружению возле "Капитана Вислобокова". На заднем плане - погибшая "Гавана" (фото Максима Иванова).
Постановка "Капитана Вислобокова" на ровный киль для снятия неразорвавшейся мины.
Детонация неразорвавшейся мины у борта "Капитана Вислобокова" при попытке ее отрыва от борта.