О злободневном
Много лет назад, когда в моде были слова "Гласность" и "Перестройка", меня, как и многих других, убеждали, что если митинговать и голосовать - всё изменится к лучшему. И мы, молодые и не очень молодые, но глупые, митинговали и голосовали - лучше не стало. Помню, как в девяносто первом меня разбудил телефонный звонок: "Проснись, я видел подпольщиков, они боролись за народное дело!". Кажется, тогда я митинговала в последний раз: мне вдруг стало остро ясно, что выйду я к Мариинскому дворцу или нет - в глобальном смысле ничего не изменится. Потому что нет ни "гласности", ни "перестройки", ни "свободы". Вся альтернатива: это получу я резиновой дубинкой по рёбрам или нет. Дома таких шансов меньше. Да, я прячусь за стенами своего дома и не выхожу на ристалища. Стыдно ли мне? Нет. Потому что, когда часть моих знакомых во времена талонные митинговала - другая часть разгружала вагоны. С дефицитным сахаром. С дефицитным мылом. И не раз было такое, что подходили к ним "мальчики" и недвусмысленно давали понять: не надо разгружать вагон! И дефицитный сахар вместе с мылом исчезали где-то: никакие митинги не помогали. И я - да, быть может я не права - но я уверена в том, что будут митинги или нет, отправятся митингующие в участки и больницы или счастливо избегут этой участи - но если уже решено начать войну, то она начнётся. А в этом случае от меня будет больше толку дома, чем в отделении полиции или на больничной койке.