Два капитана
Я как-то в детстве остался равнодушным к «Двум капитанам» Каверина, а моя дорогая жена их нежно любила и до сих пор хорошо помнит.
Она передала эту любовь нашей младшенькой. Младшенькая большую часть своей жизни воспринимала жизнь исключительно через музыку - и, конкретнее, через мюзиклы - так что для неё «Два капитана» преобразились в мюзикл «Норд-Ост». Она прилежно посмотрела его двадцать тысяч раз и выучила наизусть от начала до конца. Когда как-то к нам в Бостон через много лет после кончины мюзикла приезжали несколько актёров с его сокращённой концертной версией, младшенькая, такая девочка-припевочка, сидела в первом ряду и не просто подпевала всем без исключения песням, а ещё и разыгрывала их при помощи мимики и жестов. Актёры те с трудом удерживали серьёзные лица. После спектакля все оставили младшенькой автографы. Актёр, игравший Николая Антоновича, написал: «С восторгом! Николай Антонович».
Но это я так, к слову, а по существу я тут сидел и читал «Одиссею», а на женской половине нашего дома увлечение «Двумя капитанами» перешло уже на какой-то новый уровень: они смотрели советскую шестисерийную экранизацию 1976 г.
Ну и я мимоходом обратил внимание, что «Два капитана» - это другой поворот сюжета «Одиссеи». Марья Васильевна, как Пенелопа, ждала своего мужа двадцать лет, когда он вернётся из плавания, и вестей от него никаких не было. Но, в отличие от Пенелопы, у неё было два жениха, а не сто, только один из них поселился с ней в одном доме, и она за него в конце концов вышла замуж. Да и капитан Татаринов погиб, в отличие от Одиссея.
И только потом меня осенило, что между эти двумя книгами есть и более прямо выраженная связь: знаменитый девиз «Бороться и искать, найти и не сдаваться».
Насколько мне известно, в русский оборот его ввёл именно Каверин в «Двух капитанах». Там он появляется без ссылок и без объяснений, а между тем это знаменитая строка из стихотворения знаменитого английского поэта Альфреда Теннисона (1809-1892) «Улисс» (то есть Одиссей): to strive, to seek, to find, and not to yield. И не просто строка, а последняя, заключительная строка.
И как вы думаете, какая последняя строка в романе «Два капитана»? «Бороться и искать, найти и не сдаваться».
Так что связь здесь явная и железобетонная, а выражение «два капитана» обретает совершенно неожиданный второй смысл.
Само стихотворение Теннисона было написано в 1833 году. По-английски его можно прочесть здесь, а русский перевод Констатина Бальмонта я привожу ниже. Перевод не идеальный, но вполне достойный.
Разбирать это стихотворение я не готов, надо будет над ним помедитировать. Только пара замечаний, которые (так случайно получилось) показывают неимоверную сложность задачи переводчика.
В оригинале есть пара стилистических отсылок к Гомеру. Например, море называется dark, broad seas - обширное, тёмное море. Гомер очень любит называть море тёмным. Во всех переводах «Улисса» на русский, которые я видел, эта параллель пропала.
И потом, когда Одиссей обращается к своим соратникам-морякам: как известно, они все погибли. На Итаку Одиссей вернулся один. Так что в принципе можно предположить либо что они существуют только в воображении Одиссея, либо - даже круче - что и он уже мёртв и весь разговор идёт в царстве мёртвых. И на это есть один маленький намёк: он обращается к ним souls, души, и в такой интерпретации стихотворения это получается игрой слов: души как члены команды и души мёртвых в загробном царстве. По-русски в принципе слово «души» тоже можно употребить в обоих значениях, и можно было бы попытаться обыграть это в переводе, но и этого никто из известных мне переводчиков не сделал. Даже Бальмонт, хоть и сам был поэт.
Лорд Теннисон
УЛИСС
Немного пользы в том, что, царь досужий,
У очага, среди бесплодных скал,
Я раздаю, близ вянущей супруги,
Неполные законы этим диким,
Что копят, спят, едят, меня не зная.
Мне отдых от скитаний, нет, не отдых,
Я жизнь мою хочу испить до дна.
Я наслаждался, я страдал - безмерно,
Всегда, - и с теми, кем я был любим.
И сам с собой, один. На берегу ли,
Или когда дождливые Гиады
Сквозь дымный ток ветров терзали море, -
Стал именем я славным, потому что,
Всегда с голодным сердцем путь держа,
Я знал и видел многое, - разведал
Людские города, правленья, нравы,
И разность стран, и самого себя
Среди племён, являвших мне почтенье,
Я радость боя пил средь равных мне,
На издававших звон равнинах Трои.
Я часть всего, что повстречал в пути.
Но пережитый опыт - только арка,
Через неё непройденное светит,
И край того нетронутого мира,
Чем дальше путь держу, тем дальше тает.
Как тупо-тускло медлить, знать конец,
В закале ржаветь, не сверкать в свершенье.
Как будто бы дышать - уж значит жить.
Брось жизнь на жизнь, всё будет слишком мало.
И сколько мне моей осталось жизни?
Лишь краешек. Но каждый час спасён
От вечного молчания, и больше -
Весть нового приносит каждый час.
Копить ещё какие-то три солнца, -
Презренно, - в кладовой хранить себя,
И этот дух седой, томимый жаждой,
Вслед знанью мчать падучею звездой
За крайней гранью мысли человека.
Здесь есть мой сын, родной мой Телемах,
Ему оставлю скипетр я и остров, -
Возлюбленный, способный к различенью,
Неторопливой мудростью сумеет
В народе угловатости сровнять
И привести к благому ровным всходом.
Он безупречен, средоточно-чёток,
Обязанности общие блюдя
И в нежности ущерба не являя,
Богов домашних в меру он почтит,
Когда меня здесь более не будет.
Своё свершает он, а я моё.
Вот порт. На корабле надулся парус.
Замглилась ширь морей. Мои матросы,
Вы, что свершали, бились, размышляли
Со мною вместе, с резвостью встречая
И гром и солнце, - противопоставить
Всему умея вольное лицо, -
Мы стары, я и вы. Но в старых годах
Есть честь своя и свой достойный труд.
Смерть замыкает всё. Но благородным
Деянием себя отметить можно
Перед концом, - свершением, пристойным
Тем людям, что вступали в бой с богами.
Мерцая, отступает свет от скал,
Укоротился долгий день, и всходит
Медлительно над водами луна.
Многоголосым гулом кличет бездна.
Плывём, друзья, пока не слишком поздно
Нам будет плыть, чтоб новый мир найти.
Отчалим и, в порядке строгом сидя,
Ударим по гремучим бороздам.
Мой умысел - к закату парус править,
За грань его, и, прежде чем умру,
Быть там, где тонут западные звезды.
Быть может, пропасть моря нас проглотит,
Быть может, к Островам дойдём Счастливым,
Увидим там великого Ахилла,
Которого мы знали. Многих нет,
Но многие доныне пребывают.
И нет в нас прежней силы давних дней,
Что колебала над землёй и небо,
Но мы есть мы. Закал сердец бесстрашных,
Ослабленных и временем и роком,
Но сильных неослабленною волей
Искать, найти, дерзать, не уступать.
This entry was originally posted at https://bluedrag.dreamwidth.org/388057.html. Please comment there using OpenID.
Она передала эту любовь нашей младшенькой. Младшенькая большую часть своей жизни воспринимала жизнь исключительно через музыку - и, конкретнее, через мюзиклы - так что для неё «Два капитана» преобразились в мюзикл «Норд-Ост». Она прилежно посмотрела его двадцать тысяч раз и выучила наизусть от начала до конца. Когда как-то к нам в Бостон через много лет после кончины мюзикла приезжали несколько актёров с его сокращённой концертной версией, младшенькая, такая девочка-припевочка, сидела в первом ряду и не просто подпевала всем без исключения песням, а ещё и разыгрывала их при помощи мимики и жестов. Актёры те с трудом удерживали серьёзные лица. После спектакля все оставили младшенькой автографы. Актёр, игравший Николая Антоновича, написал: «С восторгом! Николай Антонович».
Но это я так, к слову, а по существу я тут сидел и читал «Одиссею», а на женской половине нашего дома увлечение «Двумя капитанами» перешло уже на какой-то новый уровень: они смотрели советскую шестисерийную экранизацию 1976 г.
Ну и я мимоходом обратил внимание, что «Два капитана» - это другой поворот сюжета «Одиссеи». Марья Васильевна, как Пенелопа, ждала своего мужа двадцать лет, когда он вернётся из плавания, и вестей от него никаких не было. Но, в отличие от Пенелопы, у неё было два жениха, а не сто, только один из них поселился с ней в одном доме, и она за него в конце концов вышла замуж. Да и капитан Татаринов погиб, в отличие от Одиссея.
И только потом меня осенило, что между эти двумя книгами есть и более прямо выраженная связь: знаменитый девиз «Бороться и искать, найти и не сдаваться».
Насколько мне известно, в русский оборот его ввёл именно Каверин в «Двух капитанах». Там он появляется без ссылок и без объяснений, а между тем это знаменитая строка из стихотворения знаменитого английского поэта Альфреда Теннисона (1809-1892) «Улисс» (то есть Одиссей): to strive, to seek, to find, and not to yield. И не просто строка, а последняя, заключительная строка.
И как вы думаете, какая последняя строка в романе «Два капитана»? «Бороться и искать, найти и не сдаваться».
Так что связь здесь явная и железобетонная, а выражение «два капитана» обретает совершенно неожиданный второй смысл.
Само стихотворение Теннисона было написано в 1833 году. По-английски его можно прочесть здесь, а русский перевод Констатина Бальмонта я привожу ниже. Перевод не идеальный, но вполне достойный.
Разбирать это стихотворение я не готов, надо будет над ним помедитировать. Только пара замечаний, которые (так случайно получилось) показывают неимоверную сложность задачи переводчика.
В оригинале есть пара стилистических отсылок к Гомеру. Например, море называется dark, broad seas - обширное, тёмное море. Гомер очень любит называть море тёмным. Во всех переводах «Улисса» на русский, которые я видел, эта параллель пропала.
И потом, когда Одиссей обращается к своим соратникам-морякам: как известно, они все погибли. На Итаку Одиссей вернулся один. Так что в принципе можно предположить либо что они существуют только в воображении Одиссея, либо - даже круче - что и он уже мёртв и весь разговор идёт в царстве мёртвых. И на это есть один маленький намёк: он обращается к ним souls, души, и в такой интерпретации стихотворения это получается игрой слов: души как члены команды и души мёртвых в загробном царстве. По-русски в принципе слово «души» тоже можно употребить в обоих значениях, и можно было бы попытаться обыграть это в переводе, но и этого никто из известных мне переводчиков не сделал. Даже Бальмонт, хоть и сам был поэт.
Лорд Теннисон
УЛИСС
Немного пользы в том, что, царь досужий,
У очага, среди бесплодных скал,
Я раздаю, близ вянущей супруги,
Неполные законы этим диким,
Что копят, спят, едят, меня не зная.
Мне отдых от скитаний, нет, не отдых,
Я жизнь мою хочу испить до дна.
Я наслаждался, я страдал - безмерно,
Всегда, - и с теми, кем я был любим.
И сам с собой, один. На берегу ли,
Или когда дождливые Гиады
Сквозь дымный ток ветров терзали море, -
Стал именем я славным, потому что,
Всегда с голодным сердцем путь держа,
Я знал и видел многое, - разведал
Людские города, правленья, нравы,
И разность стран, и самого себя
Среди племён, являвших мне почтенье,
Я радость боя пил средь равных мне,
На издававших звон равнинах Трои.
Я часть всего, что повстречал в пути.
Но пережитый опыт - только арка,
Через неё непройденное светит,
И край того нетронутого мира,
Чем дальше путь держу, тем дальше тает.
Как тупо-тускло медлить, знать конец,
В закале ржаветь, не сверкать в свершенье.
Как будто бы дышать - уж значит жить.
Брось жизнь на жизнь, всё будет слишком мало.
И сколько мне моей осталось жизни?
Лишь краешек. Но каждый час спасён
От вечного молчания, и больше -
Весть нового приносит каждый час.
Копить ещё какие-то три солнца, -
Презренно, - в кладовой хранить себя,
И этот дух седой, томимый жаждой,
Вслед знанью мчать падучею звездой
За крайней гранью мысли человека.
Здесь есть мой сын, родной мой Телемах,
Ему оставлю скипетр я и остров, -
Возлюбленный, способный к различенью,
Неторопливой мудростью сумеет
В народе угловатости сровнять
И привести к благому ровным всходом.
Он безупречен, средоточно-чёток,
Обязанности общие блюдя
И в нежности ущерба не являя,
Богов домашних в меру он почтит,
Когда меня здесь более не будет.
Своё свершает он, а я моё.
Вот порт. На корабле надулся парус.
Замглилась ширь морей. Мои матросы,
Вы, что свершали, бились, размышляли
Со мною вместе, с резвостью встречая
И гром и солнце, - противопоставить
Всему умея вольное лицо, -
Мы стары, я и вы. Но в старых годах
Есть честь своя и свой достойный труд.
Смерть замыкает всё. Но благородным
Деянием себя отметить можно
Перед концом, - свершением, пристойным
Тем людям, что вступали в бой с богами.
Мерцая, отступает свет от скал,
Укоротился долгий день, и всходит
Медлительно над водами луна.
Многоголосым гулом кличет бездна.
Плывём, друзья, пока не слишком поздно
Нам будет плыть, чтоб новый мир найти.
Отчалим и, в порядке строгом сидя,
Ударим по гремучим бороздам.
Мой умысел - к закату парус править,
За грань его, и, прежде чем умру,
Быть там, где тонут западные звезды.
Быть может, пропасть моря нас проглотит,
Быть может, к Островам дойдём Счастливым,
Увидим там великого Ахилла,
Которого мы знали. Многих нет,
Но многие доныне пребывают.
И нет в нас прежней силы давних дней,
Что колебала над землёй и небо,
Но мы есть мы. Закал сердец бесстрашных,
Ослабленных и временем и роком,
Но сильных неослабленною волей
Искать, найти, дерзать, не уступать.
This entry was originally posted at https://bluedrag.dreamwidth.org/388057.html. Please comment there using OpenID.