Професиональная среда: Записки гида-переводчика о работе в "Интуристе" (СССР)
С большим удовольствием и радостью продолжаю рубрику "Гиды-переводчики в СССР". Темой "профессиональной среды" будут записки моей старшей коллеги Марины Кедреновской, московского гида-переводчика, которые она начала публиковать на своей странице в ФБ. Но очень хочется, чтобы у этих интереснейших заметок было бы еще больше читателей. Марина любезно разрешила мне публикацию ее воспоминаний. Продолжение читайте по средам, в рубрике "профессиональная среда".
Марина Кедреновская.
МОЯ ЖИЗНЬ В ИНТУРИСТЕ
Ну вот, опять! Опять, пока я собиралась, кто-то сделал то, что должна была сделать я! Как давно я мечтала написать о жизни гидов, а в результате написали другие. Уже вышло, по крайней мере, три книги. И пусть в них написано не совсем то, что написала бы я сама, мне все равно обидно. Я - то почему такая нерасторопная?
Еще в начале восьмидесятых, поедая огромный сочный арбуз на балконе интуристовской гостиницы в Ташкенте, мы с моим другом Андрюшей П. мечтали о том, как соберем воедино все смешные истории, которые на каждом шагу случаются с гидами, и создадим бестселлер века. Тот век миновал, но и в новом мы не раз возвращались к этой мысли. Попивая молдавское вино на палубе речного теплохода "Виссарион Белинский", мы с Андреем думали, что вряд ли соберемся что-то писать, но ведь есть диктофон, на который можно наговорить. И что когда-нибудь потом, когда наши бедные ноги уже не смогут топтать Красную площадь, кто-нибудь сядет за компьютер (видимо, я, так как у Андрюши зрение было минус семь и с компьютером он никогда не дружил) и предаст бумаге наши милые воспоминания. Прошло еще двадцать лет. Нет ташкентского балкона, а главное - уже нет и Андрея. Я не знаю, выйду ли еще на палубу теплохода ("На палубу вышел, а палубы нет..."), а воз и ныне там...
С чего бы начать? Проще всего начинать с начала. Только вот когда оно было, начало это? Когда теплым августовским днем 1982-го я, молодая и полная надежд, вошла в задний подъезд гостиницы «Метрополь», где находилось одно из подразделений Интуриста? Или когда, незадолго до того, меня распределили в этот самый Интурист, и все преподаватели сочувственно качали головами и говорили, как это грустно, а я была довольна, потому что мир распахивался передо мной и вместо скучной лингвистики сулил необыкновенные путешествия? Или еще раньше, когда на четвертом курсе я почувствовала вкус к «халявным» поездкам, неожиданно став переводчиком Высшей школы профсоюзного движения и с деятелями опекаемых СССР стран Африки отправившись сначала на весенний Кавказ, а потом в осенний Крым? Или когда июльским днем по окончании пятого курса посетила отдел кадров все того же Интуриста и честно призналась, что мой итальянский, с которым меня взяли на работу, оставляет желать лучшего, и меня чудесным образом отправили во французскую группу, которая вообще-то в молодых специалистах не нуждалась? Бог весть... Да впрочем, какая разница? Все это было как будто вчера и, вместе с тем, так давно! С тех пор столько всего изменилось! Многие старые товарищи ушли - из профессии или в мир иной, пришло новое поколение гидов, называющих Красную площадь Краской…
Словом, буду рассказывать по порядку.
Пожалуй, цветущую алычу в предгорьях Домбая и скалу Парус возле Ласточкиного гнезда, и московские приключения гвинейца Мамаду-Мама, покупавшего к своей четвертой свадьбе сумочку из белого дермантина и гипюровую наволочку в качестве фаты для невесты, я опишу в отдельной книге, когда прославлюсь и пробужу в читателе интерес к своим мемуарам. Там же будет и наполненная шампанским ванна в ленинградской гостинице "Астория", где на подоконнике стояли купленные мною незабудки в простой пол-литровой банке, в окно заглядывал Исаакий, а в дверь стучал референт, предварительно, в мое отсутствие, эту ванну наполнивший и теперь, видимо, считавший, что заслужил право принять ее вместе. Эта книга будет полностью посвящена моей работе в ВЦСПС. Собственно, ее нельзя назвать работой в туризме, хотя тогда я этого не понимала... А пока - к туризму, к Интуристу!
Итак, теплым августовским днем я, молодая и, в общем, вполне уверенная в себе, вошла в задний подъезд гостиницы «Метрополь»... Как сейчас помню, на мне была строгая прямая юбка ниже колена из темно-синей шерсти, сшитая бабушкой, белая блузка в темно-синюю клетку, переделанная мною из мужской рубашки, на плечи накинут красный пуловер. На ногах - черные туфли фирмы «Габор», которые мы с мамой купили в «Военторге» по астрономической цене в 70 рублей на присужденную, но еще не полученную папой Государственную премию, после чего лауреат погрузился в глубокий траур. Словом, выглядела я, как мне казалось, серьезно и вместе с тем элегантно.
Вход в задний подъезд находился в углу, возле остатков Китайгородской стены, примерно там, где сейчас главный вход в гостиницу. Он смотрел на памятник Свердлову и располагавшуюся рядом стоянку автобусов. К слову, тогда стоянки автобусов были везде, и нечего удивляться, как это мы раньше обходились без мобильных телефонов. Зачем были нужны телефоны, если, гуляя с туристами, гид был спокоен, что всегда найдет автобус в двух шагах от места прогулки? Правда, часто стоянку приходилось обегать по четыре или более раз: уж больно много там было автобусов, и иногда нужного все-таки не оказывалось, но... всякое бывает в жизни.
Однако, к делу! Подъезд сразу произвел на меня удручающее впечатление: грязноват, подванивает, краска на стенах облупилась - в общем именно так я представляла себе черный ход овощного магазина. В овощные магазины я, правда, никогда не заходила с черного хода, но уж в шикарной (как я тогда думала) гостинице, на ресторан которой я с вожделением смотрела с улицы через окна, подъезд должен был быть иным. Я поднялась на четвертый этаж и, пройдя по узкому и тоже грязноватому коридору, оказалась в набитой людьми душной комнате. Люди эти были исключительно женского пола, и вид у них был напряженный и озабоченный. Они стояли, сидели или перемещались по комнате во всех направлениях. Не разбирая лиц, я прошла в дальний угол, к окну, где мне указали стол Начальницы, и только тут увидела четко очерченное лицо. Моя первая в жизни Начальница (не считая референтов ВЦСПС, озабоченных лишь тем, как бы поскорее завоевать мое женское расположение) оказалась невысокой подтянутой дамочкой с аккуратным перманентом и въедливым взглядом. Сразу скажу, что она научила меня четырем вещам. Первая - что гид-переводчик учится всю жизнь! С тех пор прошло ровно тридцать лет и три года, и все эти годы я свято выполняю сию нехитрую заповедь. Три другие - что у гида-переводчика в сумке должен быть рабочий блокнот, а дома, в письменном столе - специальный ящик для хранения служебных документов, и что с сумкой гид не должен расставаться никогда и ни при каких обстоятельствах: ведь если документы не в ящике, то они в сумке. В рабочем блокноте, который следует постоянно обновлять, должны содержаться разные трудно запоминаемые сведения: статистические данные о Москве, важные даты и прочее. Такой блокнот я заводила раз двадцать, однако в моей сумке и теперь можно найти все, что угодно, только не его. Где осели начатые мною блокноты, я не знаю. Живу по принципу: знания либо в голове, либо нигде.
Что же касается третьего пункта, то не только ящика, но и письменного стола у меня нет, и мои многочисленные лицензии, дающие право на работу, вдруг обнаруживаются то в автобусе на полу (водителем), то в щели гостиничной кровати (горничной), а то вдруг дома, мною лично. Посмотришь иной раз на пол и видишь - уголок заламинированной карточки торчит из-под холодильника (а подвинь его на миллиметр - и, даст Бог, лицензию - как память обо мне - найдут через много лет мои потомки, когда решат, наконец, прибрать квартиру или избавиться от домашней рухляди). (Работодатель! Если будешь читать мою книгу, пропусти этот пассаж, а если все же прочитаешь, знай: что бы я тут ни написала, я всегда являюсь на работу со всеми необходимыми документами. Как я это делаю - мой профессиональный секрет.)
Справедливости ради хочу заметить, что теперь, когда я сама преподаю на курсах гидов, я говорю своим ученикам и про блокнот, и про ящик - а значит, уроки моей Начальницы не пропали даром!
Наконец последний пункт: очень скоро сумка стала для меня чем-то вроде нароста на теле. Когда после десяти лет работы в Интуристе я стала плавать на круизном корабле с другой фирмой, мне было очень тяжело привыкнуть оставлять сумку в каюте. Я безумно завидовала Тане В., совмещавшей работу гида с работой бухгалтера: она-то ходила по теплоходу с сумкой, так как там лежали казенные деньги. Однажды мне даже приснился сон: мы идем с Таней по коридору корабля, у нее в руках сумка, а у меня почему-то ключи от дома. «Слушай, - говорю я, - сунь к себе мои ключи, а то мне некуда их деть.» Таня кладет ключи в сумку, мы поднимаемся в кинозал и начинаем вести круглый стол для туристов. Они спрашивают обо всем, что их интересует: о политике, о социальном устройстве (так бывало наяву в конце каждого круиза). В ответ на какой-то каверзный вопрос я с достоинством произношу: «Кутузов сказал: «С потерей Москвы не потеряна Россия…» и вдруг чувствую, что Таня тыкает меня пальцем в бок.
- Кедря! Кедря! - театрально шепчет она. - Я не могу найти твои ключи.
- Так это Наполеон забрал, - с тем же достоинством, а главное - с уверенностью говорю я. - Ждал-ждал ключи от Москвы, не дождался и спер у тебя ключи от моей квартиры.
Но что-то я опять отвлеклась…
Марина Кедреновская.
МОЯ ЖИЗНЬ В ИНТУРИСТЕ
Ну вот, опять! Опять, пока я собиралась, кто-то сделал то, что должна была сделать я! Как давно я мечтала написать о жизни гидов, а в результате написали другие. Уже вышло, по крайней мере, три книги. И пусть в них написано не совсем то, что написала бы я сама, мне все равно обидно. Я - то почему такая нерасторопная?
Еще в начале восьмидесятых, поедая огромный сочный арбуз на балконе интуристовской гостиницы в Ташкенте, мы с моим другом Андрюшей П. мечтали о том, как соберем воедино все смешные истории, которые на каждом шагу случаются с гидами, и создадим бестселлер века. Тот век миновал, но и в новом мы не раз возвращались к этой мысли. Попивая молдавское вино на палубе речного теплохода "Виссарион Белинский", мы с Андреем думали, что вряд ли соберемся что-то писать, но ведь есть диктофон, на который можно наговорить. И что когда-нибудь потом, когда наши бедные ноги уже не смогут топтать Красную площадь, кто-нибудь сядет за компьютер (видимо, я, так как у Андрюши зрение было минус семь и с компьютером он никогда не дружил) и предаст бумаге наши милые воспоминания. Прошло еще двадцать лет. Нет ташкентского балкона, а главное - уже нет и Андрея. Я не знаю, выйду ли еще на палубу теплохода ("На палубу вышел, а палубы нет..."), а воз и ныне там...
С чего бы начать? Проще всего начинать с начала. Только вот когда оно было, начало это? Когда теплым августовским днем 1982-го я, молодая и полная надежд, вошла в задний подъезд гостиницы «Метрополь», где находилось одно из подразделений Интуриста? Или когда, незадолго до того, меня распределили в этот самый Интурист, и все преподаватели сочувственно качали головами и говорили, как это грустно, а я была довольна, потому что мир распахивался передо мной и вместо скучной лингвистики сулил необыкновенные путешествия? Или еще раньше, когда на четвертом курсе я почувствовала вкус к «халявным» поездкам, неожиданно став переводчиком Высшей школы профсоюзного движения и с деятелями опекаемых СССР стран Африки отправившись сначала на весенний Кавказ, а потом в осенний Крым? Или когда июльским днем по окончании пятого курса посетила отдел кадров все того же Интуриста и честно призналась, что мой итальянский, с которым меня взяли на работу, оставляет желать лучшего, и меня чудесным образом отправили во французскую группу, которая вообще-то в молодых специалистах не нуждалась? Бог весть... Да впрочем, какая разница? Все это было как будто вчера и, вместе с тем, так давно! С тех пор столько всего изменилось! Многие старые товарищи ушли - из профессии или в мир иной, пришло новое поколение гидов, называющих Красную площадь Краской…
Словом, буду рассказывать по порядку.
Пожалуй, цветущую алычу в предгорьях Домбая и скалу Парус возле Ласточкиного гнезда, и московские приключения гвинейца Мамаду-Мама, покупавшего к своей четвертой свадьбе сумочку из белого дермантина и гипюровую наволочку в качестве фаты для невесты, я опишу в отдельной книге, когда прославлюсь и пробужу в читателе интерес к своим мемуарам. Там же будет и наполненная шампанским ванна в ленинградской гостинице "Астория", где на подоконнике стояли купленные мною незабудки в простой пол-литровой банке, в окно заглядывал Исаакий, а в дверь стучал референт, предварительно, в мое отсутствие, эту ванну наполнивший и теперь, видимо, считавший, что заслужил право принять ее вместе. Эта книга будет полностью посвящена моей работе в ВЦСПС. Собственно, ее нельзя назвать работой в туризме, хотя тогда я этого не понимала... А пока - к туризму, к Интуристу!
Итак, теплым августовским днем я, молодая и, в общем, вполне уверенная в себе, вошла в задний подъезд гостиницы «Метрополь»... Как сейчас помню, на мне была строгая прямая юбка ниже колена из темно-синей шерсти, сшитая бабушкой, белая блузка в темно-синюю клетку, переделанная мною из мужской рубашки, на плечи накинут красный пуловер. На ногах - черные туфли фирмы «Габор», которые мы с мамой купили в «Военторге» по астрономической цене в 70 рублей на присужденную, но еще не полученную папой Государственную премию, после чего лауреат погрузился в глубокий траур. Словом, выглядела я, как мне казалось, серьезно и вместе с тем элегантно.
Вход в задний подъезд находился в углу, возле остатков Китайгородской стены, примерно там, где сейчас главный вход в гостиницу. Он смотрел на памятник Свердлову и располагавшуюся рядом стоянку автобусов. К слову, тогда стоянки автобусов были везде, и нечего удивляться, как это мы раньше обходились без мобильных телефонов. Зачем были нужны телефоны, если, гуляя с туристами, гид был спокоен, что всегда найдет автобус в двух шагах от места прогулки? Правда, часто стоянку приходилось обегать по четыре или более раз: уж больно много там было автобусов, и иногда нужного все-таки не оказывалось, но... всякое бывает в жизни.
Однако, к делу! Подъезд сразу произвел на меня удручающее впечатление: грязноват, подванивает, краска на стенах облупилась - в общем именно так я представляла себе черный ход овощного магазина. В овощные магазины я, правда, никогда не заходила с черного хода, но уж в шикарной (как я тогда думала) гостинице, на ресторан которой я с вожделением смотрела с улицы через окна, подъезд должен был быть иным. Я поднялась на четвертый этаж и, пройдя по узкому и тоже грязноватому коридору, оказалась в набитой людьми душной комнате. Люди эти были исключительно женского пола, и вид у них был напряженный и озабоченный. Они стояли, сидели или перемещались по комнате во всех направлениях. Не разбирая лиц, я прошла в дальний угол, к окну, где мне указали стол Начальницы, и только тут увидела четко очерченное лицо. Моя первая в жизни Начальница (не считая референтов ВЦСПС, озабоченных лишь тем, как бы поскорее завоевать мое женское расположение) оказалась невысокой подтянутой дамочкой с аккуратным перманентом и въедливым взглядом. Сразу скажу, что она научила меня четырем вещам. Первая - что гид-переводчик учится всю жизнь! С тех пор прошло ровно тридцать лет и три года, и все эти годы я свято выполняю сию нехитрую заповедь. Три другие - что у гида-переводчика в сумке должен быть рабочий блокнот, а дома, в письменном столе - специальный ящик для хранения служебных документов, и что с сумкой гид не должен расставаться никогда и ни при каких обстоятельствах: ведь если документы не в ящике, то они в сумке. В рабочем блокноте, который следует постоянно обновлять, должны содержаться разные трудно запоминаемые сведения: статистические данные о Москве, важные даты и прочее. Такой блокнот я заводила раз двадцать, однако в моей сумке и теперь можно найти все, что угодно, только не его. Где осели начатые мною блокноты, я не знаю. Живу по принципу: знания либо в голове, либо нигде.
Что же касается третьего пункта, то не только ящика, но и письменного стола у меня нет, и мои многочисленные лицензии, дающие право на работу, вдруг обнаруживаются то в автобусе на полу (водителем), то в щели гостиничной кровати (горничной), а то вдруг дома, мною лично. Посмотришь иной раз на пол и видишь - уголок заламинированной карточки торчит из-под холодильника (а подвинь его на миллиметр - и, даст Бог, лицензию - как память обо мне - найдут через много лет мои потомки, когда решат, наконец, прибрать квартиру или избавиться от домашней рухляди). (Работодатель! Если будешь читать мою книгу, пропусти этот пассаж, а если все же прочитаешь, знай: что бы я тут ни написала, я всегда являюсь на работу со всеми необходимыми документами. Как я это делаю - мой профессиональный секрет.)
Справедливости ради хочу заметить, что теперь, когда я сама преподаю на курсах гидов, я говорю своим ученикам и про блокнот, и про ящик - а значит, уроки моей Начальницы не пропали даром!
Наконец последний пункт: очень скоро сумка стала для меня чем-то вроде нароста на теле. Когда после десяти лет работы в Интуристе я стала плавать на круизном корабле с другой фирмой, мне было очень тяжело привыкнуть оставлять сумку в каюте. Я безумно завидовала Тане В., совмещавшей работу гида с работой бухгалтера: она-то ходила по теплоходу с сумкой, так как там лежали казенные деньги. Однажды мне даже приснился сон: мы идем с Таней по коридору корабля, у нее в руках сумка, а у меня почему-то ключи от дома. «Слушай, - говорю я, - сунь к себе мои ключи, а то мне некуда их деть.» Таня кладет ключи в сумку, мы поднимаемся в кинозал и начинаем вести круглый стол для туристов. Они спрашивают обо всем, что их интересует: о политике, о социальном устройстве (так бывало наяву в конце каждого круиза). В ответ на какой-то каверзный вопрос я с достоинством произношу: «Кутузов сказал: «С потерей Москвы не потеряна Россия…» и вдруг чувствую, что Таня тыкает меня пальцем в бок.
- Кедря! Кедря! - театрально шепчет она. - Я не могу найти твои ключи.
- Так это Наполеон забрал, - с тем же достоинством, а главное - с уверенностью говорю я. - Ждал-ждал ключи от Москвы, не дождался и спер у тебя ключи от моей квартиры.
Но что-то я опять отвлеклась…