Перемена участи
Глава 4 (продолжение)
03/06/80
Сновидений не было, но рано утром произошло настолько странное событие, что я до сих пор не уверена в его реальности. Проснулась, когда за окном потянулся молочный рассвет, прошлепала на кухню, налила себе стакан томатного сока и машинально выглянула за окно - единственное в нашей квартире, что выходит во двор. И вдруг - безумное видение у противоположного подъезда: старомодный черный автомобиль, трое или четверо военных в форме, которую уже давно не носят, потом открывается дверь, двое дюжих мужиков в длинных бесформенных плащах и кепках выволакивают женщину в синем платье с белым воротником (лица не разглядела, оно скрыто растрепавшимися волосами) и забрасывают ее в машину. Тут освещение меняется, вся сцена тонет в рассветном тумане. Только в этот момент я поняла, что у нас во дворе проходят съемки фильма, и как раз выключили юпитеры. Вернулась в постель, поспала еще пару часов, и лишь потом, за завтраком, сообразила, что в этих съемках по крайней мере две очень странные детали. Во-первых, не те сейчас времена, чтобы ставить фильмы о сталинских преступлениях, никто просто не утвердит сценарий. А во-вторых - сцена на крыльце разворачивалась без единого звука. Допустим, она и в кино должна идти без текста или только под музыкальное сопровождение - но где же тогда обычные крики «снято» или «сцена 56, дубль 3», без которых не обошлась даже знаменитая мультяшка «Фильм, фильм, фильм»?..
Загадочно. Я бы и совсем списала рассветные съемки на сон, где бравые военнослужащие с пуговицами и поясными бляхами означают Железного дровосека в роли коллективного любовника няни Маруси - да только на кухонном столе стояло вещественное доказательство, стакан из-под томатного сока, который я тогда поленилась ополоснуть.
Ровно в 11 набрала номер девушки Нины. Вот здорово, что ты звонишь, чирикнула она, только подняв трубку - без «алло», без «с кем я говорю» и даже без «здравствуйте». Мне в пятницу вечером в родилку, врачи решили, что последние 2-3 недели до родов Ниночка лучше побудет под наблюдением. Надеюсь, ничего серьезного? - обеспокоено поинтересовалась я. Жалко было бы такую симпатичную девчонку. Да нет, все в порядке, беззаботно бросила она. Просто главврач оказалась ученицей моего прадеда. Так что обложат меня ватой, накормят мятой и уложат в постель на семь недель. Ты-то как? Нежить предложил условия?
Даже лучше, сказала я. Предложил самой выбирать. Все, что угодно, хоть целый мир и пару коньков в придачу.
Ага, знаем мы цену таких предложений! И ты попросила время на размышление? Можешь оттянуть еще пару недель? Понимаешь, Миничка в Париж приезжает 13-го днем, это пятница, никого нигде не застать, с твоим любимым он встретится только в понедельник, и сразу тебе отзвонит.
Да не стоит так беспокоиться!..
Еще как стоит! Он жил в 68 году у нас в микрорайоне, правильно? А вот эта твоя лучшая подруга, на которой он женат - как она в то время выглядела?
А что?
А то. Такая льняная блондиночка с вздернутым носом и выступающими скулами? Немножко смахивает на Франсуазу Арди в масштабе один к двум?
Точный портрет Ларионовой. Но с тех пор она заметно похорошела…
И повреднела. Я точно тебе пока сказать не могу, надо еще проверить кое-что, но ты с ней в любом случае поосторожней. Не исключено, что это она разбудила твоего нежитя в прошлом году.
Я, разумеется, потребовала разъяснений, но тут к Нине пришли очередные родственники-врачи, чтобы обследовать юный организм, и разговор пришлось прервать на самом интересном месте. Она обещала позвонить вечером или завтра. Навряд ли ее подозрения имеют под собой почву. Не в том даже дело, что Ларионова никогда не занималась всерьез колдовством, да и незачем ей меня колдовать. Главное - затычка с заклинанием выбита изнутри, то есть уж никак не Ларионовой.
Восемь месяцев назад она действительно приезжала на несколько дней в Москву, на похороны скончавшегося от инфаркта отца. Прибыла одна, А. не отпустило начальство, тогда дело уже явно шло к войне в Афганистане, так что все диппредставительства стояли на ушах. Мы говорили по телефону пару раз, но встретились только в последний день - ну, это естественно, ей было не до меня и не до кого. Выглядела она совершенно измотанной, синяки под глазами, наверняка всю неделю из слез не вылезала - сколько ее помню, очень любила отца (хотя временами почему-то пыталась это скрывать) и терпеть не могла мать. Пока я сидела у нее в гостиной, рассказывала мне о Франции - разумеется, это я ее навела, чтобы отвлечь. Господи, нервно восклицала она, курсируя между мной и кухней, чтобы не упустить кофе, сколько глупостей написано в литературе по поводу «мира, где владычествуют деньги»! Возможно, где-то бедные и голодают - известно же, что у бедняков самые ненасытные утробы - но я что-то таких не видела, если кто и страдает от голода, то исключительно на героин. А вообще все абсолютно как у нас. Стоит сунуть нос в северные пригороды Сены-Сен-Дени, сразу понимаешь, что у них там вообще нет ни бедных, ни богатых, одни воры - арабы и негры. Западный вариант простого советского человека, именуемого в просторечии несуном. У них не бывает собственности, потому что они по опыту знают, что ни одна вещь никому не принадлежит окончательно. И в центре, в 16-м округе дети из хороших семей точно как у нас - делятся на тех, кто мечтает о нежности, и тех, кто сдуру мечтает о всяком барахле. Вторые истеричны, много пьют и, наверное, плохи в постели - что-то вроде наших диссидентов. Все подряд левые, изо рта запах несварения - Сартр-Камю-Роблес и еще один новый недавно появился, Паскаль Лене - и наперебой убеждают, что у них нет никакого желания связывать себя на будущее. Это ж надо - связывать! Все то же родное садо-мазо…
И долго еще она так философствовала, пока мы пили кофе с тортом. Задавать вопросы о семейной жизни я не решилась, а сама Ларионова эту тему не инициировала. Паузы начали затягиваться, и я ушла. Она меня не удерживала. Не думаю, что в тогдашнем своем состоянии она могла еще приносить жертвы темным божествам, чтобы зачем-то выпустить на свободу мои детские страхи. Да и причины у нее не было...
Вот так я уже подобралась вплотную к разложению Ларионовой на более простые составные, извлечению корней, нитей и слабостей, но тут меня потянуло спуститься в «Гастроном». Вспомнила о торте на Ленинградском шоссе, и сразу захотелось чего-нибудь сладкого. При нынешнем моем теловычитании кондитерская диета уж точно вреда не принесет. Несу домой коробку с пирожными - торты оказались все какие-то белесые и потные, взяла три эклера, две корзиночки с кремом и два колечка со сладким творогом - иду мимо ворот во внутренний двор, и краем глаза замечаю странную суету как раз возле того подъезда, где на рассвете снимали нарушение ленинских норм партийной жизни. При этом возникает очень неприятное чувство - как будто суета появилась из ничего, за краткий миг до того, как происходящее во дворе ушло из поля моего зрения. Опять беззвучные съемки: на сей раз из подъезда выходит немолодой мужчина с жабьим лицом и направляется к машине, а из верхнего окна двое подростков выбрасывают на него тяжеленный чугунный бак для стирки белья. Снаряд в мужчину не попадает, но вдребезги разносит крыло старинного автомобиля, после чего объект покушения в панике бежит между колоннами к выходу из двора. Сцена снимается с трех камер. Одна установлена прямо на ступенях подъезда и берет главного персонажа со спины, вторая, на подвесной платформе, следует за ним к машине и дальше, а третья направлена в район чердачного этажа, где в романтические времена «2-го дома ВЦИК» находилась коллективная прачечная с сушилкой для белья, и откуда юные патриоты как раз покушались на жабоподобного паладина «железного наркома» тов. Ежова.
Пока я прокручивала в голове зафиксированную краешком левого глаза картинку и осознавала ее заведомую невозможность, ноги успели пронести меня до угла, где наш подъезд. Возвращаться, чтобы увидеть идеологически вредный морок еще раз, не имело смысла, поэтому я в полубессознательном состоянии поднялась к себе на этаж, вошла в квартиру и, даже не слишком поспешая, направилась на кухню, чему имелось рациональное оправдание - упрятать пирожные в холодильник.
За окном в совершенно пустом дворе действительно только что завершилась съемка. Жабоподобный паладин, расстегнув тяжелый, не по погоде, плащ, спорил, жестикулируя, с невысоким носатым мужчиной, державшим в одной руке мегафон, а в другой пачку листков, как видно, с разводкой мизансцен. Небритый мужик в рабочем комбинезоне пытался пристроить на ручную тележку сразу три фальшивых пенопластовых бака, крашеных под чугун, но тележка была мала, стопка надетых друг на друга полушарий все заваливалась вбок и царапала по асфальту при малейшей попытке увезти реквизит со съемочной площадки. Молодая некрасивая женщина со смутно знакомой внешностью раздавала приказы рабочим, разбиравшим оборудование и уносившим его в автобус, скучающий у входа во двор и странным образом не замеченный мною на пути из «Гастронома»… Вся эта суматоха происходила совершенно бесшумно - до такой степени, что слышно было жужжание одинокой мухи в коридоре за спиной и мокрое пришепетывание вечно подтекающего бачка в туалете.
Тут я вспомнила, что современная наука и сокровенные знания древних предлагают массу рецептов для различения реальности от дьявольского морока. Сперва использовала рекомендации науки, слегка нажала себе на глазные яблоки. Изображение за окном послушно раздвоилось. Тогда в ход пошли сокровенные знания: я крепко зажмурилась и прошептала заговор от отвода глаз, выписанный когда-то из «Нечистой силы» Максимова. «Иди, Иуда, не хитри. Иди, Иисус, меня сохрани. Дай голове Железного дровосека мякиш. Хитрости, наглости его - кукиш. Хитри, Железный дровосек, да меня на это не купишь. Аминь». Повинуясь заклятию, рабочие поспешно побросали оборудование и реквизит в автобус, машина плавно тронулась с места, описала круг в центре двора и выехала на улицу Серафимовича, которую из окна нашей кухни уже не видно. Допотопный автомобиль оказался не бутафорским, а вполне еще работающим агрегатом: он бесшумно чихнул, выбросил клуб сизого дыма из выхлопной трубы и проследовал за автобусом в гомонящий néant [1] центра Москвы. Если кто-нибудь способен быстро выкинуть из головы такое зрелище и вернуться к размышлениям о Ларионовой, так это не я.
Примерно через полчаса позвонил Игорь. А я к этому моменту как раз успела себя убедить, что некрасивая женщина, отдававшая беззвучные распоряжения рабочим сцены, знакома мне из недавнего сна, где она появилась под руку с моим бывшим мужем и весьма интимно к нему прижималась. Так что Игорь не мог не объявиться. Договорились, что он подойдет ко мне завтра часам к восьми, ему из радиокомитета пешком минут 20, не больше. Его настроение мне очень не нравится, но все попытки разговорить его по телефону закончились ничем.
В конце прошлого года Игорь привез откуда-то из Латвии девушку, которую в классе не одобрили. С тех пор собралось множество убедительных доказательств того, что класс был прав, балтийская красавица отравила ему жизнь так, как даже в литературе редко прочтешь. Разумеется, этот умник прописал ее к себе в кооператив на улице Новаторов, так что теперь мадам никак не выгнать. Ну, разве что по очень большому блату, с привлечением МВД, КГБ и КПК (в смысле - комитета партийного контроля, а не Компартии Китая). Не уверена, мог бы такое провернуть даже мой отец, но в любом случае Игорь на это не пойдет, он ее как-то болезненно любит, обсессивно.
Едва не написала «как я А.», но это было бы совершенной неправдой. Моя любовь к А. естественная, просто очень несчастная. А эта его Аурелия… Никита Панин, когда впервые увидел ее и обменялся парой реплик, потом шепотом мне признавался: «Не могу отделаться от мысли, что она ненастоящая. Олимпия из «Песочного человека» - внутри полно всяких колесиков и шестеренок, и вся эта механика находится в постоянном движении, может даже монолог из чеховской пьесы наизусть прочитать…, только там ни мозгов, ни души, а глазки цвета зимнего моря изготовил синегубый адвокат Коппелиус. А кто изготовил глаза Климову, что он этого не замечает - ума не приложу…»
Игорь с его проблемами меня снова отвлек, так что о способах устранения Ларионовой из своей жизни как следует задуматься не успела. Зато начала выписывать некоторые ее незабывшиеся плетенки, особенно смахивающие на оговорки по Фрейду.
«Я думаю только об этом, уже два года я размышляю, стараюсь изо всех сил, проявляю благоразумие, изучаю сама себя, прохожу очень трудную школу…. Я даже ревную. И уж если это не любовь, то вполне ее стоит». Колетт, «Le toutounier» [2], сказано зимой 68 года, в третьей четверти, когда она уже сумела влюбить в себя А., а я честно уговорила себя, что люблю Игоря, выйду за него когда-нибудь замуж, и мы вместе проживем долгую счастливую жизнь - может быть, даже ухитримся умереть в один день. Тогда она говорила о себе из Бернаноса - «женщина чувственная, а значит, великолепно защищенная от сильных жизненных разочарований, непроницаемая» - и утверждала, что, если и отдастся А. в обозримом будущем, то это получится как у Ванины из «Морской лилии» Пьейра де Мандьярга, «только с полным самообладанием, ясно сознавая, что делает, и читая в своем сердце, как в открытой книге». А спустя два месяца, когда все произошло у нее и у меня, я краем уха услышала ее ответ соседке по парте, Дине Иоселевич: «Как А. в постели? Поверь, дорогая, сама бы себе лучше не сделала». Возможно, эта плетенка облегчает мне задачу, поскольку позволяет сделать вывод, что Ларионова никогда не любила А. или что она вовсе любить не способна. По крайней мере, ее чувства совсем не таковы, как предписывают уважаемые литературные источники, и как люблю я без всяких литературных предписаний.
Я и еще много всяких цитат могу занести ей в пассив, если только начну вспоминать, сколько раз она меня шокировала, ставила в тупик и даже заставляла лить слезы. Вот, например: «И что, ты думаешь, я им тогда скажу? А я им скажу из «Короля Беотии» Жакоба - дескать, надо же, он спал со служанкой! Вы думаете, для меня это новость? Да если хотите знать, я сама ему посоветовала это сделать, потому что у него для меня слишком бурный темперамент». Это второй или третий курс, сразу после летних каникул. Ларионова тогда просто убила меня историей о том, как уговаривала А. трахнуть какую-то курортную обслугу, едва достигшую совершеннолетия. Зачем? - растерянно спросила я. А затем, чтобы отомстить за октябрь 68 года, когда мы с тобой достались темным божествам, а те бросили двух утонченных девочек на потеху простонародью. Я теперь долго мстить буду, может быть всю оставшуюся жизнь. Эта провинциальная мамзель так хотела выбраться из своего захолустья, но, по своей простонародной натуре, решила, что имеет женский шанс достичь заветной цели через постель. Chez les filles des champs il n’y a guère d’innocence physique [3], ты знаешь, откуда это. А мы с А. жили в разных номерах (так, значит это точно второй курс, они еще не расписались), и я его просила-умоляла - оттрахай ее, по возможности так, чтобы она не получила ни малейшего удовольствия, а в последний день увидишь, как я об нее ноги вытру! Нет, у мсье принципы!..
Когда же я дрожащим голосом попыталась возразить, что А. всего-то навсего и собирался, что ей не изменять, и это соответствует всем моральным нормам нашего социального слоя, она злобно заплела из «Изабель» Фрестье: «Да брось ты! Наша мораль - это всего-навсего страх смерти или боязнь, что мы никому не понравимся».
И на том же втором курсе, вскоре после свадьбы, она заставила А. переводить «Тропик Рака» для закрытой серии «Политиздата», хотя прекрасно знала, что он терпеть не может Генри Миллера, и что у него с прошлого года лежит в столе большой отрывок «Банды Гиньоля» его любимого Селина. Заплела мне из ануевского «Горностая»: «Моя любовь слишком прекрасна, и я слишком многого от нее жду, чтобы подвергать ее риску быть замаранной бедностью». Селин вообще непроходной, даже его антисемитские памфлеты 30-х годов, а «Тропик Рака» потянет как минимум на полторы тысячи, а то и на две, можно год не зависеть от родителей… Это притом, что Лариса Александровна, используя все свои связи, постоянно устраивала А. переводы всяких каталогов и рекламных буклетов для Совписа, ВААП и даже для Главлита, он вообще света божьего не видел!
А самое главное - тот Новый 1973 год, когда А. проходил языковую практику в Египте, а Ларионова, видимо, от большой любви к мужу, нализалась, как свинья, и за одну ночь обслужила Шаркова, Ахмадова и даже Сашку Голикова, жениха ее подруги Диночки Иоселевич. Я-то, дура, сначала даже ее жалела, когда она первого января, вся зареванная, мне позвонила и сообщила сквозь слезы и сопли, что случилось самое страшное… Еще и себя винила, что не увела ее вовремя из шарковской квартиры, хотя видела, что она совершенно невменяема и опрокидывает рюмку за рюмкой! Отпаивала ее крепким кофе у них на Ленинградке, и вместе с ней придумывала, как лучше скрыть весь этот ужас от А… А она, недели не прошло, уже заплетала из «La retraite sentimentale», чуть ли не с гордостью за свою такую отвязность, что за нее, дескать, думает тело, оно умнее рассудка, и чувствует тоньше, полнее, и когда за нее думает плоть, остальное в ней смолкает, в такие минуты душа у нее на поверхности кожи… и прочие возвышенные красивости в этом роде. Под конец совсем меня убила заявлением, что теперь любит А. еще больше, потому что на собственном опыте узнала, насколько он в постели лучше других! А все упреки с моей стороны парировала из Франсуазы Саган - она, видите ли, слишком страдает, чтобы на нее можно было сердиться. Как же - страдала одна такая! Просто боялась, что А. узнает и уйдет от нее. А я, после того, что у нас с ним случилось в сентябре, рассказать эту историю не могла - в лучшем случае он бы Ларионову пожалел, а в худшем вообще мог решить, что это наказание за его измену со мной. Мальчишки тоже держали язык за зубами, наверняка чувствовали себя виноватыми перед А. Вот так она и выкрутилась…
Стоп! Я себе слишком упрощаю задачу, а это неправильно. Все женщины наивно полагают, что своей любовью оберегают мужчину от другой, более злой женщины. Не стоит забывать, что А. остается с Ларионовой с 68 года, так что не такая уж она мегера, какой я подсознательно пытаюсь ее представить. На самом деле ее наверняка переполняют достоинства, раздувают, как гелием воздушный шар. Умная, талантливая, это любой в классе признает. Образцовая хозяйка, дома всегда порядок, холодильник всегда набит. Совсем не тряпичница - на этот случай наготове объяснение из Колетт: «Une femme soucieuse de la mode ressemble à plusieurs femmes [4]». Работоспособность, может быть, не хуже, чем у мужа - сборник Анаис Нин для «Политиздата», а когда А. на старших курсах без конца гонял с делегациями, перехватывала все переводы, которые теща им доставала для денег…
И главное - постель. Еще со школы было понятно, что Ларионова станет хорошей любовницей, она говорила о чувственной любви в том же простодушно-бесстыдном духе, что и девочки, которых готовят для разврата во французских порнороманах времен belle époque [5]. Наверняка умеет много такого, о чем я и не догадываюсь по общей невинности - сама мне не раз говорила, что нет в природе ничего более разнообразного, чем любовные радости, хотя кажется, будто они всегда одинаковы. Впрочем, об этом я уже прежде писала. И еще одна ее любимая плетенка, из Фрестье: «О счастье всегда лучше говорится лежа, чем стоя» - значит, ей это всегда нравилось.
Что еще? Некрасивая? Да ладно - просто принадлежит к тому типу женщин, которые начинают казаться красивыми, только когда их часто видишь. О таких еще Колетт писала в «Преграде», а ей в любовных делах можно смело доверять. Кроме того, добившись А., она удивительно похорошела, Франсуаза Саган на этот счет ехидно замечает: «Ничто так не идет к лицу некоторым женщинам, как всплески амбиций». Игорь и другие наши общие знакомые, встречавшиеся с ней в последние годы, оценивают ее внешность едва ли не в суперлативах - по крайней мере, сравнивая со школьными годами. Если даже предположить, что они просто введены в заблуждение парижскими туалетами и косметикой - мне бы сперва на себя в зеркало посмотреть, а потом рассуждать, какая-такая раскрасавица жена нужна А.
Не о том я должна вспоминать. Чтобы Ларионова ушла по своей воле, и мне не пришлось ее убивать в какой-нибудь автомобильной катастрофе, надо ее либо разочаровать, либо испугать. Вот об этом подумать завтра. То есть уже сегодня. А сейчас спать.
04/06/80
Только что ушел Игорь. Напишу обо всем завтра, здесь еще слишком многое надо обдумать.
Звонил Владик. Он, видите ли, приехал и жаждет встречи. Я его послала. Он обещал непременно позвонить завтра. Только его мне не хватало.
Рита договорилась с Шарковым на воскресенье, 14.00, ресторан «Будапешт».
[1] Небытие (фр.)
[2] В русском переводе - «Гнездышко», роман Колетт
[3] У сельских девушек физической невинности не бывает никогда (фр.)
[4] Женщина, заботящаяся о том, чтобы модно выглядеть, похожа на многих женщин (фр.)
[5] «Прекрасная эпоха» - конец 19 - начало 20 века во французской культуре