Про собственные мнения о литературной классике
Думаю, как лучше ответить, какие с профессиональной стороны аргументы привести, когда громко и убежденно говорят, вновь и вновь, что чушь собачья этот ваш «Онегин», иронизируют над старомодным величием и серьезностью, называя такое Толстоевским, говорят, что устарели все прежние воззрения, сейчас всё другое, и люди другие, и общество, и жизнь сама.
Что другое - понятно. Действительно же, многое сильно изменилось с «золотого века». И в частности, что касается самого отношения к классике: сейчас нет тех инстанций, в чьем ведении была охранительная забота о ее высоком статусе; например, еще в 80-х двадцатого века это могли быть дискуссии в «Литературке» или в толстых журналах, или это мог быть авторитетный для интеллигенции голос Ирины Роднянской, которая в статье «Классика и мы» по-человечески, именно как матерый профессионал, без морализаторских заклинаний, объясняла, что такое классика, и почему стыдно считать, что «мы» ее уже переросли.
Сейчас не то. Классику, вроде бы, никто уже специально не пропагандирует на «официальном» общенациональном уровне, на том примерно, где делают ролики с социальной рекламой, продвигаются различные социальные идеи и различные стандарты нового времени. Отношение к классике стало личным делом, то есть добровольным, прежде всего. Страшного тут нет ничего. Оказалось, что многие люди все же хотят сами для себя этот вопрос решить. И вот разговоры про классику - нужна она или нет, устарела или нет - все время идут, то есть не сказать, чтобы предмет неинтересный, чтобы в зубах навязло, чтобы даже думать про это старьё скучно было. Наоборот, видно, что тут витает что-то очень качественное, старинное - «мысль разрешить». И в процессе все время звучат вот такие бестрепетные мнения об устарелости, наивности, а то еще и о тоталитарности литературной классики. Что она безобразно и недопустимо грузит нас моралью, или чем там еще, много удивительного говорят, даже как будто уже привыкаем постепенно, а сначала очень чудно было такое читать.
Первая реакция обычно сердитая: хочется сильно поморщиться и просто «выключить» это, как выключил один из магов в «Понедельнике» словоохотливое зеркало в избушке Наины Киевны. Но поскольку при очевидной вроде бы вздорности подобных утверждений быстрого, простого и очевидного ответа «для себя» на эти боевые вылазки пока нет, лучше подумать, что тут да как, спокойно разобраться.
Классика, по определению - то, что не теряет актуального содержания при любых социальных переменах. Это те авторы, которые, условно, в своем «Памятнике» злободневностью и своих-то собственных текущих времен пренебрегли. Как Наташа Ростова не удостаивает быть умной, так и люди с портретов на школьной стене не удостаивают поспешать за переменами. И вот вместо того, чтобы хоть из любопытства разобраться, что же у них там вечного такого, вдруг действительно есть, раздраженные люди из будущего начинают предъявлять как убойный аргумент, как окончательный козырь свои драгоценные ощущения и мнения - совершенно ни на чем не основанные.
Если бы, к примеру, над «Толстоевским» снисходительно подшучивали, хотя бы зная и видя, чем он считается велик, это могло быть даже впечатляюще. Действительно, вот видит человек, что у Достоевского за спиной героя нельзя о нем с другом-читателем сплетничать, нельзя сообщать такое, чего бы герой сам о себе не знал - и тем не менее снисходительно посмеивается, - ну тогда да, может и превзошел, вырос, неинтересно. Или в курсе он, что этого автора интересует только то, что совершенно одинаково проявляется что в князьях, что в лакеях, что в дамах, что в купцах, что в каторжниках, так что их не очень и отличишь друг от друга по голосам, автору как-то не до этих частностей - ну тоже да, может же статься, что человек давно оставил позади этот уровень. Или, допустим, уже не впечатляет его, как продвинутого читателя, знаменитая полифония, то, что монологи так написаны, что с ходу правота или неправота говорящего никогда не видна, со всеми по очереди соглашаешься - мол, и этот дело говорит, и тот голова - ну что, может, и впрямь знает что-то поновее и покруче.
Но ничего этого нет. Оспаривая смыслы и содержания классических произведений, их при этом попросту не видят! Многие люди думают, а чего там сложного, вот же написано всё, черным по белому. Но я утверждаю, как специалист, что уметь читать книги, если нет к этому врожденной способности, тоже надо учиться. Что за тем, что написано, еще есть объем, и ту же композицию просто по буквам не прочтешь. И даже если есть глаза на такое, подсказки более проницательных знатоков никогда не помешают. Иначе восприятие классики будет варварским, не выше сапога: сейчас так не говорят, так не носят, этому не ужасаются, того не боятся - ну и значит устарело. Это как в «Метели» не заметить нежных насмешек над романтизмом и простодушными уловками юности, коль скоро нынче нет ни таких барышень, ни строгостей насчет родительского благословения, ни такого отношения к церковным таинствам.
Экспертное мнение может очень помочь, может направить неопытный взгляд в плодотворном направлении. Например, в «Повестях Белкина» филолог Сергей Бочаров содержанием считает не то, что там происходит на уровне фабульных событий, а то, почему и зачем автор меняет рассказчиков, одну и ту же недлинную историю представляя с разных голосов. Там дело не в том, что видят по-разному, нет, упор не на разность, а на объем, так как плоский оценочный монологизм вещания из неподвижной точки стал невозможен, и проза вот так по-своему заботилась о благообразии и правде.
В борьбе с классикой ставки делаются на свободолюбие, защищается независимость собственного мнения, право не подчиняться авторитетам. Трескуче, конечно, но дело даже не в этом. До всех этих материй еще далеко, если человек просто не умеет правильно читать. То есть читает он «Евгения Онегина» - и видит только внешний сюжет, ничего особенного в нем не находит, и приговор готов, разобрался он. К настоящему содержанию он при этом даже направления не почувствовал: почему важно, и какой в этом смысл, что это не просто роман, а роман в стихах, и от чего там отступают эти лирические отступления и к чему в итоге приводят, и как автор сам себя стилизует в рассказчике, с ним не совпадая - это ведь то, что даже крестьянские дети в Ясной Поляне сразу почувствовали, не найдя в пушкинским сюжетах простоты и легкости, как предполагал сначала их педагог.
Чем великое произведение отличается от какого-нибудь «Ивана Выжигина» или «Кровавого пальца», такой читатель не знает, и это бы ладно, у всех, в конце концов, свои клубы по интересам, а за всем не уследишь. Но когда он и знать ничего не хочет, и при этом высказывается, целиком полагаясь на собственное мнение и собственный вкус и вовсю налегая на права, - это уже, мягко говоря, ошибка. От такого подхода самой-то классике ничего не сделается, как была совершенно бессмертной, так и останется дальше - а вот тот, кто ее на таких наивных основаниях отвергает, наносит себе урон. Выходит, что, по-хорошему, не классику надо защищать, а неумелых читателей от их собственного самомнения.
В самом существовании классики как обязательного чтения многие видят только инерцию, почтительную уступку мертвой традиции. Но так, наверно, с отношением к классике дело обстоит всюду и всегда, не всем ведь везет с учителями литературы. И запрос на помощь есть не всегда, или же помочь просто некому. А чтобы гарантированно проникнуться самостоятельно - не такое это простое дело.
Человек, способный спокойно терпеть «диктатуру» и «авторитарность» классики, вернее не воспользуется свободой говорить чепуху, вернее воздержится от разоблачений, вроде того, что «Евгений Онегин» - вздор, а никакая там тебе не «воздушная громада». Именно классика может помочь понять, что слишком современно - тоже плохо, что в отношении некоторых тем, идей и проблем несолидно это - задрав штаны, за комсомолом.
Авторы из школьной программы находятся не позади нас. То, что они сделали - это обустроили из непроходимых зарослей и немых пустошей пространство для жизни, с далекими горизонтами и чистым воздухом внутри.
Что другое - понятно. Действительно же, многое сильно изменилось с «золотого века». И в частности, что касается самого отношения к классике: сейчас нет тех инстанций, в чьем ведении была охранительная забота о ее высоком статусе; например, еще в 80-х двадцатого века это могли быть дискуссии в «Литературке» или в толстых журналах, или это мог быть авторитетный для интеллигенции голос Ирины Роднянской, которая в статье «Классика и мы» по-человечески, именно как матерый профессионал, без морализаторских заклинаний, объясняла, что такое классика, и почему стыдно считать, что «мы» ее уже переросли.
Сейчас не то. Классику, вроде бы, никто уже специально не пропагандирует на «официальном» общенациональном уровне, на том примерно, где делают ролики с социальной рекламой, продвигаются различные социальные идеи и различные стандарты нового времени. Отношение к классике стало личным делом, то есть добровольным, прежде всего. Страшного тут нет ничего. Оказалось, что многие люди все же хотят сами для себя этот вопрос решить. И вот разговоры про классику - нужна она или нет, устарела или нет - все время идут, то есть не сказать, чтобы предмет неинтересный, чтобы в зубах навязло, чтобы даже думать про это старьё скучно было. Наоборот, видно, что тут витает что-то очень качественное, старинное - «мысль разрешить». И в процессе все время звучат вот такие бестрепетные мнения об устарелости, наивности, а то еще и о тоталитарности литературной классики. Что она безобразно и недопустимо грузит нас моралью, или чем там еще, много удивительного говорят, даже как будто уже привыкаем постепенно, а сначала очень чудно было такое читать.
Первая реакция обычно сердитая: хочется сильно поморщиться и просто «выключить» это, как выключил один из магов в «Понедельнике» словоохотливое зеркало в избушке Наины Киевны. Но поскольку при очевидной вроде бы вздорности подобных утверждений быстрого, простого и очевидного ответа «для себя» на эти боевые вылазки пока нет, лучше подумать, что тут да как, спокойно разобраться.
Классика, по определению - то, что не теряет актуального содержания при любых социальных переменах. Это те авторы, которые, условно, в своем «Памятнике» злободневностью и своих-то собственных текущих времен пренебрегли. Как Наташа Ростова не удостаивает быть умной, так и люди с портретов на школьной стене не удостаивают поспешать за переменами. И вот вместо того, чтобы хоть из любопытства разобраться, что же у них там вечного такого, вдруг действительно есть, раздраженные люди из будущего начинают предъявлять как убойный аргумент, как окончательный козырь свои драгоценные ощущения и мнения - совершенно ни на чем не основанные.
Если бы, к примеру, над «Толстоевским» снисходительно подшучивали, хотя бы зная и видя, чем он считается велик, это могло быть даже впечатляюще. Действительно, вот видит человек, что у Достоевского за спиной героя нельзя о нем с другом-читателем сплетничать, нельзя сообщать такое, чего бы герой сам о себе не знал - и тем не менее снисходительно посмеивается, - ну тогда да, может и превзошел, вырос, неинтересно. Или в курсе он, что этого автора интересует только то, что совершенно одинаково проявляется что в князьях, что в лакеях, что в дамах, что в купцах, что в каторжниках, так что их не очень и отличишь друг от друга по голосам, автору как-то не до этих частностей - ну тоже да, может же статься, что человек давно оставил позади этот уровень. Или, допустим, уже не впечатляет его, как продвинутого читателя, знаменитая полифония, то, что монологи так написаны, что с ходу правота или неправота говорящего никогда не видна, со всеми по очереди соглашаешься - мол, и этот дело говорит, и тот голова - ну что, может, и впрямь знает что-то поновее и покруче.
Но ничего этого нет. Оспаривая смыслы и содержания классических произведений, их при этом попросту не видят! Многие люди думают, а чего там сложного, вот же написано всё, черным по белому. Но я утверждаю, как специалист, что уметь читать книги, если нет к этому врожденной способности, тоже надо учиться. Что за тем, что написано, еще есть объем, и ту же композицию просто по буквам не прочтешь. И даже если есть глаза на такое, подсказки более проницательных знатоков никогда не помешают. Иначе восприятие классики будет варварским, не выше сапога: сейчас так не говорят, так не носят, этому не ужасаются, того не боятся - ну и значит устарело. Это как в «Метели» не заметить нежных насмешек над романтизмом и простодушными уловками юности, коль скоро нынче нет ни таких барышень, ни строгостей насчет родительского благословения, ни такого отношения к церковным таинствам.
Экспертное мнение может очень помочь, может направить неопытный взгляд в плодотворном направлении. Например, в «Повестях Белкина» филолог Сергей Бочаров содержанием считает не то, что там происходит на уровне фабульных событий, а то, почему и зачем автор меняет рассказчиков, одну и ту же недлинную историю представляя с разных голосов. Там дело не в том, что видят по-разному, нет, упор не на разность, а на объем, так как плоский оценочный монологизм вещания из неподвижной точки стал невозможен, и проза вот так по-своему заботилась о благообразии и правде.
В борьбе с классикой ставки делаются на свободолюбие, защищается независимость собственного мнения, право не подчиняться авторитетам. Трескуче, конечно, но дело даже не в этом. До всех этих материй еще далеко, если человек просто не умеет правильно читать. То есть читает он «Евгения Онегина» - и видит только внешний сюжет, ничего особенного в нем не находит, и приговор готов, разобрался он. К настоящему содержанию он при этом даже направления не почувствовал: почему важно, и какой в этом смысл, что это не просто роман, а роман в стихах, и от чего там отступают эти лирические отступления и к чему в итоге приводят, и как автор сам себя стилизует в рассказчике, с ним не совпадая - это ведь то, что даже крестьянские дети в Ясной Поляне сразу почувствовали, не найдя в пушкинским сюжетах простоты и легкости, как предполагал сначала их педагог.
Чем великое произведение отличается от какого-нибудь «Ивана Выжигина» или «Кровавого пальца», такой читатель не знает, и это бы ладно, у всех, в конце концов, свои клубы по интересам, а за всем не уследишь. Но когда он и знать ничего не хочет, и при этом высказывается, целиком полагаясь на собственное мнение и собственный вкус и вовсю налегая на права, - это уже, мягко говоря, ошибка. От такого подхода самой-то классике ничего не сделается, как была совершенно бессмертной, так и останется дальше - а вот тот, кто ее на таких наивных основаниях отвергает, наносит себе урон. Выходит, что, по-хорошему, не классику надо защищать, а неумелых читателей от их собственного самомнения.
В самом существовании классики как обязательного чтения многие видят только инерцию, почтительную уступку мертвой традиции. Но так, наверно, с отношением к классике дело обстоит всюду и всегда, не всем ведь везет с учителями литературы. И запрос на помощь есть не всегда, или же помочь просто некому. А чтобы гарантированно проникнуться самостоятельно - не такое это простое дело.
Человек, способный спокойно терпеть «диктатуру» и «авторитарность» классики, вернее не воспользуется свободой говорить чепуху, вернее воздержится от разоблачений, вроде того, что «Евгений Онегин» - вздор, а никакая там тебе не «воздушная громада». Именно классика может помочь понять, что слишком современно - тоже плохо, что в отношении некоторых тем, идей и проблем несолидно это - задрав штаны, за комсомолом.
Авторы из школьной программы находятся не позади нас. То, что они сделали - это обустроили из непроходимых зарослей и немых пустошей пространство для жизни, с далекими горизонтами и чистым воздухом внутри.