Еще одна последняя дуэль. Часть вторая.
Как видно из фактов, перечисленных в предыдущей части, Лермонтов прекрасно провел время в ссылке и вновь вернулся господином в "страну рабов, страну господ", благодаря личному ходатайству перед Государем главного "жандарма" России - Бенкендорфа. В 1839-1840 годах Михаил Лермонтов и его двоюродный дядя Алексей Столыпин, служившие тогда оба в лейб-гусарском полку, жили вместе в Царском Селе, на углу Большой и Манежной улиц. Лермонтов постепенно входит в моду в петербургском свете "немытой России". Кстати, о немытом. Его современниками в описаниях привычек Лермонтова отмечается его физическая неопрятность. Возможно, это косвенный признак гениальности: как известно, Лев Толстой тоже не любил мыться и доставлял гигиенически проблемы своим близким.
2 января 1840 года Лермонтов был приглашен на бал во французское посольство к де Барантам, а месяц спустя, 16 февраля, на балу у графини Лаваль произошло столкновение Лермонтова с сыном французского посланника Эрнестом де Барантом, в результате которого де Барант вызвал Лермонтова на дуэль. Столкновение это было из-за дамы. Это потом дуэли было придано патриотическое звучание - наказание французов и чуть ли не месть за Пушкина. Дуэль Лермонтова с де Барантом при секундантах Алексее Аркадьевиче Столыпине и графе Рауле д'Англесе состоялась 18 февраля 1840 года. В результате у Лермонтова была слегка оцарапана рука ниже локтя:
"Лермонтов слегка ранен и в восторге от этого случая, как маленького движения в однообразной жизни. Читает Гофмана, переводит Зейдлица и не унывает. Если, говорит, переведут в армию, буду проситься на Кавказ. Душа его жаждет впечатлений и жизни"
12 марта секундант и дядя Лермонтова, Алексей Аркадьевич Столыпин, пишет письмо Бенкендорфу о том, что был секундантом на дуэли Лермонтова с де Барантом:
"Терзаясь... мыслью, что Лермонтов будет наказан, а я, разделявший его поступок, буду предоставлен угрызениям своей совести, - спешу, по долгу русского дворянина принести... мою подлинную повинную".
В середине марта Лермонтов пишет Сергею Соболевскому:
"Я очень огорчен, дорогой Соболевский, что не могу сегодня воспользоваться вашим приглашением, обществом и ростбифом; надеюсь, что вы простите мне мою измену в связи с моим теперешним положением, которое от меня никак не зависит. Весь ваш Лермонтов".
Сергей Соболевский в 1840 году вел жизнь капиталиста, устраивая работу открытой им в 1838 году с Иваном Сергеевичем Мальцовым Сампсониевской бумагопрядильной мануфактуры на Выборгской стороне в Петербурге.
"Его императорское величество в присутствии своем в Санктпетербурге апреля 13 дня 1840 года соизволил отдать следующий приказ... по кавалерии переводятся: ...лейб-гвардии Гусарского полка поручик Лермантов в Тенгинский пехотный полк, тем же чином".
Двоюродная тетя, сестра Алексея Аркадьевича Столыпина, Верещагина так писала о своем племяннике Лермонтове:
"Сам виноват и так запутал дело. Никто его не жалеет, а бабушка жалка. Но он ее так уверил, что всё принимает она не так, на всех сердится, всех бранит, все виноваты, а много милости сделано для бабушки и по просьбам, и многие старались об нем для бабушки, а для него никто бы не старался. Решительно, его ум ни на что, кроме дерзости и грубости... Он иногда несносен дерзостью, и к тому же всякая его неприятная история завлечет других".
8 мая 1840 года Лермонтов, следуя на Кавказ, приехал в Москву. Как всегда, он не торопится, снова бывает у Мартыновых. Отец Соломон Михайлович Мартынов умер в 1839 году. 25 мая Елизавета Михайловна Мартынова пишет из Москвы к сыну Николаю письмо, в котором говорится о том, что Лермонтов еще в городе и почти каждый день посещает ее дочерей:
"Мы еще в городе... Лермонтов у нас чуть ли не каждый день. По правде сказать, я его не особенно люблю; у него слишком злой язык, и, хотя он выказывает полную дружбу к твоим сестрам, я уверена, что при первом случае он не пощадит их; эти дамы находят большое удовольствие в его обществе. Слава богу, он скоро уезжает, для меня его посещения неприятны".
В конце мая Лермонтов следует в Ставрополь, и прибыв 10 июня, посетил главную квартиру командующего войсками Кавказской линии и Черномории генерал-адъютанта П. X. Граббе. Командующий позволяет Лермонтову самому выбрать, где ему служить, поэтому ехал Лермонтов к месту своего назначения в Тенгинский пехотный полк целых восемь месяцев. По просьбе Лермонтова 18 июня 1840 года он "командирован на левый фланг Кавказской линии для участвования в экспедиции, в отряде под начальством генерал-лейтенанта Галафеева".
Поскольку ему попустительствовало военное начальство, он не считал своим долгом соблюдать дисциплину и "верно и прилежно поступать, как то верному и доброму Офицеру надлежит" (из письма Николая I).
В сформированный экспедиционный корпус генерала Аполлона Васильевича Галафеева от Гребенского казачьего, был прикомандирован и Лев Сергеевич Пушкин. Почти полгода это экспедиционное подразделение вело кровавые бои. Лермонтову всё же пришлось участвовать в экспедициях в Малую и Большую Чечню и показать свою личную храбрость:
"Тенгинского пехотного полка поручик Лермонтов, во время штурма неприятельских завалов на реке Валерик, имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника отряда об ее успехах, что было сопряжено с величайшею для него опасностью от неприятеля, скрывавшегося в лесу за деревьями и кустами. Но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнял возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших ворвался в неприятельские завалы".
Непосредственно участие Лермонтова в боях отмечено в июле 1840 года. 17 сентября был подан Рапорт командующего Тенгинским пехотным полком за № 3168 начальнику Штаба войск Кавказской линии и Черномории с запросом о местонахождении Лермонтова. Лермонтов в это время в Пятигорске. 26 сентября отряд генерал-лейтенанта А. В. Галафеева выступил из крепости Грозной через Ханкальское ущелье к реке Аргуну. Лермонтов был прикомандирован к кавалерии отряда. 10 октября по причине ранения выбыл из строя Малороссийского казачьего первого полка юнкер Руфин Дорохов, и Лермонтов принял командование над "охотниками" (добровольцами, волонтерами), выбранными в числе сорока человек из всей кавалерии. Сам он писал об этом в письме:
"Не знаю, что будет дальше, а пока судьба меня не очень обижает: я получил в наследство от Дорохова, которого ранили, отборную команду охотников, состоящую изо ста казаков - разный сброд, волонтеры, татары и проч., это нечто вроде партизанского отряда, и если мне случится с ним удачно действовать, то, авось, что-нибудь дадут; я ими только четыре дня в деле командовал и не знаю еще хорошенько, до какой степени они надежны; но так как, вероятно, мы будем еще воевать целую зиму, то я успею их раскусить".
Военный министр А. И. Чернышев отношением за № 10415 11 декабря 1840 года сообщил командиру Отдельного кавказского корпуса о том, что "государь император, по всеподданнейшей просьбе г-жи Арсеньевой, бабки поручика Тенгинского пехотного полка Лермонтова, высочайше повелеть соизволил: офицера сего, ежели он по службе усерден и в нравственности одобрителен, уволить к ней в отпуск в С.-Петербург сроком на два месяца".
Но поручик Тенгинского пехотного полка все еще не прибыл к месту назначения. Чтобы оформить отпуск в конце декабря Лермонтов прибыл в Тенгинский пехотный полк. 14 января 1841 года Лермонтову был выдан отпускной билет № 384 сроком на два месяца, и он в этот день выехал из Ставрополя в Петербург через Новочеркасск, Воронеж, Москву. Провожал его Лев Сергеевич Пушкин.
Отпуск предоставлен для свидания с бабушкой по причине ее преклонного возраста. Знакомый Лермонтову Лонгинов М.Н. так описывает пребывание его в Петербурге в конце зимы 1841 года:
"Он был тогда на той высшей степени апогея своей известности, до которой ему только суждено было дожить. Петербургский «beau-monde» встретил его с увлечением; он сейчас вошёл в моду и стал являться по приглашениям на балы, где бывал Двор. Но всё это было непродолжительно. В одно утро, после бала, кажется, у графа С.С. Уварова, на котором был Лермонтов, его позвали к тогдашнему дежурному генералу графу Клейнмихелю, который объявил ему, что он уволен в отпуск лишь для свидания с «бабушкой», и что в его положении неприлично разъезжать по праздникам, особенно когда на них бывает Двор, и что поэтому он должен воздержаться от посещения таких собраний. Лермонтов, тщеславный и любивший светские успехи, был этим чрезвычайно огорчён и оскорблён..."
Вдобавок к этому император лично вычеркнул его из списка представленных к награждению за храбрость в боях на Кавказе. Об этом граф Клейнмихель сообщил генералу Граббе:
В представлении от 5-го минувшего Марта № 458 ваше высокопревосходительство изволили ходатайствовать о награждении, в числе других чинов, переведённого 13-го апреля 1840 года за проступок л. - гв. из Гусарского полка в Тенгинский пехотный полк, поручика Лермонтова орденом св. Станислава 3-й степени, за отличие, оказанное им в экспедиции противу горцев 1840 года. Государь император, по рассмотрении доставленного о сём офицере списка, не изволил изъявить монаршего соизволения на испрашиваемую ему награду.
При сём его величество, заметив, что поручик Лермонтов при своём полку не находился, но был употреблён в экспедиции с особо порученною ему казачьею командою, повелеть соизволил сообщить вам, милостивый государь, о подтверждении, дабы поручик Лермонтов непременно состоял налицо во фронте, и чтобы начальство отнюдь не осмеливалось ни под каким предлогом удалять его от фронтовой службы в своём полку"
Император лично в очередной раз дал понять, что Лермонтов должен служить добросовестно и не пользоваться специальными условиями и добрым отношением командования. Лермонтов в очередной раз не торопится с возвращением из отпуска. У него на все случаи жизни есть бабушка, которая, используя связи, похлопочет за единственного любимого внука. Только 23 апреля 1841 года он выехал из Петербурга в Москву, затем в Ставрополь. Двухмесячный отпуск затянулся на четыре месяца, после чего ему было в 48 часов было приказано отбыть к месту службы. В Туле он нагнал выехавшего днем ранее друга и родственника Алексея Аркадьевича Столыпина, следовавшего в Тифлис, в Нижегородский драгунский полк.
Проехав Ставрополь 10 мая, Лермонтов со Столыпиным едут в Георгиевск, где Лермонтов уговаривает А. А. Столыпина отправиться в Пятигорск.
24 мая подан Рапорт пятигорского коменданта полковника В. И. Ильяшенкова о болезни Лермонтова и ходатайство о разрешении ему задержаться в Пятигорске для лечения минеральными водами.
8 июня следует Приказ начальника Штаба войск Кавказской линии и Черномории пятигорскому коменданту "отправить Тенгинского пехотного полка поручика Лермонтова по назначению".
В ответ на это 13 июня следует Рапорт Лермонтова командиру Тенгинского пехотного полка полковнику С. И. Хлюпину о том, что он, отправляясь в отряд командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории генерал-адъютанта П. X. Граббе, заболел по дороге лихорадкой и получил от пятигорского коменданта позволение остаться в Пятигорске впредь до излечения.
15 июня Лермонтов получил медицинское свидетельство, выданное ординатором пятигорского военного госпиталя лекарем Барклаем де Толли в том, что
"Тенгинского пехотного полка поручик Михаил Юрьев, сын Лермонтов, одержим золотухою и цынготным худосочием, сопровождаемым припухлостью и болью десен, также с изъязвлением языка и ломотою ног, от каких болезней, г. Лермонтов, приступив к лечению минеральными водами, принял более двадцати горячих серных ванн, но для облегчения страданий необходимо поручику Лермонтову продолжать пользование минеральными водами в течение целого лета 1841 года; остановленное употребление вод и следование в путь может навлечь самые пагубные следствия для его здоровья".
30 июня генерал Главного штаба граф Клейнмихель еще раз сообщил командиру Отдельного кавказского корпуса генералу Головину о том, что Николай I, "заметив, что поручик Лермантов при своем полку не находился, но был употреблен в экспедиции с особо порученною ему казачьею командою, повелеть соизволил..., дабы поручик Лермантов непременно состоял налицо во фронте и чтобы начальство отнюдь не осмеливалось ни под каким предлогом удалять его от фронтовой службы в своем полку".
В Пятигорске местное общество собиралось в доме генеральши Верзилиной, в котором было три дочери: Эмилия Александровна Клингенберг (1815 года рождения), дочь генеральши Марии Ивановны от первого брака, Аграфена Петровна Верзилина (1822 года рождения), дочь генерала Верзилина от первого брака, и Надежда Петровна Верзилина (1826 года рождения), их совместная дочь. Сам хозяин дома, генерал Петр Семенович Верзилин, в 1841 году служил в Варшаве. Николай Мартынов, вышедший в отставку в начале 1841 года, вместе с Михаилом Глебовым, проходившим в Пятигорске лечение после ранения, снимал другой дом, принадлежащий генералу Верзилину и расположенный в этом же квартале по диагонали от дома, где жила семья генерала.
Михаил Лермонтов вместе с Алексеем Столыпиным и князем Васильчиковым сняли неподалеку от дома, где жил Мартынов, на той же самой улице дом, принадлежащий капитану Чиляеву. Позже князь Васильчиков уступил половину своей квартиры в этом доме приехавшему князю Трубецкому.
"Одержимый золотухой и цынготным худосочием" поручик Лермонтов был душой компании гвардейских офицеров, собравшихся в то время в Пятигорске по разным причинам, но проводившим время весело. Например, 8 июля вечером Лермонтовым вместе с его друзьями, в числе которых был и Лев Пушкин, был дан пятигорской публике бал в гроте Дианы возле Николаевских ванн. Было весело, танцевали до утра. По воспоминаниям Эмилии Клингенберг (в браке Шан-Гирей), "...разошлись по домам лишь с восходом солнца в сопровождении музыки". Кроме танцев любимым занятием друзей считались карты.
Князь Васильчиков описывал образ жизни приятелей в Пятигорске в 1841 году:
"Мы жили дружно, весело и несколько разгульно, как живется в этом беззаботном возрасте, двадцать - двадцать пять лет".
О некоторых привычках поведения Лермонтова, он писал так:
"Он был шалун в полном ребяческом смысле слова, и день его разделялся на две половины между серьезными занятиями и чтениями, и такими шалостями, какие могут прийти в голову разве только пятнадцатилетнему школьному мальчику; например, когда к обеду подавали блюдо, которое он любил, то он с громким криком и смехом бросался на блюдо, вонзал свою вилку в лучшие куски, опустошал все кушанье и часто оставлял всех нас без обеда".
"... он считал лучшим своим удовольствием подтрунивать и подшучивать над всякими мелкими и крупными странностями (других людей), преследуя их иногда шутливыми, а весьма часто и язвительными насмешками".
Объектом шуток и язвительных насмешек Лермонтова стал Николай Соломонович Мартынов. Возможно, он имел матримониальные планы в отношении дочери генеральши Верзилиной Эмилии Клингенберг, которая через 10 лет, в 1851 году в возрасте 36 лет вышла замуж за троюродного брата Лермонтова Акима Шан-Гирея . К тому времени у Николая Соломоновича Мартынова уже было четверо детей. Как свидетельствовал при расследовании дела о поединке Мартынов, им были предпринята попытка прекратить шутки со стороны Лермонтова: в разговоре с Лермонтовым он предупреждал и просил его перестать насмехаться над ним. Какое-то время насмешки Лермонтова прекратились, но ненадолго, и шутник вновь продолжил проявлять свою веселость, намеренно высмеивая Мартынова. Есть вероятность, что Мартынов напоминал Лермонтову о его низком поступке, когда он вскрыл пакет с письмами сестер Мартыновых, отправленный ими для передачи брату из Пятигорска в 1837 году. Вряд ли это могло быть причиной дуэли, поскольку оба не раз виделись после 1837 года и Лермонтов даже свободно бывал в доме Мартыновых. Его принимать могли, но любить и уважать не были обязаны. По крайней мере, после этого поступка Лермонтова Мартынов мог не испытывать уважения и хорошего отношения к бывшему приятелю и однокашнику по школе гвардейских подпрапорщиков. Учитывая свойства характера Лермонтова, можно допустить, что он мог высказать что-то обидное и о сестрах Мартынова - Наталье и Юлии, но нет никаких фактов оскорбления Лермонтовым сестер, а предположения об этом уже многими высказаны. Я не вижу оснований и фактов не доверять официальной версии, выработанной и подтвержденной следствием, только на одном том основании, что эта версия официальная.
Согласно этой версии причиной и поводом к последовавшей между ними дуэли послужили очередные шутки Лермонтова в "присутствии дам" над Мартыновым. Мартынов, выйдя в отставку, в Пятигорске носил черкесскую одежду и на поясе у него был кинжал в ножнах. 13 июля 1841 года в доме Верзилиных собралась компания, в которой присутствовали все перечисленные персоны, а кроме них был Лев Сергеевич Пушкин, тоже большой шутник и весельчак. Как вспоминал впоследствии Лев Пушкин, он сидел с Лермонтовым на диване в гостиной в доме Верзилиных в ту минуту, когда Михаил Юрьевич произнес свою остроту насчет наряда и кинжала Мартынова. Мартынов отреагировал серьезно, поскольку он уже предупреждал Лермонтова. По свидетельству князя Васильчикова, "выходя из дома на улицу, Мартынов подошел к Лермонтову и сказал ему очень тихим и ровным голосом по-французски: "Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не люблю, чтобы их повторяли при дамах", - на что Лермонтов таким же спокойным тоном отвечал: "А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения". Мартынов ответил, что он пришлет к Лермонтову своего секунданта.
Придя домой, он спросил, дома ли Глебов, и послал за ним своего человека с просьбой прийти. Глебов пришел через четверть часа, Мартынов спросил его, согласен ли он быть его секундантом, на что Глебов согласился. Секундантом от Лермонтова был князь Васильчиков. Но о дуэли знали Столыпин и князь Трубецкой, которые, по всей вероятности, тоже присутствовали на дуэли. Чтобы не навлечь на них серьезного наказания, о них не было упомянуто в материалах следствия.
Дуэль между Лермонтовым и Мартыновым состоялась в половине седьмого вечера 15 июля 1841 года, и пуля, выпущенная из пистолета в руке Мартынова убила Лермонтова сразу, войдя в правый бок, прошла навылет через левый. Установлено, что были использованы дальнобойные крупнокалиберные дуэльные пистолеты Кухенройтера с кремнево-ударными запалами и нарезным стволом, принадлежавшие А.А. Столыпину. Вероятно, что эти пистолеты уже использовались в дуэли Лермонтова с Эрнестом де Барантом в феврале 1840 года.
Мартынов, подойдя к безжизненному телу, простился с убитым Лермонтовым и уехал в Пятигорск к коменданту доложить о произошедшем поединке и его результате. Князь Васильчиков поехал за доктором, но ни один доктор не согласился ехать на место дуэли. Затем Глебов и Столыпин уехали в Пятигорск, где наняли телегу и отправили с нею к месту происшествия кучера Лермонтова - Ивана Вертюкова и человека Мартынова - Илью Козлова, которые и привезли тело на квартиру Лермонтова около 11 часов вечера.
Из протокола:
1841 года июля 16 дня следователь плац-майор подполковник Унтилов, пятигорского земского суда заседатель Черепанов, квартальный надзиратель Марушевский и исправляющий должность стряпчего Ольшанский 2-й, пригласив с собою бывших секундантами: корнета Глебова и титулярного советника князя Васильчикова, ездили осматривать место, на котором происходил 15 числа, в 7 часу по полудни, поединок. Это место отстоит на расстоянии от города Пятигорска верстах в четырех, на левой стороне горы Машука, при ее подошве. Здесь пролегает дорога, ведущая в немецкую николаевскую колонию. По правую сторону дороги образуется впадина, простирающаяся с вершины Машука до самой ее подошвы, а по левую сторону дороги впереди стоит небольшая гора, отделившаяся от Машука. Между ними проходит в колонию означенная дорога. От этой дороги начинаются первые кустарники, кои, изгибаясь к горе Машухе, округляют небольшую поляну. - Тут-то поединщики избрали место для стреляния. Привязав своих лошадей к кустарникам, где приметна истоптанная трава и следы от беговых дрожек, они, как указали нам, следователям, гг. Глебов и князь Васильчиков, отмерили вдоль по дороге барьер в 15 шагов и поставили по концам оного по шапке, потом, от этих шапок, еще отмерили по дороге ж в обе стороны по 10-ти шагов и на концах оных также поставили по шапке, что составилось уже четыре шапки. Поединщики сначала стали па крайних точках, т. е. каждый в 10-ти шагах от барьера: Мартынов от севера к югу, а Лермонтов от юга к северу. По данному секундантами знаку, они подошли к барьеру. Майор Мартынов, выстрелив из рокового пистолета, убил поручика Лермонтова, не успевшего выстрелить из своего пистолета. На месте, где Лермонтов упал и лежал мертвый, приметна кровь, из него истекшая. Тело его, по распоряжению секундантов, привезено того ж вечера в 10 часов на квартиру его ж Лермонтова.
"При осмотре оказалось, что пистолетная пуля, попав в правый бок ниже последнего ребра, при срастении ребра с хрящом; пробила правое и левое легкое, поднимаясь вверх вышла между пятым и шестым ребром левой стороны и при выходе прорезала мягкие части левого плеча; от которой раны поручик Лермонтов мгновенно на месте поединка помер"
3 января 1842 года была получена Высочайшая конфирмация по военно-судному делу о майоре Мартынове, корнете Глебове и титулярном советнике князе Васильчикове: "Майора Мартынова посадить в крепость на гоубтвахту на три месяца и предать церковному покаянию, а титулярного советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить, первого за внимание к заслугам отца, а второго по уважению полученной им в сражении тяжелой раны".
Разумеется, все участник дуэли преекрасно знали, чем они рискуют, участвуя в дуэли в любой роли. Я предполагаю, что сама дуэль могла восприниматься продолжением шутки со стороны Лермонтова. Возможно, он заигрался настолько, что не видел разницы между литературным Печориным, способным управлять чувствами своими и манипулировать чувствами других героев романа, и самим собой, между Мартыновым и вымышленным Грушницким, поступки и мысли которого читал, как открытую книгу, в его романе Печорин. Возможно, привыкнув к тому, что всегда ему кто-то приходит на помощь, он рассчитывал, что конфликт разрешится сам собой. Но трудно представить себе, что дуэль эта была задумана как в романе, с незаряженными пистолетами, ибо отставной майор, ротмистр Мартынов - это не начинающий юнкер... Гадать бесполезно и непродуктивно. Как вспоминал князь Васильчиков, "15 июля часов в 6-7 вечера мы поехали на роковую встречу; но и тут, в последнюю минуту, мы, и я думаю сам Лермонтов, были убеждены, что дуэль кончится пустыми выстрелами и что, обменявшись для соблюдения чести двумя пулями, противники подадут себе руки и поедут... ужинать".
Два представителя российского дворянства, имевшие прекрасные возможности для реализации того, что было дано им поколениями предков, природой и обществом, имевшие способности и таланты, получившие хорошее образование, не обремененные нуждой и нищетой, в расцвете лет стрелялись на поединке. Их жизни были почти параллельными: оба писали стихи, оба учились в одной школе, оба были офицерами, оба ходили одними дорогами, оба в 1837 году поехали на Кавказ, оба в 1838 году вернулись с Кавказа в Петербург, оба потом вновь вернулись на Кавказ и осенью 1840 года участвовали в боях... Потом в летом 1841 года оба сошлись в Пятигорске, когда один вышел в отставку в звании майора, а другой, все еще поручик, в очередной раз нарушая воинскую дисциплину, развлекался и увлекся игрой настолько, что, спровоцировав дуэль, был убит другим в поединке в неполные 27 лет, после чего второй был предан военному суду.