Сибирский графит от финского купца француза Алибера
Если в начале 1840-х годов Фавст Петрович Занадворов своим капиталом и управлением делами купца Евфимия Андреевича Кузнецова помог ему стать золотопромышленником-миллионером, то уже после смерти Кузнецова Занадворов стал участником еще одного коммерческого успеха. Правда, как часто случается, его же потом спасённый им коммерсант и обвинил в недостаточном финансировании предприятия.
Но всё по порядку. В городке Монтобан на юге Франции в семье торговца сукном Алибера в 1820-ом году родился восьмой ребёнок, сын, названный Жан-Пьером. В четырнадцать лет отец отправил его к дяде в Лондон обучаться коммерческому делу на фабрике меховых изделий. Вскоре юноша отправился на заготовку пушнины в Россию. Он прибыл в Великое княжество Финляндское, в городок Тавастгус (сейчас Хямеэлинна).
Условия для коммерции ему показались привлекательными, и он, приняв российское подданство, записался в купечество, открыл магазин, в котором стал торговать французскими товарами. Через два года он стал «первостатейным тавастгусским купцом Иваном Петровичем Алибером» - то есть вел только оптовую торговлю по первой гильдии.
В семнадцать лет Алибер приехал в Петербург. Достоверных сведений о том, чем он занимался в Петербурге, нет, но легенды рассказывают, что он был главным поставщиком мехов при императорском дворе (!), учителем французского языка у графа Льва Алексеевича Перовского (!), а потом парикмахером, да не простым, а у самого цесаревича Александра Николаевича!
Наверное, он так плохо стриг цесаревича, что пришлось ему всё же заняться своим делом - коммерцией. В 1840-ом году Алибер получил разрешение на поездку в Сибирь. В течение трёх лет Иван Поетрович объездил всю Сибирь, побывал в Тобольске, Омске, Томске, Барнауле, Ачинске, Кузнецке, Киренске, Якутске, Верхнеудинске, Кяхте, открыл собственные галантерейные магазины в Иркутске и Красноярске.
Жан-Пьер Алибер во время странствий по Сибири в 1845 году. Гравюра с дагеротипа.
За время своих поездок Алибер свёл знакомства с чиновниками и купцами. Интерес его был направлен на золотодобычу. Он не только осмотрел целый ряд золотых приисков в Омской, Томской, Енисейской и Иркутской губерниях, ознакомился с технологией золотодобычи, работой плавильных заводов, транспортировкой золота, но и принял участие в самой добыче. Алибер вместе с Клишиным и Блиновым числился компаньоном в разработке Иннокентьевского прииска, основанного купцом Никитой Фёдоровичем Мясниковым на реке Большая Пескина в Енисейской губернии.
В своих многочисленных поездках Алибер познакомился с чиновником по особым поручениям Императорской Петергофской гранильной фабрики Григорием Маркиановичем Пермикиным, осуществлявшим в Саянах поиск месторождений камня для фабрики - лазурита и нефрита. Он-то и показал предприимчивому и общительному французу куски графита, добытые в районе Ботогольского гольца. Это полностью изменило жизнь Алибера, и главным делом его жизни стало не золото, а графит.
Ботогольский голец в настоящее время. Видно отверстие шахты рудника Алибера, куда спускаются любители-энтузиасты, сохранились следы двух параллельных дорог, которые использовались как ипподром.
Алибер практически все этапы своего пребывания в Сибири фиксировал в дневнике и рисунках. Эти рисунки, впоследствии выполненные гуашью им сами и/или неким неизвестным художником по имени Карл Вольф, были переплетены в прекрасный дорогой альбом, который сейчас находится в парижском Музее искусств и ремёсел.
Задняя обложка богато оформленного альбома Жан-Пьера Алибера об его пребывании в Сибири.
В отличие от наших щедрых музеев, позволяющих пользоваться общественным достоянием без ограничений, этот музей использование ограничивает и на изображениях, и так не самого лучшего качества, ещё ставит свой логотип. Обойти это крайне трудно, поэтому в некоторых случаях мне придётся использовать иллюстрации из альбома Алибера с логотипом Музея.
О существовании графита на Ботогольском гольце знали давно, ещё в XVII веке, но до этой истории никому не приходило в голову его как-то использовать.
Виньетки с видами сибирских путешествий на обложке альбома Алибера из Музея искусств и ремёсел в Париже.
Казачий офицер Иван Семёнович Черепанов в 1838-ом году служил приставом в Тунке. Однажды для местных охотников, оставшихся в промысловый сезон без свинца, Черепанов переплавил всё свинцовое, что можно было, даже снял покрытые медью свинцовые гири от настенных часов. Присутствовавшие при этом охотники-буряты решили, что Черепанов обладает способностью превращать медь в свинец.
Через какое-то время к нему приехал один охотник и попросил из руды сделать свинец, а то у них, как ни пробовали, свинец не получается. При этом он протянул Черепанову кусок ботогольского графита. Такова легенда.
Легенда легендой, но Черепанов действительно побывал на Ботоголе, отобрал куски графита и отправил их в Иркутск и Петербург. В Чремхово была попытка использовать графит для изготовления золотоплавильных тиглей, но для пробы графит был взят низкого качества, оказался непригодным, после чего в Иркутске махнули рукой на этот графит.
Алибер, понимающий возможную выгоду предприятия, взяв у Пермикина куски графита, отправился в Европу, чтобы изучить перспективы использования сибирского графита в карандашной промышленности. К тому времени наступил графитовый кризис, и цены на второсортный графит выросли до 400 франков за пуд. Английское Кумберлендское месторождение первосортного графита, шедшего на изготовление графитных карандашей, было выработано. Других источников для замены графита такого высокого качества не было.
Алибер дважды ездил в Европу для изучения технологии добычи графита и изготовления карандашей. Он посетил Англию, Бельгию, Швейцарию, Германию, родную Францию, где консультировался с французским минералогом Дифенуа, который признал образцы ботогольского графита истинным кладом для промышленности и науки.
Фрагмент карты Иркутского округа с изображением дорог, ведущих на графитовый рудник Жан-Пьера Алибера на Ботогольском гольце в Восточных Саянах. 1850-е годы.
К тому времени Черепанов вышел в отставку и приехал в Петербург, где представил в Министерство финансов образцы ботогольского графита с предложением зачислить месторождение графита в казну. Но это предложение не заинтересовало чиновников департамента Горных и соляных дел как в экономическом смысле бесперспективное, а Черепанову было предложено «извлечь из своего открытия такую пользу, какая ему заблагорассудится».
В Петербурге Алибер нашёл Черепанова и предложил ему продать право на месторождение за 300 рублей. Сделка ко взаимному удовольствию сторон состоялась.
Начало было положено, но предстояло самое трудное - превратить лежащий в недрах Ботогольского гольца графит в деньги. Для этого требовались деньги и труд. У Алибера был капитал, и он стал его вкладывать в новое дело. Приехав в Иркутск летом 1847 года, Алибер организовал поисковую экспедицию и с ней отправился на место своего графитового эльдорадо.
В начале сентября экспедиция приступила к шурфовке, а 16 сентября 1847-го года были обнаружены «знаки графита хорошего качества».
Праздник рабочих при открытии знаков графита хорошего качества 16 сентября 1847 года. Алибер стоит справа, рядом с ним собака.
Убедившись в наличии графита хорошего качества, Алибер в 1848-ом году получил официальное разрешение на добычу графита. Разрешение предусматривало десятилетнюю отсрочку от уплаты налогов при обязательстве ежегодной добычи не менее 100 пудов графита. Прииск был назван Мариинским.
В марте 1849-го года началась разработка рудника, на Ботогол отправилась разведочная экспедиция, были завезены устройства, механизмы и материалы для будущего прииска и строительства посёлка при нём.
Вид Хангинского пограничного караула и обоза следующего с припасами на Мариинский графитный прииск 18 марта 1849 года. Обоз следует по замерзшей реке Иркут, а пограничный пост, потому что рядом граница с Китаем (теперь с Монголией) (см. фрагмент карты выше)
Предполагалось, что на прииске будет работать не менее ста человек рабочих. Их всех нужно было устроить, поселить, кормить. Для этого требовалось создать посёлок и ферму, на ферме нужны были сельские работники, инвентарь, скот, и т.д. Четыре года на прииске шли горные работы, пробивалась шахта, обустраивался посёлок, создавались хозяйственные службы.
Вид графитного рудника Алибера на Ботогольском гольце.
К 1850-му году у Алибера закончились собственные деньги. Испытывая потребность в оборотных средствах, он обратился к Евфимию Андреевичу Кузнецову, который дал ему 35 тысяч рублей серебром.
Качество добытого на прииске графита не устраивало Алибера и добытый графит просто складывался в стены из графитных блоков. Впоследствии количество добытого графита не самого высокого качества на прииске было оценено в 7 миллионов пудов. Алибер искал графит наивысшего качества, так называемый «плюмбаго», или «черный свинец».
Золотопромышленник Кузнецов умер 26 сентября 1850-го года. Управлявший его делами Занадворов отказался дальше просто так финансировать предприятие, но был согласен составить с Алибером товарищество. По условиям учреждённого товарищества Занадворов становился вкладчиком, нёс риск убытков в пределах суммы внесённого им капитала, но не принимал участия в осуществлении товариществом предпринимательской деятельности.
Вид на шахту графитового рудника Алибера на Ботоголе.
Полученная Алибером от Занадворова сумма денег и позволила ему довести дело до коммерческого успеха. Как уже известно из предыдущих статей, при учреждении товарищества с Алибером Фавст Петрович не предполагал, что возникший осенью 1851-го года конфликт со свояком Булычёвым обрастёт разными другими обвинениями против него и превратится в уголовное дело продолжительностью в пять лет.
Только 3 февраля 1854-го года в «боковой выработке» шахты был обнаружен графит «действительно превосходнейшего качества». Алибер писал: «Открытый мной сибирский ботогольский графит, по свойственной ему крепкости, отлично распиливается во всю длину куска, по желанию, даже на самые тонкие части и имеет притом чрезвычайную плотность <…>, а потому будет употребляться, как и прежний знаменитый Кумберландский, в натуральном виде, и из него можно будет делать все виды карандашей …»
Тут следует отметить, что Алибер, не являясь горным инженером, маркшейдером, обязан был нанимать специалиста по устройству шахт, и таковой, скорее всего, был, не мог не быть, но никто не знает его имени, потому что вместо него всюду фигурирует только Алибер, который, кстати, продолжал отлучаться с прииска на продолжительное время. Историю пишут писатели, а не деятели!
Вид с гольца на ферму, пасущихся коров и реку Ботогол.
Всего Алибером, по его собственным утверждениям, было затрачено своих средств на горные работы и возведение рудника свыше 80 тысяч рублей серебром, от Кузнецова и Занадворова было получено 85 тысяч, но не стоит забывать, что говоря «от Кузнецова», мы должны понимать, что от Занадворова. Ведь именно Фавст Петрович занимался ведением всех кузнецовских дел, как до смерти золотопромышленника, так и после.
После нахождения графита качества «плюмбаго» Алибер начал активно рекламировать его в России. В 1854-ом году он выступил с докладом на заседании Сибирского отделения Императорского Русского географического общества. 21 января 1856-го года выступил с показом ботогольских материалов, включая образцы графита, карт, рисунков рудника и прочих иллюстраций на заседании Вольного экономического общества. В Москве он подарил образцы графита Московскому обществу естествоиспытателей.
Ботогольский графит сорта «плюмбаго»: слева обелиск высотой 37 см, подаренный Московскому обществу естествоиспытателей (сейчас в Геологическом музее Вернадского в Москве); справа графитовый брусок длиной 43,4 см из Парижского музея искусства и ремёсел.
Во время пребывания в Москве Алибер встретился со своим компаньоном Фавстом Занадворовым, который был полностью оправдан судом. Вероятно, они обсудили дальнейшие планы Товарищества. Но очевидно, что речь не могла идти о том, чтобы Занадворов построил карандашную фабрику в Москве, как пишут некоторые исследователи.
Во-первых, это не было предусмотрено положением о Товариществе, во-вторых, Фавст Петрович тогда перенёс разъезд с женой, значительно снизивший его финансовые возможности, поскольку Екатерина Занадворова отменила доверенность, данную ему на управление её долей в наследстве Кузнецова. Это, разумеется, не сделало Занадворова бедным, поскольку он умел наживать деньги и имел капитал отдельно от жены. А в-третьих, этому утверждению противоречит дальнейшее поведение самого Алибера, который из Москвы отправился в Европу, где стал широко рекламировать своё открытие высококачественного графита сорта «плюмбаго» и искать возможности его сбыта.
Активные поиски сбыта графита закончились подписанием в декабре 1856-го года Алибером от лица Товарищества договора на поставку графита с Лотаром Иоганном Фабером, крупным немецким промышленником, специализировавшемся на производстве карандашей. Договор был монопольным.
Вид фермы и дороги, ведущей на графитный рудник Алибера.
По этому договору «Товарищество Алибера и Занадворова» обязывалось поставлять Ботогольский графит только Фаберу и его наследникам. До 1861 года необходимо было поставить на фабрику Фабера 2500 пудов графита первого и второго сорта. Разрешалось прислать до 10 000 пудов. За каждый фунт графита Фабер обязался платить 10 франков.
Фабер брал обязательство ежегодно продавать 1000 гроссов карандашей из натурального сибирского графита. Один гросс - это 144 карандаша. При достижении высокого качества карандашей им предполагалось довести ежегодную продажу до 5 или 10 тысяч гроссов и более.
Фабером была сделана рекламная партия карандашей в количестве 3000 штук и роздана видным художникам. Но это он делал за собственный счёт. Товарищество обязано было поставлять графит заявленного качества.
Гравюра с изображением карандашной фабрики Фабера.
На руднике при добыче графит сортировался, распиливался и укладывался в кедровые ящики по 5-6,5 пудов каждый. Графитовые обозы шли только зимой по льду рек Ботогол, Хончен, Урик и Белая до села Голуметь. От Голумети до Московского тракта было 50 вёрст. По Московскому тракту обоз шёл до Петербурга, а оттуда морем отправлялся в Германию на фабрику Фабера.
Свои обязательства Товарищество перевыполнило, поставив Фаберу уже в 1859-ом году 2530 пудов 26 фунтов графита. Стоимость поставленного графита составила 225 995 рублей серебром. Расходы на транспортировку графита составляли 6,8 рублей на пуд графита, или более 17 тысяч рублей серебром за весь груз.
Занадворов отказался дополнительно вносить деньги в Товарищество за доставку графита в Германию, поскольку прибыль Товарищества предполагалась только после продажи карандашей. Тогда Алибер взял кредит в банке, но решил избавиться от своего компаньона.
Для переговоров с Занадворовым в конце 1858-го года он обратился к Дмитрию Ефимовичу Бенардаки, но предложенные Алибером отступные в 100 тысяч рублей не устроили Занадворова. У успеха всегда много друзей и товарищей. Когда Алибер нуждался в деньгах, от которых зависело всё его дело, именно Занадворов финансировал работу рудника. Он вложил 85 тысяч рублей, ждал несколько лет, а когда возникла вероятность получения прибыли, ему предлагали выйти из дела!
Жан-Пьер Алибер, русский «сибирский» раздел Всемирной выставки 1889 года в Париже. Фотограф Надар (мастерская). Слева в стеклянном стенде находятся два альбома Жан-Пьера Алибера: На память о моих путешествиях в Сибири и На память о моих путешествиях в Китай.
Первая прибыль была получена в 1861-ом году. Алибер рассчитался с Занадворовым и кредиторами. К тому времени он уже жил во Франции. Уезжая в 1859-ом году в Петербург, он сделал все распоряжения, раздал скот, выплатил зарплату рабочим. Предполагалось, что он уезжает на время, но он так больше и не вернулся на свой рудник.
Карандаши производства Фабера с сибирским графитом твёрдости 6В - самым чёрным из возможных.
Графита, поставленного к лету 1859 года на фабрику Фабера, достаточно было для производства 26 миллионов карандашей. Один карандаш фирмы A.W.Faber стоил 20-25 копеек. Сколько графита было поставлено на фабрику сверх обязательного количества после отъезда Алибера из Ботогола, неизвестно, но его рудник продолжал работать до 1861-го года. Очевидно, что Фабер от сделки получил миллионную прибыль, и не только это: он получил известность как производитель карандашей из лучшего сибирского графита.
Существовало обязательство со стороны Фабера продавать определенное количество карандашей в год. От этих продаж Товарищество тоже должно было получать доход. Но Фабер в первые годы не выполнял этих обязательств. Карандаши из сибирского графита ценились высоко, имели спрос, получали золотые медали на выставках. У Алибера возникло подозрение, что вместо высококачественного графита Фабер стал под маркой «Сибирский графит из месторождения Алибера» продавать карандаши из графита низких сортов.
Графитовый стержень из ботогольского графита для карандаша фирмы A.W.Faber
Рекламная этикетка карандашей: «Графит Алибера. Превосходит другой графит в качестве. Золотая медаль 1867 г. Дом А.В. Фабера изготавливает из этого графита лучшие карандаши, их отличительная черта - двойная надпись золотыми буквами. Сибирский графит из рудника Алибера - Производство А.В. Фабера»
Жан-Пьер Алибер в 1875-ом году подал иск в Коммерческий суд Парижа, обвинив Фабера в нанесении ему невосполнимого материального и морального ущерба. Суд в 1876-ом году встал на сторону истца и обязал ответчика выплатить Алиберу компенсацию в сумме 832 тысяч франков, что составляло 208 тысяч рублей серебром, уже за вычетом его долгов в Сибири (75 тысяч франков). Кроме того, Фабер обязан был платить Алиберу пожизненную ренту 10 тысяч франков в год. Компенсация была получена Алибером в 1878-ом году.
Ботогольский графит в карандашах A.W.Faber - самый черный и самый чистый.
Конечно, в белых перчатках большие дела не делаются, и обычно те, кто организуют великие предприятия, не являются белыми и пушистыми. Однако от таких людей всё же ожидаешь, что великие свершения не помешают им оставаться справедливыми в оценках своей роли и быть благодарными тем, без чьей своевременной и очень важной помощи эти предприятия совсем не могли бы осуществиться. Справедливое и благодарное отношение к партнёрам, компаньонам, просто случайным людям, под чьим влиянием совершился судьбоносный поворот, вызывает уважение к героям и ценится особенно.
Жан-Пьер Алибер написал много статей, публикаций, участвовал в разных выставках, выступал на разных мероприятиях как единственный открыватель Ботогольского графита. Никто из всех тех многих людей, от кого зависели судьба его коммерческого успеха и известность, не удостоился ни единым словом благодарности от него.
В 1869-ом году Иван Петрович Алибер написал письмо губернатору Иркутска, в котором сообщал, что передаёт свой рудник казне, а в том, что он прекратил добывать графит и уехал из Сибири, обвинил Занадворова, якобы не исполнившего свои обязательства перед Товариществом. А ведь Занадворов внёс в складочный капитал Товарищества денег даже больше, чем сам Алибер!
Кроме добычи графита, Алибер добывал нефрит, который продавал в Китай, и привозил в Иркутск технику для снятия дагеротипов - этим увлекались жившие в Иркутске декабристы. Несмотря на высокую цену этой техники, она очень быстро распродавалась. Так что, возможно, что сибирские долги в сумме 75 тысяч франков, которые по суду выплатил за Алибера Фабер, образовались уже по другим его коммерческим делам.
У Занадворова не было долгов. Он завещал по смерти своей больше 120 тысяч рублей на развитие образования в Сибири.