Ещё один детский портрет
Два года назад завершилась реставрация одной из картин работы замечательного русского художника Дмитрия Левицкого из собрания Государственной Третьяковской галереи. Это детский портрет, созданный им в 1789 году по заказу помещика Петра Матвеевича Нестерова. На нём художник запечатлел незаконнорожденного сына Нестерова - Фавста Петровича Макеровского.
Нестеровы, возможно, находились в родстве с князьями Ромодановскими. Отец Петра, Матвей Васильевич Нестеров, в молодости служил денщиком у князя Александра Меншикова, а затем был смотрителем заповедных лесов.
Пётр Матвеевич Нестеров был записан в 1754 году капралом в гвардию. Фавст родился в 1780 году. Отец его за чинами и карьерой не гнался и вскоре вышел в отставку в чине лейб-гвардии прапорщика.
Имя Фавст происходит от латинского Faustus - удачливый, а в культурном обиходе это хорошо знакомый нам Фауст. Фамилия Макеровский была создана от французского «mon coeur», что в переводе означает «моё сердце». «Mon coeur» (мо*н*кер с носовым звуком *н*) на русском провинциальном французском диалекте звучало как «макер» с ударением на «е».
Получается, что другой помещик, Иван Алексеевич Яковлев, кстати сосед Нестерова по имению в Звенигородском уезде Московской губернии, не был большим оригиналом, дав своему незаконнорожденному сыну Александру в 1812 году фамилию Герцен (от немецкого herz - сердце), что означало по смыслу почти то же, что и Макеровский, только на немецкий лад.
Первые годы после рождения сына Пётр Матвеевич Нестеров жил ним и своей незамужней сестрой Акулиной Матвеевной в одном из своих имений - в селе Константиново Вязниковского уезда Владимирской губернии. Именно там Фавст провел раннее детство. О своей тётке он вспоминал: «Она с малолетства меня любила, утешала, и ни одна нежная мать не может более привязанности к своему сыну показать. Ей я обязан, что не сделался негодяем, ее советы виною теперешнего моего благополучия».
Нестеров смог сделать своего незаконного сына дворянином. Один из путей был через польское шляхетство. Мальчика обычно приписывали к полку с рождения как представителя польской шляхты, который имел льготы при выслуживания дворянства. Способ был рискованный - за это могли наказать, но бывший в ходу. Пожалованный дворянством сын «покупал» у своего отца его имения. Через такую безденежную «покупку» наделил Костромским имением Иван Яковлев своего незаконного сына Александра Герцена.
Когда пришла пора учить сына, Нестеров отвёз его в Петербург, где «милый, обожаемый Фавстинька», как называл его отец, воспитывался в семье видного дипломата екатерининских времён, задушевного друга Нестерова - Якова Ивановича Булгакова, действиям которого Россия в значительной степени была обязана приобретением Крыма. Он успешно защищал русские интересы в Константинополе: добился заключения торгового соглашения с Турцией в июне 1783 и подписания акта в декабре 1783 о присоединении к России Крыма, Тамани и кубанских земель.
У Булгакова было два сына: Александр, 1781 и Константин, 1783 года рождения. Оба сына были незаконнорожденными, они появились на свет в Константинополе от внебрачных отношений отца с француженкой Катериной Любимовной Имбер, впоследствии вышедшей замуж за известного врача Александра Михайловича Шумлянского.
В 1790 году за особые заслуги по велению императрицы Екатерины II внебрачные сыновья Якова Булгакова получили потомственное дворянское достоинство с фамилией и гербом Булгаковых.
В 1789 году Нестеров и заказал художнику Левицкому портрет сына.
Дмитрий Григорьевич Левицкий. Портрет Фавста Петровича Макеровского в маскарадном костюме. 1789 год. Холст, масло. Размеры 89 х 118.3 см. Государственная Третьяковская галерея.
Дружба Фавста Макеровского с братьями Булгаковыми, известными почтмейстерами двух столиц российских, длилась всю их жизнь. Как писал впоследствии Александр Яковлевич, «Мы всегда почитали Фавста третьим братом нашим... отец любил его как сына».
В 1800 году Фавст осиротел - умер Пётр Матвеевич Нестеров: «Я самый несчастнейший человек - лишился нежнейшего родителя в таких летах, когда в советах его более всего имел нужды. Из всех родных имею только тетку, а прочими без всякой вины ненавидим».
Родные «ненавидели» его за то, что отец и его сестра, Акулина Матвеевна Нестерова, оставили ему четыре небольших имения, дом в Москве в Плетешках близ Елоховской церкви и капитал. Одно из имений «сельцо Преображенское, Петелино тож», находилось в Звенигородском уезде Московской губернии. В конце XVIII века оно принадлежало также его тётке Акулине Матвеевне Нестеровой.
Нестеров возвел там помещичью усадьбу и разбил парк с прудами и оранжереями, а также насадил фруктовый сад. Кстати, сад этот намного пережил своих помещиков и просуществовал до середины XX века.
Фавст после смерти отца поселился в Петелине и завёл там оркестр из крепостных. В 1807 году по протекции своего приятеля и сверстника Александра Ивановича Тургенева Макеровский поступил на службу в Горный департамент. С перерывами его судьба будет связана с этим учреждением до отставки на пенсию в 1843 году.
Грозу 1812 года Макеровский встретил, будучи в чине майора адъютантом для особых поручений при московском военном генерал-губернаторе графе Фёдоре Васильевиче Ростопчине. Нашествие армии Наполеона лишило его имения, расположенного на пути следования полчищ, сгорел московский дом в Плетешках. Он уехал в своё Пензенское имение деревню Малые Березники, где познакомился с соседкой Софьей Сергеевной Мосоловой.
Надо сказать, что Макеровский, как и его отец, был мал ростом, а Софья Сергеевна оказалась ему под стать. Особенно приятен мне стиль их переписки:
Макеровский: «Я не столь достоин, а способностей и вовсе не имею, чем же я могу понравиться. Я много имею странностей, которые при всем моем желании никак искоренить не могу... Мое желание есть видеть вас щастливою, трепещу, что в сем не успею...».
Софья: «Мущины ко мне всегда были почтительны и учтивы, даром что не любили со мной танцевать, может быть оттого, как я мала ростом, казалась им за ребенка и стыдились...»
«Бог не оставит меня своей милостью, даст мне силы быть верною женою, доброй матерью и хорошею гражданкою... когда ты перьвый раз приехал, ты меня не знал и я тебя нигде не видела, но ты только ногой вступил в дверь - я против нее сидела и рисовала, - у меня так сердце сильно забилось, что я карандаша в руке не могла удержать и до сих пор не могу понять, отчего такое волнение во мне сделалось и тогда я тебе все мое сердце отдала, посвятила себя для тебя единственно жить и тебя до последней секунды моей жизни вечно и неизменно любить».
Отец Софьи, отставной генерал-майор Сергей Иванович Мосолов, оказался застигнутым французами в московском доме из-за болезни и сильно пострадал: дом сгорел, а сам он ограбленный остался в одной рубашке, да ещё руку «изрубили» за то, что не давал сапоги снять.
Венчались Фавст с Софьей в Малых Березниках, в церкви, отстроенной Макеровским. Впоследствии они переехали жить в Петелино, но в 1815 год их семья встречала уже с маленьким сыном Петрушей. В Петелино к ним приехал и отец Софьи - отставной генерал.
Макеровский вернулся на службу в Горный департамент. Для простоты по службе его иногда называли Феоктистом - также он именован в качестве домовладельца в Плетешках, где сожженный в пожаре 1812 года дом был им восстановлен.
К 1821 году в семье было уже пятеро детей - три сына и две дочери. Император Александр I через ходатайство друга детства Константина Булгакова назначил Фавста Петровича начальником Горного департамента в Москве.
Брак супругов Макеровских был счастливым. Их приветливый дом посещали многие видные особы, а круг дружбы Фавста Петровича был широким: туда входил и дядя поэта Василий Львович Пушкин, и князь Николай Борисович Юсупов, и фабрикант-миллионер Иван Назарович Рыбников.
Макеровский овдовел в 1823 году. Эту утрату он переживал долго и трудно. В 1824 году он писал: «Вот уже год, как милого друга нет на свете, очень грустно и тяжело, такая тоска, что существование в тягость, не знаю, куда деваться, все наскучило и все окружающие предметы становятся равнодушны. Бог знает, что будет».
Сам он умер в 1847 году в возрасте 67 лет. При нём был друг - Александр Яковлевич Булгаков. Похоронили Макеровского рядом с женой на кладбище Андроникова монастыря; оно было уничтожено большевиками в 1934 году.
Вернёмся к портрету работы Левицкого. Он висел в доме Макеровского на почетном месте в семейной галерее и после его смерти передавался по наследству.
Неизвестный фотограф. Выставка русских исторических портретов в Таврическом дворце. 1905 год.
В 1905 году портрет был отобран Сергеем Дягилевым для участия в «Историко-художественной выставке русских портретов», устроенной в Таврическом дворце, где было выставлено 2308 произведений почти 400 художников, принадлежавших 500 владельцам. Многие работы никогда не покидали до этого домов своих владельцев.
В 1914 году правнук Фавста Макеровского, Н.С. Гаврилов, продал портрет Третьяковской галерее. Была проведена реставрация портрета. Выявлено было, что холст состоит из трех частей, и на этом основании возникло предположение, что часть портрета написана не Левицким.
Несколько позже, в 1916 году, один из работников галереи, Александр Митрофанович Скворцов, в книге «Д.Г. Левицкий» оставил искаженное описание картины, которое было перепечатано много раз многими:
«Почти страшно это неживое, фарфоровое маленькое лицо и пустой, невидящий, бесконечно усталый взгляд безжизненных глаз. Несчастный карлик, одетый в живописный костюм XVII столетия, стоит на фоне черного разорванного неба, как символ бездушной пустоты умирающего галантного века. Кто он? Кем был в жизни?»
Скворцову вторила Наталья Михайловна Гершензон-Чегодаева уже в 1964 году в книге «Дмитрий Григорьевич Левицкий»:
«Фигуру мальчика или карлика-юноши он [Левицкий] представил на фоне пустынного ночного ландшафта, который, очевидно, по замыслу автора должен был выразить чувство тревоги, отвечающее настроению изображенного персонажа».
И современное: он стоит «в пестром маскарадном костюме, в прихотливой позе, на боку - огромный бант. Все это с целью скрыть непропорциональности сложения и малый рост».
Трудно сказать, что двигало этими людьми, когда они это писали. Нельзя понять, как они все эти «ужасы» смогли увидеть на портрете ребёнка, какими глазами смотрели на него.
Такие высказывания искусствоведов отвратительны желанием навязать свои болезненные впечатления другим людям. Люди бывают низкорослыми, имеют нормальный рост, бывают великанами, имеют непропорциональное телосложение, природа наделяет их присущими им характерными чертами... Это естественно. Видимо, искусствоведы этого не знают.
Если смотреть портрет, не читая таких описаний, не знать, что Макеровский, как и другие Нестеровы, был низкорослым, то не видишь «фигуры карлика», нет «чувства тревоги изображенного персонажа», нет и «пёстрого костюма».
Есть детский портрет мальчика в карнавальном костюме. Всё остальное надумано искусствоведами. Детей наряжали в карнавальные костюмы не для того, чтобы под ними что-то скрыть, и уж точно бантом низкий рост и непропорциональность телосложения скрыть вряд ли можно. Что касается пейзажа, то в этом портрете Левицкий вышел за привычные рамки и вместо обычно изображаемых им фоном интерьеров, изобразил мальчика на фоне природы.
Последняя реставрация с применением новых технических средств и возможностей доказала, что вся картина, в том числе и на приставленных кусках холста, была выполнена рукой Дмитрия Григорьевича Левицкого.
* * *
С именем Фавста Петровича Макеровского связана судьба еще одного незаконнорожденного сына - он родился в московском доме Макеровского в Плетешках у Елоховской церкви. Случилось это 1 сентября 1824 года. Об этом сообщает запись в метрической книге в одном из дел Государственного архива: «в доме коллежского советника Фавста Петровича Макеровского живущая иностранка Анна Францова Дубовеер родила незаконного сына Николая». Восприемником Николая был «московский Военный губернатор князь Дмитрий Владимирович Голицын».
Это был незаконнорожденный сын Павла Николаевича Демидова, наследника Уральских заводов, который тогда служил под начальством Голицына. Матерью ребёнка была француженка Аннет Боден (Annette Baudin), происходившая из семьи «торговцев металлом и демидовских комиссионеров по сбыту меди» - Торговый дом «Братья Боден и Ко» из Лиона.
Адам Тадолини. Портрет неизвестной, предположительно, Аннет Боден. Около 1830 года. Продан с аукциона в 1969 году. Местонахождение неизвестно.
Факт рождения незаконного сына - явление почти заурядное. У родителей Демидовых, у каждого были внебрачные дети. У матери их было двое - сын и дочь, у отца известен один сын.
Скульптору Тадолини в 1830 году Павлом Демидовым было заказано два портрета: портрет жены (а он тогда не был женат) и портрет сына: «Паоло, старший сын графа Демидова, заказал ему бюст своей супруги, а также бюст их маленького сына по цене 100 луидоров, то есть 440 скудо за каждый <…>. Позднее, в 1836 году, он заказал еще один маленький бюст сына, <…> и заплатил 50 луидоров, или 220 скудо».
Начало этого романа относится к 1820 году - об этом свидетельствует активное обсуждение влюблённости Павла Демидова в переписке между его отцом, Николаем Никитичем Демидовым, с разными людьми с целью воспрепятствовать браку сына с француженкой. Рождение сына, наречённого в честь него Николаем, тоже не смягчило его отношения к этому браку.
Отец Демидов Павлу жениться на Аннете не позволил. После смерти отца в 1828 году Павел мог жениться по своей воле, но почему-то не женился - расхотел. А к концу своей недолгой жизни он женился на фрейлине императрицы Авроре Карловне Шернваль.
Павел Николаевич Демидов был долго увлечён Аннет Боден и был привязан к сыну. В 1833 году по его заказу скульптором Христианом Даниэлем Раухом была выполнена скульптура Николая Дубовеера (Демидова).
К сожалению скульптура мальчика находится в Музее изящных искусств Марселя, сайт которого недоступен - Франция является активным блокировщиком доступа российских пользователей интернета к своим ресурсам. Сейчас есть только некачественная фотография этой скульптуры из каталога продаж демидовский произведений искусства на аукционе 1969 года:
Христиан Даниэль Раух. Молящийся мальчик (Николай Демидов). Каталог аукциона 1969 года.
Скульптура мальчика с молитвенно сложенными руками была выполнена Раухом в 1833 году и доставлена при участии французского скульптора Давида д’Анже в Париж, после чего «необычайно красиво выставлена в салоне мадам Боден».
Трудно сказать, являлась ли основой для создания скульптурного портрета Николая Дубовеера (Демидова) скульптура Рауха «Ребенок с чашей», находящаяся сейчас в собрании Эрмитажа, но некоторая похожесть есть.
Христиан Даниэль Раух. Ребёнок с чашей. Мрамор. Высота 90 см. Государственный Эрмитаж.
Павел Николаевич Демидов включил своего незаконного сына в своё завещание, cоставленное в 1835 году, также он обратился в опекунский совет Петербургского Воспитательного дома:
«По особому расположению к воспитаннику моему Николаю Павлову сыну Демидову назначаю я в пользу его капитал, могущий выручиться из продажи количества трех сот тринадцати тысяч пудов полосного железа Нижнетагильских заводов <…> с тем, чтобы он, воспитанник мой, после кончины дней моих, воспользовался половиною сего капитала, с могущими на оный с течением времени нарастать процентами, а другую половину оного получила бы в то же время воспитательница его, французскоподданная госпожа Аннета Боден».
Как видно из воли Павла Демидова, он считал Николая вправе носить фамилию Демидов. Но после его смерти Николаю в этом было отказано. Также длительные разбирательства по поводу оставленного Демидовым своему незаконному сыну Николаю наследства затеяла законная вдова Демидова - Аврора Карловна. Не понимаю, что ею двигало. Разве ей было жалко демидовских денег, которые швыряли куда попало без счета, но только не бедному незаконному сыну?
* * *
Теперь, покупая продукты из курицы марки «Петелинка», не могу не вспомнить о судьбе Фавста Петровича Макеровского - ведь это его имение Петелино, где жил он с семьёй, где на стенах дома висела семейная коллекция картин и среди них - портрет работы Левицкого .