У Достоевского в романе «Бесы» в рассуждениях инженера Кириллова представлена философия самоубийства. Писатель очень правильно и точно выбрал для этой роли представителя рациональной профессии - прагматика-инженера, у которого выстроена «логичная» система.
Логика способна загнать сознание в тупик, из которого выйти может только здоровое сознание. Основоположник психологии личности Уильям Джеймс назвал самоубийство «болезнью развитого интеллекта».
Начало XX века после поражения в России в русско-японской войне ознаменовалось разразившимся кризисом морали, ростом психической патологии в российском обществе, выразившемся в существенном увеличении числа людей, решивших добровольно уйти из жизни. Возможно, поражение в войне и стало спусковым крючком этой «эпидемии самоубийств» в России.
Еще в конце XIX века страна занимала одно из самых последних мест в Европе по количеству случаев суицида, и вдруг новый век резко изменил ситуацию. Важным фактором в череде прочих, послуживших причиной общественной депрессии, можно считать кризис православной церкви, являвшейся в Российской империи государственным органом нравственности и морали.
Если в прежние времена церковь запрещала хоронить самоубийц на кладбищах, то к началу нового века священники уже отпевали самоубийц, если они относились к «культурному» сословию - интеллигенции или дворянству. Стали разрешать отпевать и хоронить по церковному ритуалу, если самоубийство было «со справкой», то есть, оно по мнению доктора, было совершено в состоянии душевного расстройства.
Такие справки легко было достать при наличии денег. Андрей Белый в книге «Начало века» рассказывал, что когда умер брат философа Владимира Сергеевича Соловьева, Михаил Сергеевич Соловьев, то его жена после его смерти сразу застрелилась, но близкими было решено супругов похоронить вместе, в одной могиле. Доктор Усов послал Андрея Белого «к Рачинскому, занимающему ответственное место в губернском правлении, чтобы он повлиял на полицию затушевать самоубийство», и «Рачинский... устроил с гробами, что надо!»
Рост числа людей, решивших свести счеты с жизнью, обращал на себя внимание, да и как было не заметить этого роста, если газета «Биржевые ведомости» регулярно публиковала сводки удачных и неудачных покушений российских граждан на свою жизнь, а внимательный читатель мог заметить, что «армия добровольных смертников становится с каждым днем все значительнее и больше, и эти обреченные окружают нас со всех сторон и влияют на нашу жизнь».
«Эпидемия самоубийств» в России случайно или нет, но по времени совпала с усилением роли авангардистских течений в искусстве и литературе. Авангард зародился во Франции и предшествовал Великой французской революции.
Основателем французского утопического социализма, Сен-Симоном, именно художнику, человеку искусства как носителю свободного и неограниченного воображения, отводилась главенствующая роль в политических и социальных процессах, отсюда вытекало «прогрессивное» значение всего, что можно было обозвать искусством. Это авангардистское стремление к ликвидации границ между искусством и жизнью привело к возникновению «искусства ради искусства». Собственно, в этой парадигме мы продолжаем жить в настоящее время.
Лично я считаю, что дегуманизация искусства является основой для всех видов «идиотизма» и всегда чревата тяжкими социальными последствиями. Бытовое поведение носителей искусства в России начала XX века стало отвечать их авангардистским устремлениям, нередко характеризовавшимися полной утратой понимания грани между искусством и жизнью.
«Эпидемия самоубийств» не могла миновать русских литераторов и поэтов. Даже трудно сказать, что было первичным, поскольку литература и поэзия, пропагандировали «культуру» самоубийства. И не только пропагандировали, но сами поэты пытались свести счеты с жизнью становясь «апостолами» суицида: некоторые неоднократно безуспешно пытались, другие с успехом заканчивали жизни самоубийствами.
Тот самый период в русской поэзии, который впоследствии стало принято называть «серебряный век», характеризовался крайне высоким числом самоубийств или попытками самоубийств, в том числе среди тех, кто был представителем этого самого «серебряного века». Практически невозможно найти «нормального» поэта. Все были поражены.
Константин Бальмонт в 1880-е годы.
Так, например, один из самых ярких представителей этой поэтической эпохи, поэт-символист Константин Бальмонт, первую попытку суицида предпринял в 1890 году. Об этом происшествии сообщала заметка в газете «Русские ведомости» за 14 марта 1890 года:
«Вчера в доме Полякова, на углу Тверской и Леонтьевского переулка, выбросился из окна второго этажа во двор, с высоты 15 аршин, проживающий в том же доме, в номерах «Мадрид», студент Ярославского Демидовского юридического лицея Константин Дмитриевич Бальмонт.
Произошло это при следующих обстоятельствах: Бальмонт давно уже страдает нервным расстройством, от которого он лечился даже на Кавказе, где он, между прочим, поправился. Но когда он снова стал заниматься, душевная болезнь у него проявилась снова, и он приехал в Москву для лечения в водолечебном заведении Редлиха.
В номерах «Мадрид» он проживал вместе с своей женой. Вчера, в день происшествия, он мирно сидел в обществе жены и товарища в своем номере. В то время, как жена и товарищ несчастного беседовали, Бальмонт чертил что-то у письменного стола. Это было после полудня. Вдруг он поднялся с своего места и вышел в коридор, на что сидевшие с ним не обратили внимания. Не прошло и пяти минут, как им сообщили, что Бальмонт выбросился из окна.
Несчастный, выйдя в коридор, подошел к окну и, видя, что кругом его никого нет, бросился вниз. Его подняли с переломом руки и ноги. По доставлении его в Ново-Екатерининскую больницу, врач нашел повреждения тяжелыми, хотя и неопасными для жизни, если только не обнаружится других, более серьезных повреждений, как сотрясение мозга и т. п.
Бальмонту 28 лет. На письменном столе, за которым он сидел за несколько минут до покушения на самоубийство, нашли три записки: на имя жены, властей и товарища. В записках он просит в своей смерти никого не винить и жалуется на невыносимые головные боли, побуждающие его расстаться с жизнью».
Петр Шумов. Портрет поэта Константина Бальмонта. Париж, 1920-е годы.
Как известно, после этого Бальмонт еще раз проделал тот же фокус - выбросился из окна в 1909 году с тем же результатом, то есть вновь безуспешно. Кстати, такой же фокус проделал в ссылке в Чердыни и Осип Мандельштам: выбросился из окна, отделавшись только переломом ноги.
Из этих «выбрасываний» получился «водевиль с самоубийством», хорошо показанный в фильме «Неоконченная пьеса для механического пианино», поставленном Михалковым по мотивам Чехова, когда надрыв Гамлета-Чацкого-Платонова оканчивается прыжком с обрыва на отмель и жалобами «Я упал, я ударился...»
Но при столь частых самоубийствах подобная комедия случалась все же нечасто, если, конечно, не считать саму попытку войти в историю поэзии не посредством творчества, а через нелепую псевдотворческую смерть. Такая попытка, при всей трагичности конца, горечь и сожаление может вызвать разве что у близких, а с точки зрения поэзии значение имеют стихи, а не психические отклонения автора.
Поэтов захлестнула волна самоубийств. Редко можно найти психически здорового поэта «серебряного века», не пытавшегося совершить суицид. Многие и остались в истории поэзии тем, что они самоубились.
Люди стремились превратить собственную смерть в акт эпатирующего «творчества» - создать себе «памятник нерукотворный». Ярким примером тому был «эгофутурист» Иван Игнатьев, задумавший после свадьбы зарезаться бритвой. Легенда об его самоубийстве стала системообразующей для петербургского авангарда.
Миф и легенды неопровержимы. Выпустившись в мир, они начинают жить своей жизнью, часто вовсе не связанной с предметом, героем мифа. Для акмеистов сакральной была фигура графа Василия Комаровского, страдавшего приступами безумия. Согласно легенде Комаровский покончил собой, но на самом деле безумие поглотило его, и он умер «от паралича сердца в припадке буйного помешательства».
Поэт-символист Алексей Лозина-Лозинский страдал припадками безумия в сочетании с тягой к самоубийству. Он совершил за свою жизнь несколько попыток самоубийства. Оба эти патологические состояния у него были связаны с процессом письма, и он записывал свое помешательство и предсмертные ощущения от принятия большой дозы морфия.
Стремления поставить безумие на службу творчеству и искусству, желание расширить грани безумия стало ключевой темой русского авангарда.
В заметке о первом падении из окна Константина Бальмонта в 1890 году в Москве упоминается место, где он этот акт совершил - дом Полякова, на углу Тверской и Леонтьевского переулка. В настоящее время это адрес Леонтьевский переулок, дом 26 - остаток усадьбы князей Шаховских конца XVIII - начала XIX века.
Справа от дома генерал-губернатора на Тверской улице через Леонтьевский переулок находился дом Полякова, где были номера "Лувр" - фасадом на Тверскую улицу, и "Мадрид" - фасадом в переулок.
Двухэтажное здание, уже существовавшее в 1802 году, представляло собой основу существующего дома. Правда, часть дома, выходившая на Тверскую, в 1930-х годах при расширении улицы была уничтожена, но не весь дом.
С 1880-х годов дом принадлежал банкиру Лазарю Соломоновичу Полякову, считавшему: «Деньги созданы для дураков. Вексель - вот инструмент. Чтобы что-нибудь сделать, денег не нужно». Подробнее о
Поляковых я уже писала.
Вплоть до революции здесь располагались знаменитые меблированные комнаты «Лувр» и «Мадрид». Бальмонт останавливался в «Мадриде». Также здесь в 1890-е годы бывал и А.П. Чехов, скорее всего, знавший историю с падением из окна Бальмонта.
У Лазаря Соломоновича Полякова был внучатый племянник, Виктор, который тоже был поэтом. Это какой-то генетический казус, когда в семьях совершенно жестких прагматиков рождаются чрезмерно утонченные, эмоциональные и легкоранимые дети. Примером тому - Василий Петрович Боткин, старший сын торговца чаем,.. и многие другие.
Виктор Поляков родился в Харькове в 1881 году. Там работал его отец, Лазарь Яковлевич Поляков, инженер, окончивший в 1875 году Институт путей сообщения. Мать Виктора, Анна Анисимовна, урожденная Рафалович - из семьи одесских банкиров, была замужем вторично. В первом браке она была женой английского подданного Эдуарда Леонино, умершего в 1879 году в Одессе. В семье было семь детей, из них пятеро сыновей.
Виктор Лазаревич Поляков. Фотография около 1905 года.
Виктор Поляков окончил 3-ю гимназию в Санкт-Петербурге в 1900 году и в том же году поступил на юридический факультет университета. В университете он вошел в круг поэтических студентов, в 1902 году под руководством приват-доцента Никольского организовавших поэтический кружок.
Имена некоторых из них станут впоследствии известными: Александр Блок, Александр Кондратьев, Валентин Анненский (Кривич), Дмитрий Фридберг, Леонид Семенов.
Стихи этих поэтов вместе со стихами Виктора Полякова под редакцией приват-доцента Б.В.Никольского в книге «Литературно-художественный сборник. Стихотворения студентов Имп. Санкт-Петербургского университета» были изданы в 1903 году. Именно в этом сборнике впервые увидели свет стихотворения Александра Блока.
Сборник, в котором были напечатаны стихи Блока, Кондратьева, Полякова.... и других студентов Санкт-Петербургского университета. Редактировал сборник приват-доцент Борис Владимирович Никольский.
Собрания поэтов проходили на квартире Александра Кондратьева, бывшего другом Полякова. Блок о Полякове упоминал: «С этим печальным, строгим, насмешливым, умным и удивительно привлекательным юношей я встречался за несколько лет до его смерти у одного из наших общих литературных приятелей. Он много молчал, а когда говорил, это было (или казалось нам тогда) очень остро и метко.
В Полякове дремала, кажется, настоящая злоба, какие искры подлинного, поэтического, неведомо на что направленного восторга вспыхивали на его красивом и нежном лице. Впрочем, он был страшно скрытен и не любил, когда замечали движения его души. Кроме того, все, что дремало в нем было подернуто глубокой усталостью - не знаю, старческой или нет; скорее - в этой усталости было предчувствие смерти, о которой он так много говорит в стихах».
Друг Виктора Полякова Александр Кондратьев в 1900-е годы.
Александр Кондратьев остался верным дружбе с Поляковым до конца: «Я вспоминаю молчаливого, как бы из камня изваянного, никогда не прибегавшего к жестам Виктора Полякова, эпиграмм которого так боялся А.Блок. Этот принадлежал по матери своей (урожденной Ротшильд) к одному из самых могущественных царствующих домов Земного шара».
Ошибка, что Поляков был из рода Ротшильда по матери, иногда повторяется. Людям всегда кажется, что если банкир, то еврей, а если еврей, то Ротшильд. Видимо, Виктору Лазаревичу Полякову эта гипербола импонировала, и он не стремился разуверять в этом даже близких своих друзей.
Увы, содержание поляковских эпиграмм остается неизвестным. Есть упоминание того же Кондратьева о Блоке в связи с именем Полякова:
«Принятие Блоком революции со всеми ее логическими последствиями не было новостью для тех, кто знал его еще на университетской скамье. И недаром покойный Виктор Лазаревич Поляков, поэт, не лишенный злого остроумия, товарищески пародировал когда-то блоковские стихи:
«Покорный ласковому взгляду, любуюсь тайной красоты и за церковную ограду бросаю бомбу и цветы».
В стихах Полякова - надежда на вечность и пустота реальной жизни...
Как и многие поэты того времени, Поляков был одержим мыслями о самоубийстве. Его опыт суицида оказался успешным. Чтобы самоубийство не выглядело водевильным, он застрелился на подоконнике открытого окна и после выстрела упал на мостовую. Случилось это в Париже 14 марта 19о6 года.
Поляков к своей смерти приготовил в рукописи сборник стихов, который был издан посмертно родственниками в Санкт-Петербурге в издательстве «Сириус» в 1909 году. Редактором издания и автором вступительной статьи был все тот же Борис Владимирович Никольский, доктор права, сердечно любивший Полякова. Никольский сделал это в память о покойном и пожелал, чтобы его имя нигде не было отмечено.
В сборнике 110 стихотворений. И хотя по словам Кондратьева, туда не вошли «политические стихотворения, характер которых может повредить успеху книги», в нем есть два стихотворения, посвященные русско-японской войне. Видимо, поражение России в войне волновало Виктора Полякова.
Не знаю, хотел ли Виктор Поляков сложить голову в Манчжурии. Его биография скудна на факты. Но горечь войны он выразил.
Стихи не содержат явной любовной лирики. Была бы любовь, стреляться бы не стал: любовь привязывает к жизни. Но в целом - это камерная поэзия для избранных. Блок прав - местами ощутима усталость двадцатипятилетнего старичка.
Сведений о захоронении Виктора Полякова обнаружить не удалось. Возможно, он был погребен в Биаррице, где жила семья. Даже в России не было проблем с захоронением евреев-самоубийц, хотя религия их считает самоубийство - преступлением против Бога.
Еще в 1888 году, когда повесился банкир Абрам Моисеевич Варшавский, проблем с его захоронением на Преображенским кладбище в Петербурге не возникло. Там до сих пор стоит его склеп.
Вернусь к высказыванию Уильяма Джемса, что «самоубийство - это болезнь развитого интеллекта». Сейчас, когда все так сильно ценят слово «интеллект», не очень задумываясь со смысле этого слова, важно постараться избежать сделать из этого высказывания ошибочный вывод, который кому-то может прийти в голову. Сознание в болезни может породить «прекрасную» картину смерти и зафиксировать внимание индивида на этой картине, сделав ее целью.
Мой кот, как существо с интеллектом неразвитым, никогда до этой мысли не додумается. Он, напротив, будет всемерно стремиться смерти избежать. Именно такова дистанция различия между интеллектом развитым и неразвитым: человек и кот, а не то, что может нарисоваться в воображении: я умный, а сосед - дурак. Люди все стоят на одной ступни интеллектуального развития. Разница в способностях минимальна, вот только результат эта микро разница дает колоссальный.
Мысль доказывать собственную ценность через суицид - это результат психического заболевания. Человек может прийти в состояние морока. Такой морок распространяется социально, как вирус - становится модным, и все. Ведь что такое мода, как ни способ сделать самое безобразное привлекательным через всеобщее признание? «Серебряный век» и был временем такого массового морока.
«Разврат» привел мир к войне, а Россию - к революции.