Защита чести является сугубо личным, внутренним делом дворянина. Если дворянин считает себя оскорбленным настолько, что не видит другого пути быть удовлетворенным, кроме как в дуэли, то он вызывал обидчика на поединок.
Известно было, что Николай I дуэли считал варварским обычаем. Дуэлянтов, бретеров и любителей риска он отправлял на Кавказ. Удивительно, что общество нередко "ныло" о строгости такого наказания для тех, кто готов был рисковать своей жизнью, подставляя себя под пули своих же сограждан и товарищей из-за того, что кто-то косо посмотрел в его сторону.
Император Николай I, прочитав роман М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени", писал о прочитанном императрице в письме от 12 июня 1840 года:
"Я прочел Героя до конца и нахожу вторую часть отвратительною, вполне достойную быть в моде. Это то же преувеличенное изображение презренных характеров, которые находим в нынешних иностранных романах. Такие романы портят нравы и портят характер. Потому что, хотя подобную вещь читаешь с досадой, все же она оставляет тягостное впечатление, ибо в конце концов привыкаешь думать, что свет состоит только из таких индивидуумов, у которых кажущиеся наилучшие поступки проистекают из отвратительных и ложных побуждений. Что должно явиться последствием? Презрение или ненависть к человечеству...
Итак, я повторяю, что по моему убеждению это жалкая книга, показывающая большую испорченность автора".
Как видим, император прекрасно понимал человеческую природу: отвратительное "вполне достойно быть в моде". Именно так и случилось. Роман стал модным и сделал модное имя его автору.
Напомню, что Лермонтов своими скороспелыми, наивными и слабыми стихами "На смерть поэта" стал едва ли не первым, кто выставил раненого на дуэли Пушкина жертвой, то есть объектом насилия, обмана или манипуляции, чем низвел его, оскорбил его память и дополнительно выставил Дантеса орудием или средством этой манипуляции.
Умерший после раны на дуэли Пушкин, боровшийся за свою честь в равном и честном поединке дворянин, был выставлен жертвой преступления, а его противник, тоже боровшийся за свою честь, - преступником. Такое не может считаться справедливым другим дворянином, имевшим понятие о чести и достоинстве. Так может считать кто угодно из публики, любой "алеут", но не дворянин.
Дуэльный поединок уравнивает противников условиями, оружием, правами и возможностью быть убитым: "играть можно со всяким, а драться - только с равным".
Несмотря на запрет дуэльные поединки в николаевской России происходили. Участники дуэли предавались суду по законам Российской империи. А общественные демагоги и сплетники получали почву для разговоров и у них принято искать жертву дуэли. Виновным в дуэли обычно людская молва назначала того, кто меньше нравился. Таковы люди, справедливость им не свойственна.
Если бы Пушкин убил Дантеса, то скорее всего, имя убитого вспоминалось бы только в той степени, насколько эта смерть повлияла бы на жизнь самого Пушкина в плане тяжести наказания. Точно так же, Мартынов был бы забыт и не считался жертвой дуэли, если бы был сражен "гениальной" лермонтовской рукой: жалели бы жестоко наказанного "сатрапом Николаем I", "лично ненавидимого" им "сопротивленца" Лермонтова.
Кого бы тронуло горе матери Мартынова, если бы ее сын оказался убитым на этой дуэли? Никто, ведь у матери он был не один сын - еще были сыновья, а гений, по мнению публики, "право имеет" быть каким угодно, особенно вздорным.
Итак, 15 июля 1841 года состоялся поединок между отставным майором Мартыновым и поручиком Лермонтовым, в результате которого Лермонтов был убит.
В этот день в Пятигорске стрелялись два дворянина, когда-то учившиеся вместе: один сосланный поручик, другой отставной майор. На время дуэли Лермонтов был модным, пишущим стихи и написавшим "отвратительный" роман поручиком, склонным к мизантропии, глупым шуткам и едким насмешкам. Хотя его литературные способности для поединка не имеют никакого значения.
Поединок - это точка равновесия двух судеб, двух жизней, равенства между ними. Один потребовал удовлетворения, другой согласился его дать: цена этого жизнь с обеих сторон. Если человек не может дать удовлетворение жизнью, то он должен дать удовлетворение словом. Лермонтов выбрал первое. Ничто не важно становилось, когда участники выходили на поединок. Они были равны, они равно ответственны, они сами сделали выбор и решили свою судьбу.
"Устав военно-уголовный" обязывал воинских начальников "стараться примирять ссорящихся и оказывать обиженному удовлетворение взысканием с обидчика". То же самое должны были делать и секунданты.
Из материалов дела известно, что попытка Глебова и Васильчикова уговорить Николая Соломоновича Мартынова отозвать вызов Лермонтову на поединок, не имели должного результата. А Лермонтов, приняв вызов, по их свидетельствам, был весел в течение всего времени, предшествовавшего поединку, и никаких шагов к примирению не делал, хотя ими считалось, что именно он спровоцировал Мартынова сделать ему вызов, ибо после его фразы Мартынову о том, почему он его не вызывает на дуэль, Мартынову естественно было сказать в ответ на это, что он пришлет Лермонтову своего секунданта. Вызов был послан, он был принят Лермонтовым, и он тем самым подтверждал свою готовность дать Мартынову удовлетворение в поединке.
Сам поединок происходил "версты за четыре от города Пятигорска" у подножья горы Машук.
Из материалов дела:
"Привязав своих лошадей к кустарникам, где приметна истоптанная трава и следы от беговых дрожек, они, как указали нам следователям, Гг. Глебов и Князь Васильчиков, отмерили вдоль по дороге Барьер в 15 шагов, и поставили по концам оного по шапке, потом, от этих шапок, еще отмерили по дороге ж в обе стороны по 10-ти шагов, и на концах оных также поставили по шапке, что составилось уже четыре шапки. Поединщики с начала стали на крайних точках, т. е. каждый в 10 шагах от Барьера: Мартынов от Севера к Югу, а Лермантов от Юга к Северу. По данному Секундантами знаку они подошли к Барьеру. Маиор Мартынов выстрелив из рокового пистолета, убил Поручика Лермантова, не успевшего выстрелить из своего пистолета. На месте, где Лермантов упал и лежал мертвый, приметна кровь, из него изтекшая. Тело его, по распоряжению Секундантов, привезено того же вечера в 10 часов, на квартиру его ж Лермантова".
По свидетельству Мартынова, содержащемуся в материалах дела:
"Был отмерен барьер в 15 шагов, от него в каждую сторону ещё по десяти. Мы стали в крайних точках. По условию дуэли каждый из нас имел право стрелять, когда ему вздумается, стоя на месте или подходя к барьеру. Я первый пришёл на барьер, ждал несколько времени выстрела Лермонтова, потом спустил курок…"
Стрелялись на 25 шагах с выходом к барьеру на 15 шагах. По воспоминаниям секунданта Лермонтова князя Васильчикова, напечатанным в "Русском Архиве" № 1 за 1872 год:
"Мы отмерили с Глебовым 30 шагов; последний барьер поставили на 10-и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на 10 шагов по команде: марш. Зарядили пистолеты. Глебов подал один Мартынову, я другой Лермонтову и скомандовали: сходись. Лермонтов остался неподвижен, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслоняясь рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлиста. В эту минуту и в последний раз я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти весёлого выражения, которое играло на лице поэта перед дулом пистолета, уже направленного на него. Мартынов быстрыми шагами подошёл к барьеру и выстрелил. Лермонтов упал, как будто его скосило на месте, не сделав движения ни взад, ни вперёд, не успев даже захватить больное место, как это обыкновенно делают люди раненые или ушибленные".
Через десятилетия после дуэли князь Васильчиков указывал расстояние между дуэлянтами немного другое, но учитывая, что Лермонтов к барьеру не вышел, расстояние между Мартыновым, вышедшим к барьеру и Лермонтовым, стоявшим на крайней дистанции, составляло 20-25 шагов.
По команде "сходись", соперники обязаны были сходиться к барьеру, но стрелять могли в любой точке после этой команды. Обычно, не вышедший к барьеру участник поединка считался трусом - ведь он остался на максимально возможном удалении от своего противника.
Дело рассматривал суд, но утверждал меру наказания император. Мартынов на момент дуэли уже был в отставке, но в случае, когда в деле замешан военный, дело может быть рассмотрено военным судом. Сначала он был предан гражданскому суду в Пятигорске, но по его ходатайству дело было передано в пятигорский военный суд.
Наказание было утверждено императором, и Мартынов отбывал его в Киевской крепости, а затем Киевская консистория определила срок его епитимьи продолжительностью в 15 лет. 11 августа 1842 года Мартынов подал прошение в Синод "сколько возможно, облегчить его участь". Синод отклонил просьбу, указав, что "в случае истинного раскаяния Мартынова духовный его отец может и по своему усмотрению сократить время епитимьи".
В следующем году срок был духовником сокращен до семи лет. В Киеве он в 1845 году женился на дочери губернского предводителя дворянства, красавице Софии Иосифовне Проскур-Сущанской. За годы совместной жизни у них родилось одиннадцать детей: пятеро дочерей и шестеро сыновей.