*война глазами ребёнка (5)
Конечно, помнятся ярче те события, которые происходили (я это точно помню) в 1944 году, летом.
По-прежнему нас никуда не пускали, мы играли во дворах своих домов, или на улице возле дома. Была, в основном, одна игра - в «классы», ведь игрушек не было, но черепков на пожарищах было много. Даже брат приносил какую-нибудь черепушку от битой посуды, ими-то мы и хвастались друг перед другом, и вели обмен, и дарили. Но очень любили бросать красивый осколок бывшей тарелки или чашки. Их много находили на пожарищах сгоревшего дома, в котором когда-то жил ставленник самого гаутмейстера Кубе. Ох и лютовал же он, сам принимал участие в карательных экспедициях немцев, сам же и расстреливал. Он был родом из деревни Бобовня, что в 14 км от Копыля. Конечно, он знал многих крестьян из близлежащих деревень. Партизаны решили убрать его. В одну из темных то ли осенних, то ли зимних ночей партизаны взорвали дом, мина была подложена как раз на то место, где предположительно стояла кровать его. Страшный взрыв потряс улицу, задрожали дома, посыпались даже стекла из окон. Затем огромное пламя осветило улицу Советскую, параллельную улице Карла Маркса. Все соседи выскочили на улицу и тут донеслась весть, что взорвали дом копыльского ставленника Кубе. Не знаю, помогла ли эта смерть людям, но зло было наказано.
Ярче всего встают в памяти картины весны-лета 1944г. Шли победоносные бои Советской Армии. Всюду потихоньку обсуждали события на фронте. Впервые из уст мамы было произнесено: «Дети, скоро война кончится». Очень хорошо помню весенне-летний день, скорее всего июньский, потому что в огороде уже была большая картофельная ботва. Мы каждый день смотрели на неё, ждали её цветения.
Давно был пуст погреб, бочки, в которых солили огурцы и капусту, стояли под крышей сарая, наполненные водой, чтобы не рассохлись донья. Каждое лето держали бочки, наполненные водой, готовилась тара к новому урожаю. Вдруг с самого утра в центре города началась какая-то перестрелка, Игорь принес весть: будут взрывать Гетто. Мама засуетилась, закричала: «В землянку - марш!». Но так не хотелось лезть под землю, я вбежала в огород и кинулась в «разору», т.е. в междурядье картофеля. Началось светопреставление: страшные взрывы трясли землю, деревья, все вокруг дрожало и грохотало. И - о Боже! Рядом со мной в одной борозде что-то шлепнулось. «Ну, все, конец» -- подумала я и плотнее прижалась к земле, закрыв глаза, чтобы не видеть ничего. Прошло несколько минут, стали затихать взрывы и перед собой я увидела чью-то оторванную руку. Не думая о «конспирации», со страшным ревом, криком и визгом одновременно я побежала через картофель, грядки во двор. Я не могла даже толком рассказать, что случилось. Мама никак не могла понять, почему я не говорю, а только мычу и показываю на огород. Она пошла искать борозду, мое укрытие, вернувшись с огорода, она обняла меня, прижала к себе и стала успокаивать, словно маленькую. Затем пошла снова, уже с лопатой в руке, и закопала чьи-то останки, прилетевшие из взорванного Гетто. Разве эти страшные события войны в состоянии пережить маленькое сердце человечка? Такие страхи испытывают дети и сейчас, в новом веке. Там, где идет война и гибнут люди.
Это событие явилось прелюдией к тому, что пришлось пережить после.
Будучи женой врага народа, мама не имела работы, она только перебивалась частными уроками или заменой учителей в школах. Ещё до войны она работала в деревне Песочное, статная, красивая учительница, бесконечно добрая к людям, нравилась ученикам, особенно старшим юношам, постигавшим грамоту. Её помнили и любили, и очень часто навещали, вплоть до смерти.
Так, в один из дней лета, она погнала пасти корову, пасла при дороге, которая вела на Слуцк-Бобруйск. Внезапно из леса выехал всадник, он подъехал к маме и сказал:
- Вера Нестеровна, вы не узнаете меня?
Конечно, мама сразу не призналась, неясно было, с какими намерениями подъехал всадник.
- Я тот-то и тот-то, еду в отряд. Где ваши дети?
- В Копыле, с бабушкой.
- Немедленно уведите их, здесь не сегодня-завтра начнутся страшные бои. Немцы отступают, они встретятся с отрядами Советской Армии и партизан, - сказал всадник и скрылся в лесу.
Мама забрала коровку и пошла домой. Все вроде бы было тихо, но на всякий случай она собрала котомку со снедью, забрала нас и пошла в пригород, отвести беду от детей решила она и привела на окраину Копыля, её исстари называли Ворошилово. Мама определила нас у одной из женщин, а сама решила вернуться в Копыль.
«Начнутся бои, а там одна мама (бабушка)» - думала она, и только сделала первый шаг, как к ней кинулись Зоя и Игорь с просьбой взять их с собой. Все трое стали уговаривать меня остаться на ночевку, показали, куда бежать и в какой канавке скрываться, если вдруг начнутся бои, и ушли. Мама их привела домой, а сама все же вернулась ко мне: маленькая я, нельзя без мамы (Игорь уже парень большой, он с 29 года), да и Зое исполнилось 10 лет, справятся без мамы.
А на рассвете, ещё только появилась заря на небе, мама увидела окровавленного Игоря. Он бежал из Копыля к нам, мама ринулась навстречу ему. Оказывается, в доме с бабушкой была ещё её сестра Алена и дети. Вдруг они услышали зловещий прерывистый гул немецкого бомбардировщика (все мы за годы войны научились точно, безошибочно по гулу самолета определять: немецкий он или наш). Тетя Алена (все знали, что будут бои, начнется отход немцев) не захотела оставаться в Копыле и, забрав Зою с Игорем, велела вести её в Ворошилово, где были мама и я. Только они спустились с огорода и побежали вниз по дороге, пытаясь скрыться от самолета, как тот начал бомбить. Они вбежали в сени к Станилевину, но тут тетя Алена с криком упала на пол, заплакали Игорь и Зоя. Осколками убило тетю, Зою ранило в ногу, а Игоря поцарапало осколком или, может, он ударился о что-то. Так в конце войны и к нам пришло горе: смерть тети Алены. Вечная память ей и всем, кто остался в земле во время этой войны.
Мама перевязала тряпками Игоря, обмыла его и побежала в Копыль, нужно было хоронить тетю, а бабушка одна не справится.
Мы остались ждать маму. К вечеру этого дня к Ворошилово подошли солдаты с пушками, медсанбатом, солдатской кухней и стали располагаться на окраине поселка, в колхозном саду. К этому дню уже в Копыле не слышали о немцах, наверное, они ночью накануне ушли. Стало веселее от того, что мы почти в расположении каких-то частей, но и страшнее, значит, действительно будут бои, как сказал всадник, а кругом пушки, бочки с горючим.
На следующий день мама забрала нас в Копыль, все уже решили, что немцы пошли другими дорогами, и война отошла в сторону. Но не тут-то было. За ночь к Копылю подтянулись войска наших, русских. Правда, мы их не видели. Но мама часов в 12 дня прибежало домой, вся взволнованная, растерянная. Она приказала собираться всем и уходить из Копыля, а сама побежала предупредить соседей, что вот-вот начнутся бои.
Мама, как всегда в «мирное время» с утра пасла корову, посла при дорогах, чтобы быстрее можно было домой добежать. И на этот раз, подогнав корову к кювету, она увидела зенитку и четырех девушек-зенитчиц. Они-то ей и сказали, что буквально вот-вот начнется страшный бой.
Нас, детей и соседок, собралось человек 10. С узелками, криком и гамом все бежали из Копыля в лес, там будет спокойней, немец не увидит людей. Только мы перебрались через речушку и болотце и взобрались на холм, как начался в Копыле пожар и оглушенные взрывы. Видимо, были заминированы те здания, откуда немцы не смогли увезти награбленное и бумаги о содеянном.
Мы глянули в противоположную сторону, с холма была видна наша улица, наши дома… и лавиной с центра мчался огонь со стороны церкви вниз, по улице Карла Маркса.
- Дети, молитесь, просите Бога, чтобы пощадили наши дома, только вас послушает Боженька, - крикнула соседка Лида Лазаревич. И мы все, в слезах и соплях, сложив руки к небу, стали просить Бога. Молились так громко и неистово, что… Произошло чудо: ветер подул в другую сторону, и огонь повернул вспять. Тетка Лида до самой смерти вспоминала это чудо и все говорила, что искреннее всех, «нещаднее» всех молилась я, и удивлялась, откуда я знала молитвы.
Как только все немножко успокоились, поняв, что, может быть, дома наши останутся целехоньки, вся толпа побежала к лесу, в сторону деревни Каменщина. Мы смогли вбежать в колхозный сад и услышали рев самолетов, были и немецкие и наши, советские.
По-прежнему нас никуда не пускали, мы играли во дворах своих домов, или на улице возле дома. Была, в основном, одна игра - в «классы», ведь игрушек не было, но черепков на пожарищах было много. Даже брат приносил какую-нибудь черепушку от битой посуды, ими-то мы и хвастались друг перед другом, и вели обмен, и дарили. Но очень любили бросать красивый осколок бывшей тарелки или чашки. Их много находили на пожарищах сгоревшего дома, в котором когда-то жил ставленник самого гаутмейстера Кубе. Ох и лютовал же он, сам принимал участие в карательных экспедициях немцев, сам же и расстреливал. Он был родом из деревни Бобовня, что в 14 км от Копыля. Конечно, он знал многих крестьян из близлежащих деревень. Партизаны решили убрать его. В одну из темных то ли осенних, то ли зимних ночей партизаны взорвали дом, мина была подложена как раз на то место, где предположительно стояла кровать его. Страшный взрыв потряс улицу, задрожали дома, посыпались даже стекла из окон. Затем огромное пламя осветило улицу Советскую, параллельную улице Карла Маркса. Все соседи выскочили на улицу и тут донеслась весть, что взорвали дом копыльского ставленника Кубе. Не знаю, помогла ли эта смерть людям, но зло было наказано.
Ярче всего встают в памяти картины весны-лета 1944г. Шли победоносные бои Советской Армии. Всюду потихоньку обсуждали события на фронте. Впервые из уст мамы было произнесено: «Дети, скоро война кончится». Очень хорошо помню весенне-летний день, скорее всего июньский, потому что в огороде уже была большая картофельная ботва. Мы каждый день смотрели на неё, ждали её цветения.
Давно был пуст погреб, бочки, в которых солили огурцы и капусту, стояли под крышей сарая, наполненные водой, чтобы не рассохлись донья. Каждое лето держали бочки, наполненные водой, готовилась тара к новому урожаю. Вдруг с самого утра в центре города началась какая-то перестрелка, Игорь принес весть: будут взрывать Гетто. Мама засуетилась, закричала: «В землянку - марш!». Но так не хотелось лезть под землю, я вбежала в огород и кинулась в «разору», т.е. в междурядье картофеля. Началось светопреставление: страшные взрывы трясли землю, деревья, все вокруг дрожало и грохотало. И - о Боже! Рядом со мной в одной борозде что-то шлепнулось. «Ну, все, конец» -- подумала я и плотнее прижалась к земле, закрыв глаза, чтобы не видеть ничего. Прошло несколько минут, стали затихать взрывы и перед собой я увидела чью-то оторванную руку. Не думая о «конспирации», со страшным ревом, криком и визгом одновременно я побежала через картофель, грядки во двор. Я не могла даже толком рассказать, что случилось. Мама никак не могла понять, почему я не говорю, а только мычу и показываю на огород. Она пошла искать борозду, мое укрытие, вернувшись с огорода, она обняла меня, прижала к себе и стала успокаивать, словно маленькую. Затем пошла снова, уже с лопатой в руке, и закопала чьи-то останки, прилетевшие из взорванного Гетто. Разве эти страшные события войны в состоянии пережить маленькое сердце человечка? Такие страхи испытывают дети и сейчас, в новом веке. Там, где идет война и гибнут люди.
Это событие явилось прелюдией к тому, что пришлось пережить после.
Будучи женой врага народа, мама не имела работы, она только перебивалась частными уроками или заменой учителей в школах. Ещё до войны она работала в деревне Песочное, статная, красивая учительница, бесконечно добрая к людям, нравилась ученикам, особенно старшим юношам, постигавшим грамоту. Её помнили и любили, и очень часто навещали, вплоть до смерти.
Так, в один из дней лета, она погнала пасти корову, пасла при дороге, которая вела на Слуцк-Бобруйск. Внезапно из леса выехал всадник, он подъехал к маме и сказал:
- Вера Нестеровна, вы не узнаете меня?
Конечно, мама сразу не призналась, неясно было, с какими намерениями подъехал всадник.
- Я тот-то и тот-то, еду в отряд. Где ваши дети?
- В Копыле, с бабушкой.
- Немедленно уведите их, здесь не сегодня-завтра начнутся страшные бои. Немцы отступают, они встретятся с отрядами Советской Армии и партизан, - сказал всадник и скрылся в лесу.
Мама забрала коровку и пошла домой. Все вроде бы было тихо, но на всякий случай она собрала котомку со снедью, забрала нас и пошла в пригород, отвести беду от детей решила она и привела на окраину Копыля, её исстари называли Ворошилово. Мама определила нас у одной из женщин, а сама решила вернуться в Копыль.
«Начнутся бои, а там одна мама (бабушка)» - думала она, и только сделала первый шаг, как к ней кинулись Зоя и Игорь с просьбой взять их с собой. Все трое стали уговаривать меня остаться на ночевку, показали, куда бежать и в какой канавке скрываться, если вдруг начнутся бои, и ушли. Мама их привела домой, а сама все же вернулась ко мне: маленькая я, нельзя без мамы (Игорь уже парень большой, он с 29 года), да и Зое исполнилось 10 лет, справятся без мамы.
А на рассвете, ещё только появилась заря на небе, мама увидела окровавленного Игоря. Он бежал из Копыля к нам, мама ринулась навстречу ему. Оказывается, в доме с бабушкой была ещё её сестра Алена и дети. Вдруг они услышали зловещий прерывистый гул немецкого бомбардировщика (все мы за годы войны научились точно, безошибочно по гулу самолета определять: немецкий он или наш). Тетя Алена (все знали, что будут бои, начнется отход немцев) не захотела оставаться в Копыле и, забрав Зою с Игорем, велела вести её в Ворошилово, где были мама и я. Только они спустились с огорода и побежали вниз по дороге, пытаясь скрыться от самолета, как тот начал бомбить. Они вбежали в сени к Станилевину, но тут тетя Алена с криком упала на пол, заплакали Игорь и Зоя. Осколками убило тетю, Зою ранило в ногу, а Игоря поцарапало осколком или, может, он ударился о что-то. Так в конце войны и к нам пришло горе: смерть тети Алены. Вечная память ей и всем, кто остался в земле во время этой войны.
Мама перевязала тряпками Игоря, обмыла его и побежала в Копыль, нужно было хоронить тетю, а бабушка одна не справится.
Мы остались ждать маму. К вечеру этого дня к Ворошилово подошли солдаты с пушками, медсанбатом, солдатской кухней и стали располагаться на окраине поселка, в колхозном саду. К этому дню уже в Копыле не слышали о немцах, наверное, они ночью накануне ушли. Стало веселее от того, что мы почти в расположении каких-то частей, но и страшнее, значит, действительно будут бои, как сказал всадник, а кругом пушки, бочки с горючим.
На следующий день мама забрала нас в Копыль, все уже решили, что немцы пошли другими дорогами, и война отошла в сторону. Но не тут-то было. За ночь к Копылю подтянулись войска наших, русских. Правда, мы их не видели. Но мама часов в 12 дня прибежало домой, вся взволнованная, растерянная. Она приказала собираться всем и уходить из Копыля, а сама побежала предупредить соседей, что вот-вот начнутся бои.
Мама, как всегда в «мирное время» с утра пасла корову, посла при дорогах, чтобы быстрее можно было домой добежать. И на этот раз, подогнав корову к кювету, она увидела зенитку и четырех девушек-зенитчиц. Они-то ей и сказали, что буквально вот-вот начнется страшный бой.
Нас, детей и соседок, собралось человек 10. С узелками, криком и гамом все бежали из Копыля в лес, там будет спокойней, немец не увидит людей. Только мы перебрались через речушку и болотце и взобрались на холм, как начался в Копыле пожар и оглушенные взрывы. Видимо, были заминированы те здания, откуда немцы не смогли увезти награбленное и бумаги о содеянном.
Мы глянули в противоположную сторону, с холма была видна наша улица, наши дома… и лавиной с центра мчался огонь со стороны церкви вниз, по улице Карла Маркса.
- Дети, молитесь, просите Бога, чтобы пощадили наши дома, только вас послушает Боженька, - крикнула соседка Лида Лазаревич. И мы все, в слезах и соплях, сложив руки к небу, стали просить Бога. Молились так громко и неистово, что… Произошло чудо: ветер подул в другую сторону, и огонь повернул вспять. Тетка Лида до самой смерти вспоминала это чудо и все говорила, что искреннее всех, «нещаднее» всех молилась я, и удивлялась, откуда я знала молитвы.
Как только все немножко успокоились, поняв, что, может быть, дома наши останутся целехоньки, вся толпа побежала к лесу, в сторону деревни Каменщина. Мы смогли вбежать в колхозный сад и услышали рев самолетов, были и немецкие и наши, советские.