Книжное. Сборник «Мартовские коты» Марты Кетро
Марта Кетро: «Как-то раз Бог увидел мышь и кинул в нее своей рукавицей, которая тут же превратилась в кошку. Я вдруг поняла, что чувствует человек, который гладит кота, - он ощущает тепло Божьей руки, ни много, ни мало. (Миф древних славян)»
Сергей Малеванный - Праката (отрывок)
Меня трогай, пожалуйста. В спину трогай, тут вот за ухом и где борода. Знаешь, я расскажу, а то вот ты, бывает, хмурый там, или другое, и не станешь, а ето очень нужно. Чтобы трогать, и гладить, и всегда.
Я вот, смотри, сижу, кабута. Када уже поспал про все, и круглешки поел, и хвост помыл, и ногу.
Тогда, бывает, думаю в себя, что как все хорошо, и даже если не совсем, то будет. А потом раз - все есть, а меня не очень-то вдруг стало. А как же я? И меня сразу кабута непонятно. Где котик тут? И сразу совсем один, и тоскую. Как же я. И тогда вот очень сразу нужно, чтобы трогать. Вот так пришел, помазался об все, и тебя толкаю как бодал. И внутри в руках насяду, а даже и потрогаю немного. И ты чтоб тоже не грустил, и настоящий чтобы тоже, и мы тогда тут вместе есть, и нужные. Друг другу вот сначала, а потом уже и всем. Ну, может вспомнится и так потом, но все равно, не будет так чтоб зря.
Когда про хорошее - всегда не зря. Ты меня погладь, и я сразу спокойный, что тятя, и нужен, и с тобой и ты тоже. Вместе нужные.
Надо всех гладить так, никто тогда грустить не будет.
Юлия Гордеева - Коты в кармане (отрывок)
В квартире у нас проживают исключительно тормоза. Елку мы выносим в мае, купальный сезон открываем ровно в тот день, когда пророк Илья портит воду, а дачно-шашлычный - в середине лета, когда другие уже выписываются из больницы после заворота кишок. Зато у нас больше поводов для внезапных праздников. Сегодня, чуть только после двух безоблачных недель заморосил дождь, нам взбрендило ехать на природу. За сборами мы совершенно забыли про Сонечку, поэтому сконфуженно застыли, обнаружив, что она сидит пеньком у входной двери и грустно на нас смотрит.
- Давайте возьмем ее с собой, - предложил Димончик.
- Да нет, - испугалась я и проявила неуместную заботу, - там же клещи, пауки, деревья!
- Бед-дная Сонечка! - по своему обыкновению принялся драматизировать Вовва.
Чтобы Сонечка не выскочила из квартиры вслед за нами, Вовва задумал ее отвлечь. Подняв серый укоризненный пенек с пола, он посадил его на комод и наставительно велел:
- З-значит так: мы идем за машиной, скоро вернемся за тобой, а ты пока б-беги, собирай сумочку!
Чуть только за нами закрылась дверь, Сонечка спрыгнула на пол и в восторге, сломя голову и задрав хвостишко, помчалась в кабинет. Порывшись немножко в коробке за диваном, она нашла свой маленький круглый саквояжик - песочного цвета, на ремешке, с кармашками на молниях сбоку - и вынесла его на середину гостиной.
- Мии-ми-мии! - деловито и весело напевала Сонечка на разные лады. В сумочку уместились черный нейлоновый поясок с тремя узелками и розовый бисерный шарик. Меховой утенок категорически не влезал, поэтому Сонечка решительно взяла его зубами за толстую попу и упрятала в спальне.
По прошествии часа Сонечка сказала:
- И хорошо, чтоб место. Положу гостинцы!
По прошествии трех часов Сонечка озадаченно поела, а остатки очень аккуратно разложила по карманам сумочки.
По прошествии пяти часов Сонечка отчаялась и позвонила Симе.
- Вдруг они умрили! Ехали чтоб я и умрили в аварии! - всхлипывала она. - И теперь никогда!!!
Мудрая Сима благоразумно промолчала в ответ.
Когда прошло семь часов, Сонечка проснулась на холодном полу в темном коридоре. Ей приснился страшный сон про маму и ножницы. Сумочка сиротливо валялась рядом. Сонечка заплакала, отворила на сумочке кармашек и стала давиться жестким квадратиком корма. Надежды не было.
А еще через три часа мы вернулись, в темноте коридора чуть не наступили на Сонечку, пнули заботливо собранную сумочку, включили свет, увидали, нас накрыло, мы разрыдались как два сентиментальных крокодила, очнулись, подарили Сонечке ведро ромашек и поклялись никогда не оставлять одну. И Сонечка нас простила.
Глория МУ - Гадина (отрывок)
… - Что вы хотели, Раиса Михална?
- Аничка... Мой Мурзилочка... Вы понимаете, мы уезжаем и никак не можем взять его. Я хотела вас просить... Присмотрите...
Раиса Михална поднесла руку к лицу и прикрыла глаза, сдерживая слезы.
Мурзилочка - это был кот, редкая дворовая дрянь. И как только такой вырос в приличной еврейской семье? Здоровенный, рыжий, облезлый крысолов, почти без ушей, он шлялся, где хотел, изредка вызывая Раису Михалну из дома воплями. […]
Мама, ненавидевшая кошек всем сердцем, участливо кивнула.
- Не беспокойтесь, Раисочка Михална. Девочка моя очень любит зверушек, вечно в дом тащит всякую сво..., то есть птичек там всяких, ежиков, ужиков... Присмотрим за вашим котиком...
- Аничка, спасибо. Вы добрая душа. Вот, я хотела... на память... не подумайте плохого...
Гостья протянула маме принесенную коробочку. […]
Так у нас появился «кот с приданым» - дюжина серебряных ложек и две хрупкие фарфоровые чашки, белая и золотая.
Ложки были сразу похоронены в нижнем ящике комода под льняными простынями, а чашки арестованы на полке за стеклом - из них так никто никогда и не пил.
Я как-то раз спросила маму:
- А почему ты ими не пользуешься, мам? Они же красивые.
Мама пожала плечами.
- Не знаю. Не могу. Я буду чувствовать себя мародером, понимаешь?
А кот ничего, прижился. Правда, не без сложностей. Для начала ему пришлось сменить привычки.
Мама ленилась выходить за ним на улицу, и я две недели обольщала мерзавца, чтобы приучить его обедать дома (заодно научила приходить на свист). Очень удобно - вышел, свистнул, и вот он - кот.
Потом мама и Мурзилка пали жертвами рока.
Мама терпеть не могла кошек, не переносила просто, а они к ней, наоборот, липли и лезли. Вот и Мурза, завидев маму, бросался к ней, ластился, льнул и тоскливо орал: «Ыу... ыу!»
Мама, брезгливо поджимая ноги, не менее тоскливо орала:
- Ой, уйди от меня, гадина! Не трогай меня! Уйди, гадина!..
Понятно, что через месяц кот отзывался только на «гадину», ну и на свист, но свистеть мама не умела.
Все бы хорошо, но кота регулярно воровали окрестные дворники - потому что крысолов. И если Гадина не появлялся дома больше суток, мама начинала тихо паниковать.
- Украли, опять украли нашего Гадину, - причитала она. - Изверги, уморят животное... Как я посмотрю в глаза Раисе Михалне?
- И правда - как? - удивлялась я. - Она же в Израиле.
Мама смотрела на меня с упреком.
- Ты тоже - безжалостный изверг, - говорила она. - Идем искать кота. Немедленно.
И мы отправлялись в поход. Мама шла, устало цокая каблучками, и, не стесняясь, голосила:
- Гадина! Гадина! Где ты, Гадина? Отзовись! А я таксой шныряла вокруг, заглядывая во все подвальные окошки. В конце концов из очередной дыры раздавалось знакомое «ы-ы-а-а-а-у!»
Оставив меня морально поддерживать заключенного, мама разъяренной птичкой бросалась к вору-дворнику.
- Бессовестный, жестокий человек! - наскакивала она на беднягу. - Сейчас же отпустите нашего котика!
- Да что вы, гражданочка, шумите? - Тот вяло тащился к подвальной двери, гремя ключами. - Ну, посидел денек. Так крысы ж одолели...
- Денек?! - голос мамы достигал трагических высот. - Вас бы на денек в карцер, да без воды! Вы ведь даже пить ему не давали!
Дворник чесал пузо и покаянно вздыхал.
- Ваша правда... Не подумал я чё-та про воду...
Освобожденный узник не спешил покидать темницу. Нет, он, конечно, выбегал, танцевал вокруг нас индейский танец, а потом, поминутно оглядываясь, возвращался в подвал, откуда и взывал.
- Пойди, посмотри, - говорила мне мама, поеживаясь. - Он же не отстанет. А ты не боишься.
Я осторожно ступала в полутемный подвал, где Гадина, горделиво задрав хвост, прогуливался вдоль аккуратного рядка крысиных трупов.
- Мальчик, ты молодец, - гладила я героя. - А теперь пойдем, а? Хорош уже хвастаться.
Мы возвращались домой, мама кормила кота и, пока он ел, гладила его ногой за ушком. Трогать кошек руками она так и не научилась.
Гадина прожил у нас лет пять и, несмотря на перемены (у мамы появился муж, а у меня - собака), был, похоже, всем доволен.
У мамы, мучимой тем, что она так и не смогла побороть своей неприязни к кошкам, появилась странная привычка подолгу беседовать с котом и даже читать ему вслух из «Пармской обители» и «Писем незнакомки», да.
Отчим, посмеиваясь над ней, спрашивал:
- Что, не заговорил еще твой Пьер Без Ухов?
Картинка и впрямь была забавная - круглоголовый, почти лишившийся в драках ушей Гадина, похожий на кормленую четвероногую совушку, смирно сидел на табуретке и очень внимательно следил, как мама переворачивает страницы. Если же она останавливалась и глядела на него, кот говорил «м-м-э...» и тянул к маме переднюю лапку - продолжай, мол, что там дальше?
Но умирать он ушел под дверь к своим бывшим хозяевам. Там я его и нашла, выходя ранним утром на пробежку, - свернувшегося тугим бубликом и уже окоченевшего.
Я разбудила маму, она пришла, опустилась на корточки рядом с котом, тихо заплакала.
- Какой кот был, какой кот... Не забыл свою Раису, любил ведь ее...
- Мам, - я погладила ее по руке. - Ну тебя-то он тоже любил.
- Ах, ты не понимаешь, - сказала мама. - У нас были очень непростые отношения. Да, непростые...
Сергей Малеванный - Праката (отрывок)
Меня трогай, пожалуйста. В спину трогай, тут вот за ухом и где борода. Знаешь, я расскажу, а то вот ты, бывает, хмурый там, или другое, и не станешь, а ето очень нужно. Чтобы трогать, и гладить, и всегда.
Я вот, смотри, сижу, кабута. Када уже поспал про все, и круглешки поел, и хвост помыл, и ногу.
Тогда, бывает, думаю в себя, что как все хорошо, и даже если не совсем, то будет. А потом раз - все есть, а меня не очень-то вдруг стало. А как же я? И меня сразу кабута непонятно. Где котик тут? И сразу совсем один, и тоскую. Как же я. И тогда вот очень сразу нужно, чтобы трогать. Вот так пришел, помазался об все, и тебя толкаю как бодал. И внутри в руках насяду, а даже и потрогаю немного. И ты чтоб тоже не грустил, и настоящий чтобы тоже, и мы тогда тут вместе есть, и нужные. Друг другу вот сначала, а потом уже и всем. Ну, может вспомнится и так потом, но все равно, не будет так чтоб зря.
Когда про хорошее - всегда не зря. Ты меня погладь, и я сразу спокойный, что тятя, и нужен, и с тобой и ты тоже. Вместе нужные.
Надо всех гладить так, никто тогда грустить не будет.
Юлия Гордеева - Коты в кармане (отрывок)
В квартире у нас проживают исключительно тормоза. Елку мы выносим в мае, купальный сезон открываем ровно в тот день, когда пророк Илья портит воду, а дачно-шашлычный - в середине лета, когда другие уже выписываются из больницы после заворота кишок. Зато у нас больше поводов для внезапных праздников. Сегодня, чуть только после двух безоблачных недель заморосил дождь, нам взбрендило ехать на природу. За сборами мы совершенно забыли про Сонечку, поэтому сконфуженно застыли, обнаружив, что она сидит пеньком у входной двери и грустно на нас смотрит.
- Давайте возьмем ее с собой, - предложил Димончик.
- Да нет, - испугалась я и проявила неуместную заботу, - там же клещи, пауки, деревья!
- Бед-дная Сонечка! - по своему обыкновению принялся драматизировать Вовва.
Чтобы Сонечка не выскочила из квартиры вслед за нами, Вовва задумал ее отвлечь. Подняв серый укоризненный пенек с пола, он посадил его на комод и наставительно велел:
- З-значит так: мы идем за машиной, скоро вернемся за тобой, а ты пока б-беги, собирай сумочку!
Чуть только за нами закрылась дверь, Сонечка спрыгнула на пол и в восторге, сломя голову и задрав хвостишко, помчалась в кабинет. Порывшись немножко в коробке за диваном, она нашла свой маленький круглый саквояжик - песочного цвета, на ремешке, с кармашками на молниях сбоку - и вынесла его на середину гостиной.
- Мии-ми-мии! - деловито и весело напевала Сонечка на разные лады. В сумочку уместились черный нейлоновый поясок с тремя узелками и розовый бисерный шарик. Меховой утенок категорически не влезал, поэтому Сонечка решительно взяла его зубами за толстую попу и упрятала в спальне.
По прошествии часа Сонечка сказала:
- И хорошо, чтоб место. Положу гостинцы!
По прошествии трех часов Сонечка озадаченно поела, а остатки очень аккуратно разложила по карманам сумочки.
По прошествии пяти часов Сонечка отчаялась и позвонила Симе.
- Вдруг они умрили! Ехали чтоб я и умрили в аварии! - всхлипывала она. - И теперь никогда!!!
Мудрая Сима благоразумно промолчала в ответ.
Когда прошло семь часов, Сонечка проснулась на холодном полу в темном коридоре. Ей приснился страшный сон про маму и ножницы. Сумочка сиротливо валялась рядом. Сонечка заплакала, отворила на сумочке кармашек и стала давиться жестким квадратиком корма. Надежды не было.
А еще через три часа мы вернулись, в темноте коридора чуть не наступили на Сонечку, пнули заботливо собранную сумочку, включили свет, увидали, нас накрыло, мы разрыдались как два сентиментальных крокодила, очнулись, подарили Сонечке ведро ромашек и поклялись никогда не оставлять одну. И Сонечка нас простила.
Глория МУ - Гадина (отрывок)
… - Что вы хотели, Раиса Михална?
- Аничка... Мой Мурзилочка... Вы понимаете, мы уезжаем и никак не можем взять его. Я хотела вас просить... Присмотрите...
Раиса Михална поднесла руку к лицу и прикрыла глаза, сдерживая слезы.
Мурзилочка - это был кот, редкая дворовая дрянь. И как только такой вырос в приличной еврейской семье? Здоровенный, рыжий, облезлый крысолов, почти без ушей, он шлялся, где хотел, изредка вызывая Раису Михалну из дома воплями. […]
Мама, ненавидевшая кошек всем сердцем, участливо кивнула.
- Не беспокойтесь, Раисочка Михална. Девочка моя очень любит зверушек, вечно в дом тащит всякую сво..., то есть птичек там всяких, ежиков, ужиков... Присмотрим за вашим котиком...
- Аничка, спасибо. Вы добрая душа. Вот, я хотела... на память... не подумайте плохого...
Гостья протянула маме принесенную коробочку. […]
Так у нас появился «кот с приданым» - дюжина серебряных ложек и две хрупкие фарфоровые чашки, белая и золотая.
Ложки были сразу похоронены в нижнем ящике комода под льняными простынями, а чашки арестованы на полке за стеклом - из них так никто никогда и не пил.
Я как-то раз спросила маму:
- А почему ты ими не пользуешься, мам? Они же красивые.
Мама пожала плечами.
- Не знаю. Не могу. Я буду чувствовать себя мародером, понимаешь?
А кот ничего, прижился. Правда, не без сложностей. Для начала ему пришлось сменить привычки.
Мама ленилась выходить за ним на улицу, и я две недели обольщала мерзавца, чтобы приучить его обедать дома (заодно научила приходить на свист). Очень удобно - вышел, свистнул, и вот он - кот.
Потом мама и Мурзилка пали жертвами рока.
Мама терпеть не могла кошек, не переносила просто, а они к ней, наоборот, липли и лезли. Вот и Мурза, завидев маму, бросался к ней, ластился, льнул и тоскливо орал: «Ыу... ыу!»
Мама, брезгливо поджимая ноги, не менее тоскливо орала:
- Ой, уйди от меня, гадина! Не трогай меня! Уйди, гадина!..
Понятно, что через месяц кот отзывался только на «гадину», ну и на свист, но свистеть мама не умела.
Все бы хорошо, но кота регулярно воровали окрестные дворники - потому что крысолов. И если Гадина не появлялся дома больше суток, мама начинала тихо паниковать.
- Украли, опять украли нашего Гадину, - причитала она. - Изверги, уморят животное... Как я посмотрю в глаза Раисе Михалне?
- И правда - как? - удивлялась я. - Она же в Израиле.
Мама смотрела на меня с упреком.
- Ты тоже - безжалостный изверг, - говорила она. - Идем искать кота. Немедленно.
И мы отправлялись в поход. Мама шла, устало цокая каблучками, и, не стесняясь, голосила:
- Гадина! Гадина! Где ты, Гадина? Отзовись! А я таксой шныряла вокруг, заглядывая во все подвальные окошки. В конце концов из очередной дыры раздавалось знакомое «ы-ы-а-а-а-у!»
Оставив меня морально поддерживать заключенного, мама разъяренной птичкой бросалась к вору-дворнику.
- Бессовестный, жестокий человек! - наскакивала она на беднягу. - Сейчас же отпустите нашего котика!
- Да что вы, гражданочка, шумите? - Тот вяло тащился к подвальной двери, гремя ключами. - Ну, посидел денек. Так крысы ж одолели...
- Денек?! - голос мамы достигал трагических высот. - Вас бы на денек в карцер, да без воды! Вы ведь даже пить ему не давали!
Дворник чесал пузо и покаянно вздыхал.
- Ваша правда... Не подумал я чё-та про воду...
Освобожденный узник не спешил покидать темницу. Нет, он, конечно, выбегал, танцевал вокруг нас индейский танец, а потом, поминутно оглядываясь, возвращался в подвал, откуда и взывал.
- Пойди, посмотри, - говорила мне мама, поеживаясь. - Он же не отстанет. А ты не боишься.
Я осторожно ступала в полутемный подвал, где Гадина, горделиво задрав хвост, прогуливался вдоль аккуратного рядка крысиных трупов.
- Мальчик, ты молодец, - гладила я героя. - А теперь пойдем, а? Хорош уже хвастаться.
Мы возвращались домой, мама кормила кота и, пока он ел, гладила его ногой за ушком. Трогать кошек руками она так и не научилась.
Гадина прожил у нас лет пять и, несмотря на перемены (у мамы появился муж, а у меня - собака), был, похоже, всем доволен.
У мамы, мучимой тем, что она так и не смогла побороть своей неприязни к кошкам, появилась странная привычка подолгу беседовать с котом и даже читать ему вслух из «Пармской обители» и «Писем незнакомки», да.
Отчим, посмеиваясь над ней, спрашивал:
- Что, не заговорил еще твой Пьер Без Ухов?
Картинка и впрямь была забавная - круглоголовый, почти лишившийся в драках ушей Гадина, похожий на кормленую четвероногую совушку, смирно сидел на табуретке и очень внимательно следил, как мама переворачивает страницы. Если же она останавливалась и глядела на него, кот говорил «м-м-э...» и тянул к маме переднюю лапку - продолжай, мол, что там дальше?
Но умирать он ушел под дверь к своим бывшим хозяевам. Там я его и нашла, выходя ранним утром на пробежку, - свернувшегося тугим бубликом и уже окоченевшего.
Я разбудила маму, она пришла, опустилась на корточки рядом с котом, тихо заплакала.
- Какой кот был, какой кот... Не забыл свою Раису, любил ведь ее...
- Мам, - я погладила ее по руке. - Ну тебя-то он тоже любил.
- Ах, ты не понимаешь, - сказала мама. - У нас были очень непростые отношения. Да, непростые...