Всякая всячина
Маябрь отшелестел, июбрь уж за окном.
Дала себе слово почаще одеваться в костюм женщины, а не боливийского партизана, как обычно. Нашила кучу платьев и даже одно зеленое, а носить холодно. Погоды в нашем Укуркине стоят дивные, или обольет или сдует.
С другой стороны, по всем показаниям скоро лето. Об этом, к примеру, свидетельствует моя подруга Татьяна. Она зависает на четырех сайтах знакомств одновременно и наблюдает движение косяка граждан с весенними обострениями. В основном Тане пишут рабы. Знакомится она, например, с очень приличным с виду мужчиной, фотки нормальные, одет опрятно, без рыбы в руках, никакого ковра за спиной. Говорит складно, кино, литература, спорт, музыка и все такое, а потом вдруг - ррраз!
- Танечка, а не могли бы вы выдернуть мне два верхних клыка плоскогубцами или прищемить мизинец дверью?
Сначала Татиана удивлялась, теперь, после того как разные люди регулярно просят ее нанести им травмы, привыкла. Фантазия у граждан, надо сказать, неисчерпаема никаким черпалом. Некоторые хотят сидеть на цепи возле ее ног, другие мечтают о том как она их изувечит, отлупит, треснет каленой кочергой и все такое.
Один дождался свидания в своей квартире, накормил Таню ужином, час читал Мандельштама, а потом оголился, натянул на ноги роликовые коньки и потребовал чтоб его возили по паркету за генофонд. Татьяна женщина добрая, ей сложно отказывать людям. Повозила.
- Что со мной не так? - спрашивает блондинистая, ангелоподобная Танька, - Что в моем лице говорит о том, что я с удовольствием тресну чувака веслом по хребтине? Вот ты - вылитая Горгона! Тебя о таком просили хоть раз?
- Таня, я женщина-кавказец. Таких просят о противоположном. НЕ бить, к примеру. Один, как сейчас помню, орал:"Только колени не трогай!"
- А чо ты с ними делала?
- Ну не знаю, может посмотрела как-то плотоядно. Так-то я пацифист.
- Скоро лето, - неожиданно заявляет она, - У меня схлынули рабы. Неделю как иссяк поток. Прячь исподнее с начесом на антресоли! Доставай сачок и соломенную шляпку.
Рано, говорю. Ко мне еще ходят странненькие.
Вот позавчера. Ко мне на работу лебедем вплывает мужик. Спаситепомогите, говорит он. У меня на куртке отвалились две пуговицы, пришейте, не откажите. Ну, говорю, снимайте куртку. И вот это я очень зря сказала. Он же снял. А там внутри копченое солярием комиссарское тело с пивным животом. И тело то затянуто в тоненький кашемировый свитерок, и декольте круче чем у Валерия Леонтьева. И стоит такой, подбоченившись, сосками наружу. Господи, чо ж я не ослепла предварительно, думаю я, как бы это задрапировать и развидеть?
- Александр, - говорю, - Вы бы натянули декольте повыше, я вас второй раз вижу, рано так слепить.
- Я пойду постригусь, - обиделся он и пошел со всей этой красотой в парикмахерское кресло. Там его задрапировали, слава Зевсу.
Или еще один. Прискакал к закрытию. А мы, напоминаю, со своим ателье сидим внутри салона армянской красоты. Желаю быть стриженым, заявил мужик. Я говорю, поздно, мужчина, все повелители ножниц и машинок отбыли по домам. Но мне нужно постричься, нагнетает мужик. Я еще раз объясняю что все ушли на фронт, а я как парикмахер профнепригодна. Не работает! Он хочет стрижку любой ценой, он настроился. Щас, говорю, я возьму портновские ножницы и подстригу вас под тифозного хорька. Да так качественно, что от вас даже летучие мыши шарахаться будут. В лучшем случае. Нет, говорит, мне надо чтоб было красиво, у меня встреча, говорит. Я еще раз поясняю что понимаю всю глубину проблемы, но парикмахер из меня как из Кобзона Бейонсе. Стоит и моргает. Очень нужно подстричься, говорит. Ну, предлагаю послпдний вариант. Садитесь в кресло, я возьму с кухни блюдце, положу вам на голову и по его форме подровняю. Не захотел, ушел обиженным.
Из хорошего.
Меня уматерил парикмахер 26 лет из Тбилиси. Дни когда он работает, самые любимые, я его подкармливаю, он придирчиво следит за моими кудряшками, я отсеиваю, а иногда и отпугиваю неугодных поклонниц, он носится со мной по магазинам, не разрешает поднимать тяжести и следит чтоб я не переутомлялась. Мы разговариваем по-грузински, постоянно хохочем, пропускаем бокал-другой вина за обедом. У него доброе сердце и отличный удар правой, он переводит старушек через дорогу, не проходит мимо нуждающихся в помощи и дерется, защищая незнакомцев. Его главную маму тоже зовут Бэлой, у Альберта огромный опыт в бэлозаводстве и бэлологии, он знает о нас все.
- Бэла! - кричит он, - Сядь! Сядь уже, я тебя умоляю. Надо же так носиться. Ай, мамой клянусь, ты три раза уже пробежала мимо с сумками пока я делал одну стрижку. Сядь! Это из за имени, точно тебе говорю. Мать моя тоже постоянно бегает. Женщина должна двигаться плавно, а не как белка на кофеине. Как ты собираешься выходить замуж? Тебя разглядеть невозможно. Сядь! Сядь, не вертись!
- Абе, детка, какой еще замуж? Я старенькая и мне некогда. Не выводи меня, у меня дела.
- Наплевать! Дай сюда паспорт, я переименую тебя в Спиридона!
- Почему в Спиридона? - смеюсь я.
- Так зовут моего деда, он паралитик. Зато все точно знают что он где-то спокойно лежит!
- Бэла, как брата тебя прошу, пойдем со мной в караоке, я петь хочу! - говорит он.
- А ты умеешь?
- Это сейчас был оскорбительный вопрос! В моей семье, чтоб ты знала, младенцев, которые некрасиво плачут относят в лес и отдают волкам. Пусть воют там и не позорят фамилию! А ты умеешь петь?
- Ха! Меня как раз отнесли в лес, а через месяц волки меня сами вернули. Сказали заберите это обратно, пока мы не спятили.
- Абе, делай что хочешь, но я хочу на нормальную свадьбу. Не в ресторан. Я хочу чтоб перекрыли улицу и кутили соседями, родственниками и друзьями. Чтоб стол падал от еды и вина, чтоб музыканты играли, а люди плакали, - сказала я утром.
Мальчик озадачился и обзвонил Тбилисских знакомых.
- В феврале поедем! Друг женится.
- Интересно, как ты объяснишь кто я такая и зачем ты меня припер.
- Не волнуйся, я скажу что вижу тебя первый раз в жизни!
Двенадцатого ко мне приедет тетя. Без кизилового варерья, разумеется. Она везет инжировое.
Так и живем...
Дала себе слово почаще одеваться в костюм женщины, а не боливийского партизана, как обычно. Нашила кучу платьев и даже одно зеленое, а носить холодно. Погоды в нашем Укуркине стоят дивные, или обольет или сдует.
С другой стороны, по всем показаниям скоро лето. Об этом, к примеру, свидетельствует моя подруга Татьяна. Она зависает на четырех сайтах знакомств одновременно и наблюдает движение косяка граждан с весенними обострениями. В основном Тане пишут рабы. Знакомится она, например, с очень приличным с виду мужчиной, фотки нормальные, одет опрятно, без рыбы в руках, никакого ковра за спиной. Говорит складно, кино, литература, спорт, музыка и все такое, а потом вдруг - ррраз!
- Танечка, а не могли бы вы выдернуть мне два верхних клыка плоскогубцами или прищемить мизинец дверью?
Сначала Татиана удивлялась, теперь, после того как разные люди регулярно просят ее нанести им травмы, привыкла. Фантазия у граждан, надо сказать, неисчерпаема никаким черпалом. Некоторые хотят сидеть на цепи возле ее ног, другие мечтают о том как она их изувечит, отлупит, треснет каленой кочергой и все такое.
Один дождался свидания в своей квартире, накормил Таню ужином, час читал Мандельштама, а потом оголился, натянул на ноги роликовые коньки и потребовал чтоб его возили по паркету за генофонд. Татьяна женщина добрая, ей сложно отказывать людям. Повозила.
- Что со мной не так? - спрашивает блондинистая, ангелоподобная Танька, - Что в моем лице говорит о том, что я с удовольствием тресну чувака веслом по хребтине? Вот ты - вылитая Горгона! Тебя о таком просили хоть раз?
- Таня, я женщина-кавказец. Таких просят о противоположном. НЕ бить, к примеру. Один, как сейчас помню, орал:"Только колени не трогай!"
- А чо ты с ними делала?
- Ну не знаю, может посмотрела как-то плотоядно. Так-то я пацифист.
- Скоро лето, - неожиданно заявляет она, - У меня схлынули рабы. Неделю как иссяк поток. Прячь исподнее с начесом на антресоли! Доставай сачок и соломенную шляпку.
Рано, говорю. Ко мне еще ходят странненькие.
Вот позавчера. Ко мне на работу лебедем вплывает мужик. Спаситепомогите, говорит он. У меня на куртке отвалились две пуговицы, пришейте, не откажите. Ну, говорю, снимайте куртку. И вот это я очень зря сказала. Он же снял. А там внутри копченое солярием комиссарское тело с пивным животом. И тело то затянуто в тоненький кашемировый свитерок, и декольте круче чем у Валерия Леонтьева. И стоит такой, подбоченившись, сосками наружу. Господи, чо ж я не ослепла предварительно, думаю я, как бы это задрапировать и развидеть?
- Александр, - говорю, - Вы бы натянули декольте повыше, я вас второй раз вижу, рано так слепить.
- Я пойду постригусь, - обиделся он и пошел со всей этой красотой в парикмахерское кресло. Там его задрапировали, слава Зевсу.
Или еще один. Прискакал к закрытию. А мы, напоминаю, со своим ателье сидим внутри салона армянской красоты. Желаю быть стриженым, заявил мужик. Я говорю, поздно, мужчина, все повелители ножниц и машинок отбыли по домам. Но мне нужно постричься, нагнетает мужик. Я еще раз объясняю что все ушли на фронт, а я как парикмахер профнепригодна. Не работает! Он хочет стрижку любой ценой, он настроился. Щас, говорю, я возьму портновские ножницы и подстригу вас под тифозного хорька. Да так качественно, что от вас даже летучие мыши шарахаться будут. В лучшем случае. Нет, говорит, мне надо чтоб было красиво, у меня встреча, говорит. Я еще раз поясняю что понимаю всю глубину проблемы, но парикмахер из меня как из Кобзона Бейонсе. Стоит и моргает. Очень нужно подстричься, говорит. Ну, предлагаю послпдний вариант. Садитесь в кресло, я возьму с кухни блюдце, положу вам на голову и по его форме подровняю. Не захотел, ушел обиженным.
Из хорошего.
Меня уматерил парикмахер 26 лет из Тбилиси. Дни когда он работает, самые любимые, я его подкармливаю, он придирчиво следит за моими кудряшками, я отсеиваю, а иногда и отпугиваю неугодных поклонниц, он носится со мной по магазинам, не разрешает поднимать тяжести и следит чтоб я не переутомлялась. Мы разговариваем по-грузински, постоянно хохочем, пропускаем бокал-другой вина за обедом. У него доброе сердце и отличный удар правой, он переводит старушек через дорогу, не проходит мимо нуждающихся в помощи и дерется, защищая незнакомцев. Его главную маму тоже зовут Бэлой, у Альберта огромный опыт в бэлозаводстве и бэлологии, он знает о нас все.
- Бэла! - кричит он, - Сядь! Сядь уже, я тебя умоляю. Надо же так носиться. Ай, мамой клянусь, ты три раза уже пробежала мимо с сумками пока я делал одну стрижку. Сядь! Это из за имени, точно тебе говорю. Мать моя тоже постоянно бегает. Женщина должна двигаться плавно, а не как белка на кофеине. Как ты собираешься выходить замуж? Тебя разглядеть невозможно. Сядь! Сядь, не вертись!
- Абе, детка, какой еще замуж? Я старенькая и мне некогда. Не выводи меня, у меня дела.
- Наплевать! Дай сюда паспорт, я переименую тебя в Спиридона!
- Почему в Спиридона? - смеюсь я.
- Так зовут моего деда, он паралитик. Зато все точно знают что он где-то спокойно лежит!
- Бэла, как брата тебя прошу, пойдем со мной в караоке, я петь хочу! - говорит он.
- А ты умеешь?
- Это сейчас был оскорбительный вопрос! В моей семье, чтоб ты знала, младенцев, которые некрасиво плачут относят в лес и отдают волкам. Пусть воют там и не позорят фамилию! А ты умеешь петь?
- Ха! Меня как раз отнесли в лес, а через месяц волки меня сами вернули. Сказали заберите это обратно, пока мы не спятили.
- Абе, делай что хочешь, но я хочу на нормальную свадьбу. Не в ресторан. Я хочу чтоб перекрыли улицу и кутили соседями, родственниками и друзьями. Чтоб стол падал от еды и вина, чтоб музыканты играли, а люди плакали, - сказала я утром.
Мальчик озадачился и обзвонил Тбилисских знакомых.
- В феврале поедем! Друг женится.
- Интересно, как ты объяснишь кто я такая и зачем ты меня припер.
- Не волнуйся, я скажу что вижу тебя первый раз в жизни!
Двенадцатого ко мне приедет тетя. Без кизилового варерья, разумеется. Она везет инжировое.
Так и живем...