Поэма норвежского писателя Генрика Ибсена «Пер Гюнт» была впервые опубликована в 1867 году. Однако сегодня она звучит пугающе актуально.
Генрик Ибсен 1828-1906
Главный герой поэмы, Пер Гюнт, молодой гуляка, из мести бывшей возлюбленной крадет чужую невесту прямо из-под венца. Спасаясь от преследований, он скрывается в лесу, где встречает «женщину в зеленом», которая оказывается дочерью короля троллей.
В скандинавской мифологии тролли - это человекоподобные существа, обитающие в горах, обычно враждебные людям.
Пер Гюнт готов жениться на дочери тролля, лишь бы обрести власть и богатство.
В поэме царство троллей умещается в гигантской пещере горного короля, Доврского Деда.
Н.К.Рерих "Доврский Дед"
Все там оказывается обманом: красивое называют ужасным, мерзкое - прекрасным, вместо меда к столу подают помет. Перу подвязывают сзади хвост, так как в царстве троллей «только чернь гуляет без хвостов, а бант в хвосте подчеркивает власть».
«Вильни», - просит Доврский Дед. Пер Гюнт сердито вопрошает: «Так что ж, в угоду королю отречься мне от христианской веры?» На что Доврский Дед отвечает: «Нет, успокойся. Веры мы не тронем. Ты, главное, умей казаться троллем, усвой повадки наши и манеры, а там, в душе, во что угодно веруй».
Наверное, даже в страшном сне писатель Генрик Ибсен не мог бы себе представить, что на самом деле он написал методичку для современных троллей, обитающих в комфортабельных пещерах, окутанных всемирной паутиной.
Ведь для самого Ибсена эти существа - символы всего самого низменного в человеческой душе.
"Жизнь - это битва с троллем
В пещерах души пустой.
Творчество - это воля
Суд вершить над собой."
Нынче же, набрав в поиске - как правильно троллить, можно напороться, например, на такую инструкцию: если хочешь стать хорошим троллем, то преподноси ложные факты и провокационные утверждения так, чтобы казаться при этом нормальным человеком.
Во многом Ибсен опередил свое время.
В Норвегии и Дании поэма была воспринята весьма негативно. Ганс Христиан Андерсен назвал произведение совершенно бессмысленным. Возможно потому, что «Пер Гюнт - это персонаж, который ничего не выиграл в итоге, ничего не достиг и кончил тем же нулем, с которого начал», - именно так высказался об этом Альфред Шнитке, приступая к работе над одноименным балетом, спустя век после появления поэмы. Однако бессмысленность эта совсем неоднозначна. Размышляя над образом главного героя, Шнитке продолжает:
Пер Гюнт - странный персонаж, ключа не имеющий, быть может, еще более странный, нежели Фауст. Есть сюжеты, где количество реализаций бесконечно, и ни одна не исчерпывает сюжет до конца. Открывая «Пер Гюнта», я продолжаю находить бесконечно новое для себя, - я его никогда не охвачу, как никогда не охвачу и «Фауста».
Первоначально «Пер Гюнт» не предназначался для сцены, однако спустя какое-то время, уступив настойчивым просьбам друзей, Ибсен стал переделывать поэму для постановки в театре.
Тогда же он обратился к своему соотечественнику, композитору Эдварду Григу с просьбой написать музыку для спектакля.
Эдвард Григ 1843-1907
Премьера пьесы с музыкой Грига состоялась в Христиании, столице Норвегии в 1876 году.
Уже в первый сезон «Пер Гюнт» выдержал 36 представлений, причем громадный успех Ибсен по праву делил с Григом. Норвежская театральная критика говорила о нем, как о полноправном создателе спектакля.
Работая над музыкой к сцене в пещере горного короля, Григ гениально разрешил задачу изображения нечистой силы. Простая, незамысловатая мелодия начинается еле слышно у контрабасов и фаготов в низком регистре. Как бы приближаясь издалека, шепотом, она постепенно набирает силу.
По мере включения новых регистров, новых инструментов, постепенного увеличения силы звука и ускорения темпа примитивная, угловатая и, казалось бы, безобидная тема вдруг разрастается, надвигаясь, словно страшная лавина, приобретая зловещие, демонические черты.
Эта музыка как бы воплощает собою мысль о том, что любая идея, доведенная до абсурда, превращается в свою противоположность. Подобную мысль высказал еще средневековый алхимик Парацельс:
Всё есть яд и всё есть лекарство. Только доза делает лекарство ядом и яд лекарством.
Позднее подобный прием использует Морис Равель в своем знаменитом «Болеро», которое сам композитор ассоциировал с гигантским заводом.
По мысли поэта и писателя Андре Суареса «Болеро» - это звуковой образ зла, истязавшего Равеля, возможно, всю его жизнь. В «Болеро» наглядно выражена навязчивая идея кошмара. От этой якобы нежной и доступной музыки веет ледяным отчаянием: разве не ужасно трагическое нарастание темы, повторяющейся упрямо, с методичностью метронома, но не способной вырваться на свободу? Разве не напоминает она узника, стремящегося головой разбить каменные стены своей камеры?
В представлении поэта Николая Заболоцкого эта музыкальная тема воплощает собой священный танец боя.
Итак, Равель, танцуем болеро!
Для тех, кто музыку не сменит на перо,
Есть в этом мире праздник изначальный -
Напев волынки скудный и печальный
И эта пляска медленных крестьян…
Испания! Я вновь тобою пьян!
Цветок мечты возвышенной взлелеяв,
Опять твой образ предо мной горит
За отдаленной гранью Пиренеев!
Увы, замолк истерзанный Мадрид,
Весь в отголосках пролетевшей бури,
И нету с ним Долорес Ибаррури!
Но жив народ, и песнь его жива.
Танцуй, Равель, свой исполинский танец,
Танцуй, Равель! Не унывай, испанец!
Вращай, История, литые жернова,
Будь мельничихой в грозный час прибоя!
О, болеро, священный танец боя!
Морис Равель 1875-1937
Дмитрий Шостакович применил аналогичный подход для изображения фашистского нашествия в симфонии №7, написанной композитором в блокадном Ленинграде.
И уж в этой музыке слилось все - и абсолютное зло, и гигантская мясорубка, перемоловшая миллионы человеческих судеб, и бой священный и кровавый,.. не ради славы, ради жизни на земле!
Дмитрий Шостакович 1906-1975
Click to view