Кант и его явления 2 - КЧР
До сих пор считали, что всякие наши знания должны сообразоваться с предметами. При этом, однако, кончались неудачей все попытки через понятия что-то априорно установить относительно предметов, что расширяло бы наше знание о них. Поэтому следовало бы попытаться выяснить, не разрешим ли мы задачи метафизики более успешно, если будем исходить из предположения, что предметы должны сообразоваться с нашим познанием, - а это лучше согласуется с требованием возможности априорного знания о них, которое должно установить нечто о предметах раньше, чем они нам даны.
...
[Нажмите, чтобы прочитать про революцию в метафизике]Если бы созерцания должны были согласоваться со свойствами предметов, то мне не понятно, каким образом можно было бы знать что-либо a priori об этих свойствах; наоборот, если предметы (как объекты чувств) согласуются с нашей способностью к созерцанию, то я вполне представляю себе возможность априорного знания. Но я не могу остановиться на этих созерцаниях, и для того, чтобы они сделались знанием, я должен их как представления отнести к чему-нибудь как к предмету, который я должен определить посредством этих созерцаний. Отсюда следует, что я могу допустить одно из двух: либо понятия, посредством которых я осуществляю это определение, также сообразуются с предметом, и тогда я вновь впадаю в прежнее затруднение относительно того, каким образом я могу что-то узнать a priori о предмете; либо же допустить, что предметы, или, что то же самое, опыт, единственно в котором их (как данные предметы) и можно познать, сообразуются с этими понятиями. В этом последнем случае я тотчас же вижу путь более легкого решения вопроса, так как опыт сам есть вид познания, требующий [участия] рассудка, правила которого я должен предполагать в себе еще до того, как мне даны предметы, стало быть, a priori; эти правила должны быть выражены в априорных понятиях, с которыми, стало быть, все предметы опыта должны необходимо сообразоваться и согласоваться. Что же касается предметов, которые мыслятся только разумом, и притом необходимо, но которые (по крайней мере так, как их мыслит разум) вовсе не могут быть даны в опыте, то попытки мыслить их (ведь должны же они быть мыслимы) дадут нам затем превосходный критерий того, что мы считаем измененным методом мышления, а именно что мы a priori познаем о вещах лишь то, что вложено в них нами самими.
...
Ибо то, что необходимо побуждает нас выходить за пределы опыта и всех явлений, есть безусловное, которое разум необходимо и вполне справедливо ищет в вещах самих по себе в дополнение ко всему обусловленному, требуя таким образом законченного ряда условий. Если же при предположении, что приобретенное нашим опытом знание сообразуется с предметами как вещами самими по себе, оказывается, что безусловное вообще нельзя мыслить без противоречия, и, наоборот, при предположении, что не представления о вещах, как они нам даны, сообразуются с этими вещами как вещами самими по себе, а скорее эти предметы как явления сообразуются с тем, как мы их представляем, данное противоречие отпадает и, следовательно, безусловное должно находиться не в вещах, поскольку мы их знаем (поскольку они нам даны), а в вещах, поскольку мы их не знаем, [т.е.] как в вещах самих по себе, - то отсюда становится ясным, что сделанное нами сначала в виде попытки допущение обосновано
Кант, предисловие ко второму изданию КЧР
Как и все метафизики до него, Кант ищет неизменное безусловное и боится противоречий. Эта линия западной метафизики начинается с Парменида в противоположении Гераклиту, у которого противоречие присуще изменению как таковому, что не принимали последователи Парменида - элеаты, придумавшие знаменитые апории, однако Аристотель разрешил проблему противоречий в двух типах бытия - действительного (неизменного меняющего) и возможного (изменчивого становления) - и двух соотв. им логиках - формальной с законами тождества, противоречия и исключенного третьего и модальной где эти законы не действуют, - с общей целью достичь всеобщего неизменного покоя, который ищет познающий ум. В 17-18 вв английские сенсуалисты-эмперисты в противовес методу Декарта, у которого источник знания выдвигающий гипотезы, проверяемые затем опытом, разум, объявляют источником знания опыт в явлениях внешних чувству и рассудку вещей, который затем оформляет ум. Но все метафизики до и после Канта были убеждены что знание о вещах в их представлениях должно соответствовать самим вещам, и чем точнее соответствие, тем истиннее знание.
Однако материал повседневного опыта часто оказывается обманчивым, вызывая ложные представления о вещах, что требует более тонких методов наблюдений, анализа данных и синтеза представлений. Но в 18 веке у части сенсуалистов возникли сомнения в существовании самих внешних вещей, а данные опыта они стали понимать как продукт бессознательного воображения.
Кант не согласен что никаких внешних вещей нет, но соглашается что опыт явлений не дает знания о вещах и утверждает что источником истинного знания является чистый разум в нас самих, в чистых априорных формах дающий чистое знание, вообще не зависимое от опыта и вещей.
При этом он умалчивает откуда этот чистый разум с его априорными формами взялся и какой разум у новорожденных, детей и женщин, которых он боялся как огня, ведя жизнь интеллектуального автомата...
рассудок - не просто низший разум, он лишь слуга образности, дающей панораму гармоничного многообразия явлений первосущности в любви двух, рождающих третьего, от которых произошел мир...
...
[Нажмите, чтобы прочитать про революцию в метафизике]Если бы созерцания должны были согласоваться со свойствами предметов, то мне не понятно, каким образом можно было бы знать что-либо a priori об этих свойствах; наоборот, если предметы (как объекты чувств) согласуются с нашей способностью к созерцанию, то я вполне представляю себе возможность априорного знания. Но я не могу остановиться на этих созерцаниях, и для того, чтобы они сделались знанием, я должен их как представления отнести к чему-нибудь как к предмету, который я должен определить посредством этих созерцаний. Отсюда следует, что я могу допустить одно из двух: либо понятия, посредством которых я осуществляю это определение, также сообразуются с предметом, и тогда я вновь впадаю в прежнее затруднение относительно того, каким образом я могу что-то узнать a priori о предмете; либо же допустить, что предметы, или, что то же самое, опыт, единственно в котором их (как данные предметы) и можно познать, сообразуются с этими понятиями. В этом последнем случае я тотчас же вижу путь более легкого решения вопроса, так как опыт сам есть вид познания, требующий [участия] рассудка, правила которого я должен предполагать в себе еще до того, как мне даны предметы, стало быть, a priori; эти правила должны быть выражены в априорных понятиях, с которыми, стало быть, все предметы опыта должны необходимо сообразоваться и согласоваться. Что же касается предметов, которые мыслятся только разумом, и притом необходимо, но которые (по крайней мере так, как их мыслит разум) вовсе не могут быть даны в опыте, то попытки мыслить их (ведь должны же они быть мыслимы) дадут нам затем превосходный критерий того, что мы считаем измененным методом мышления, а именно что мы a priori познаем о вещах лишь то, что вложено в них нами самими.
...
Ибо то, что необходимо побуждает нас выходить за пределы опыта и всех явлений, есть безусловное, которое разум необходимо и вполне справедливо ищет в вещах самих по себе в дополнение ко всему обусловленному, требуя таким образом законченного ряда условий. Если же при предположении, что приобретенное нашим опытом знание сообразуется с предметами как вещами самими по себе, оказывается, что безусловное вообще нельзя мыслить без противоречия, и, наоборот, при предположении, что не представления о вещах, как они нам даны, сообразуются с этими вещами как вещами самими по себе, а скорее эти предметы как явления сообразуются с тем, как мы их представляем, данное противоречие отпадает и, следовательно, безусловное должно находиться не в вещах, поскольку мы их знаем (поскольку они нам даны), а в вещах, поскольку мы их не знаем, [т.е.] как в вещах самих по себе, - то отсюда становится ясным, что сделанное нами сначала в виде попытки допущение обосновано
Кант, предисловие ко второму изданию КЧР
Как и все метафизики до него, Кант ищет неизменное безусловное и боится противоречий. Эта линия западной метафизики начинается с Парменида в противоположении Гераклиту, у которого противоречие присуще изменению как таковому, что не принимали последователи Парменида - элеаты, придумавшие знаменитые апории, однако Аристотель разрешил проблему противоречий в двух типах бытия - действительного (неизменного меняющего) и возможного (изменчивого становления) - и двух соотв. им логиках - формальной с законами тождества, противоречия и исключенного третьего и модальной где эти законы не действуют, - с общей целью достичь всеобщего неизменного покоя, который ищет познающий ум. В 17-18 вв английские сенсуалисты-эмперисты в противовес методу Декарта, у которого источник знания выдвигающий гипотезы, проверяемые затем опытом, разум, объявляют источником знания опыт в явлениях внешних чувству и рассудку вещей, который затем оформляет ум. Но все метафизики до и после Канта были убеждены что знание о вещах в их представлениях должно соответствовать самим вещам, и чем точнее соответствие, тем истиннее знание.
Однако материал повседневного опыта часто оказывается обманчивым, вызывая ложные представления о вещах, что требует более тонких методов наблюдений, анализа данных и синтеза представлений. Но в 18 веке у части сенсуалистов возникли сомнения в существовании самих внешних вещей, а данные опыта они стали понимать как продукт бессознательного воображения.
Кант не согласен что никаких внешних вещей нет, но соглашается что опыт явлений не дает знания о вещах и утверждает что источником истинного знания является чистый разум в нас самих, в чистых априорных формах дающий чистое знание, вообще не зависимое от опыта и вещей.
При этом он умалчивает откуда этот чистый разум с его априорными формами взялся и какой разум у новорожденных, детей и женщин, которых он боялся как огня, ведя жизнь интеллектуального автомата...
рассудок - не просто низший разум, он лишь слуга образности, дающей панораму гармоничного многообразия явлений первосущности в любви двух, рождающих третьего, от которых произошел мир...