M. ХАЙДЕГГЕР
О СУЩЕСТВЕ И ПОНЯТИИ
φύσις
Аристотель, "Физика", В 1.
Перевод В. Микушевича
Φύσις римляне перевели как natura; natura - от глагола nasei - рождаться, происходить, греческое γεν -; natura - это то, что дает произойти из себя.
Это имя "природы" с тех пор выступает как ос¬новное слово, именующее существенные [сущно¬стные] отношения западного исторического чело¬века к тому сущему, каковое не есть он и каковое есть он сам. Простое перечисление получивших распространение антитез делает это зримым: при¬рода и благодать (сверх-природа), природа и искус¬ство, природа и история, природа и дух. Однако в то же самое время говорится и о "природе" духа, о "природе" истории и о "природе" человека, и подразумевается здесь не плоть и даже не род чело¬веческий, но его целостное "существо". Так, сплошь и рядом идет речь о "природе вещей", т.е. о том, чтό они суть в "возможности" и кáк они суть, равно как и до какой степени они "действи¬тельно" суть.
"Природное" в человеке - по христианским по¬нятиям - означает приданное ему творением и преданное его свободе; эта природа - предостав¬ленная сама себе - путем страстей ведет к рас¬щеплению человека, поэтому "природу" нужно по¬давлять, она, в известном смысле, есть то, чего не должно быть.
В другом истолковании как раз попустительство порывам и страстям считается природным в чело¬веке: homo naturae, по Ницше, есть тот человек, который делает "плоть" руководством в мироистолковании и тем самым с "чувственным" вообще, с "элементами" (огонь, вода, земля, эфир), страс¬тями и порывами и со всем тем, что ими обуслов¬лено, вступает в некоторое новое отношение еди¬ногласия, в силу чего он одновременно забирает власть над "элементарным" и сам этой властью становится способен к освоению мира в смысле не¬которого планомерного мирового господства.
И, наконец, "природа" становится словом для обозначения того, что не только выше всего "эле¬ментарного" и всего человеческого, но даже и вы¬ше богов. Так, Гельдерлин в гимне "Как в празд¬ник"... (III строфа) говорит:
Светает. Я пришествия дождался,
Да будет свято слово мое отныне!
Она сама, кто старше всех времен,
Превыше богов восхода и заката,
Природа пробудилась под звон оружия,
И от эфира до бездн подземных,
По непреложным законам
Зачата святым хаосом,
Обновлена вдохновеньем
Всетворящая снова.
("Природа" становится здесь наименованием то¬го, что выше богов и "старше всех времен", в которое то или иное сущее становится сущим. "Природа" становится словом, означающим "бытие", поскольку оно раньше всякого сущего, как ленное право получающего от него то, что это сущее есть; и под "Бытие" попадают также еще и все боги, коль скоро они суть, а также как они суть).
Здесь сущее в целом не получает ложного "на¬туралистического" истолкования и не сужается до "природы" в смысле облеченного властью матери¬ала, но и не расплывается, "мистически" затемнен¬ное, в нечто неопределимое.
Под такую нагрузку неизменно становилось слово "природа" в различные века западной исто¬рии, каждый раз оно содержало некоторое истол¬кование сущего в целом, даже и там, где оно, ка¬залось бы, мыслилось лишь как противо-понятие. Во всех этих различениях природа не просто вы¬ступает противной стороной, существенным обра¬зом она "лидирует", поскольку различение произ¬водится всегда и в первую очередь в противопо¬ложность ей и таким образом это различное опре¬деляется, ограничивается от нее. (Когда, напри¬мер, "природа" односторонне и поверхностно счи¬тается за "вещество", "материю", элемент, бессос¬тавное, - тогда "дух", соответственно, - "невеще¬ственное", спиритуальное", "творящее", задающее состав).
(Однако точка зрения самого этого различения: "бытие").
Таким образом различение природы и истории также должно мыслиться каждый раз внутри той определяющей это различение и несущей самое это противопоставление области, которая охваты¬вает природу и историю, даже когда остается без внимания и определения, покоится ли "история" в "природе" и каким образом, - даже когда история понимается, исходя из человеческой "субъективно¬сти" и как "дух" и тем самым природа определяет, ограничивает себя от духа, - даже тогда в [ее] су¬ществе еще и уже со-промысливается субъект, это ύποκείμενον, то есть φύσις. Такая неизбеж¬ность этой φύσις просвечивает в том имени, кото¬рым мы называем до сих пор существовавший род западного познания сущего в его целокупности. Остов любой истины, следующей за сущим в его целокупности, есть "метафизика".
Высказана она в предложениях или нет, оформляется или нет это высказанное в систему, - это имеет одинаковое значение. Метафизика есть то познание, в кото¬ром западное историческое человечество хранит истину отношений к сущему в целом, равно как и истину о том, что за этим сущим в целом. Мета¬физика в некотором всецело сущностном смысле есть "физика", т.е. некое познание этой φύσις (έπιστήμη φυσική).
Когда мы задаемся вопросом о существе и поня¬тии этой φύσις, то на первый взгляд это выглядит просто любопытным выведыванием происхожде¬ния позднейшего и внешнего толкования "приро¬ды". Однако, если мы поразмыслим над тем, что это основное слово западной метафизики скрывает в себе какие-то решения по истине сущего, если мы вспомним, что сегодня истина о сущем в его целокупности остается во всяком случае под во¬просом, и если почувствуем, что существо истины остается совершенно нерешенным, что все это вместе закладывает основы в истории истолкова¬ния существа этой φύσις, то мы встанем вне ис¬торико-философского интереса к "истории поня¬тия", мы постигнем тогда, хотя бы издалека, бли¬зость будущих [грядущих] решений.
(Поскольку круг земель расползается по швам, то можно предположить, что когда-то он в тако¬вых пребывал, и встает вопрос, способен ли человек нового времени своим планированием - хотя бы в масштабах планеты - склеить когда-либо не¬кую мировую структуру).
Первое - чтобы задавать вопрос об основе это¬го рода - связное мыслительное разъяснение по существу этой φύσις дошло до нас от времени завершения греческой философии. Оно исходит от Аристотеля и изложено в его φυσική άκρόασις (чтение, вернее, слушание по φύσις).
Аристотелевская "Физика" есть сокровенная и потому еще ни разу не продуманная в до¬статочной степени основная книга западной философии.
Можно предположить, что она не была задума¬на как единое целое из своих восьми книг и не воз¬никла к одному и тому же времени, в данном слу¬чае эти вопросы равнозначны; вообще мало смыс¬ла утверждать, что "Физика" предшествует "Метафизике", поскольку метафизика в такой же сте¬пени есть "физика", как и физика - "метафизика". На основании содержательных и исторических данных можно принять, что около 347 года (смерть Платона) вторая книга была уже состав¬лена (ср. также Jäger, Aristoteles, 1923. S. 311 f.); эта книга, при всей учености, имеет тот единственный недостаток, что философию Аристотеля она мыслит всецело не по-гречески, в духе схолас¬тики нового времени и в духе неокантианства, вернее, поскольку она сравнительно мало беспоко¬ится о "содержательном", особенно в «Истории возникновения "Метафизики" Аристотеля», 1912.
Разумеется, это первое мыслительно закончен¬ное понимание φύσις есть одновременно и послед¬ний отзвук первоначального, и к тому же высше¬го, мыслительного наброска сущности этой φύσις, как он еще сохранился в изречениях Анаксимандра, Гераклита и Парменида.
В первой главе второй из восьми книг "Физики" (Физика, В, I, 192b8-193b21) Аристотель дает все¬объемлющее подытоживающее сущностное истол¬кование несущей и ведущей "природу" интерпре¬тации φύσις. Здесь имеет свои скрытые корни воз¬никшее позднее сущностное определение природы, исходящее из различения ее от духа и через дух. Тем самым выясняется, что различие "природы" и "духа" совершенно негреческое.
[
дальше - скачать книгу ]