Karasu
Karasu - приморский уголок в двух часах от Стамбула на автобусе. Я его не выбирала специально. Пришла на автовокзал Харем, что в азиатской части Стамбула, хотела уехать в Амасру, хотела сбежать из Стамбула, хотела отправиться в путь. Автобусов до Амасры не предвиделось до вечера ни у Metro, ни у Kamil Koç, ни у мелких извозчиков. Но sohbet, как известно, лечит душу. Так что проведя talk therapy с господином из Ulusoy, я отбросила туристический Şile, и проведя пальцем по карте чуть дальше на восток, нашла Карасу. "Karasu nasıl?" - спросила. Господин Улусой, соединив пальцы в щепотку, вовсе не перекрестился, а задрав пальцы к носу, с причмокиванием произнес стандартное:"Çok güzel". И я поехала.На автостанции Карасу я обратилась к моим друзьям-работникам автобусных фирм с таким вопросом:"А что у вас тут есть?" Они не удивились и сказали, что есть морской уголок и миленький пансион. А вот, кстати, и бумажка с адресочком. Посадили на долмуш, благословили на отдых. Пансион на набережной оказался çirkin çirkin, то есть, страшненький такой, в розовый кафель. И, кажется, это вообще черноморский отельный стиль: страшный, ещё страшнее, чем страшнее, тем дороже. Из окон осматриваемого апартамента я увидела гигантские мутные волны на море. "Ну и что я здесь буду делать?", обратилась я к гарсону. "Но вы ведь на Черном Море, мадам! Так чего же вы хотели?" И я пошла восвояси.
На пустом пляже дышалось вольно. И я решила там остаться.
Владелец зонтов, круга и лежаков оказался лазом. Он любезно позволил мне переодеться (я собралась в море) в его кафе. А также забронировал огромный тент в кемпинге по соседству, вечером отвел поесть чорбы, приглашал почтить присутствием дискотеку, что под его личным управлением. Лаз был светловолосый и зеленоглазый. На языке лазов не говорил. "Зачем? Есть же турецкий?"
Море было восхитительным. Теплое, с нежной пеной, шумливое, неравнодушное, легко поигрывающее мускулами волн, то накидывающееся, сбивающее с ног, подхватывающее, подбрасывающее тела, то вдруг бережное, осторожное, отпускающее к берегу, никого, мол, не держу, я, Посейдон, не тиран, не думайте. Море детства. Песка - вдоволь, строй замки, дворцы, оно, море, их слижет: совсем не жаль - новый будет ещё краше. Ракушки, камушки. Войди в воду по колено, зачерпни не глядя со дна! Теперь у нас с тобой есть глаза и ресницы для песочного человечка. Hadi, abla, hadiiii! Взявшись за руки, мы разбежались и бросились в волны, упали, перекувыркнулись, ударились лбами, расхохотались.
Из морских ракушек шумит море детства. Вечером я отправилась кататься на каруселях в местный луна-парк. Когда села в кабинку, закашлялась и не могла остановиться. От страха.
А ночью морской ветер рвал мой тент, сыпал в окно горсти песка, притворялся полуночными гостями, метался тенями по стенам. Ужасно мерзла, под двумя одеялами слушала голос моря. Утром море поуспокоилось, остыло и отстранилось. Теперь допускало до себя только глаза. А ещё им можно было дышать, всем телом.
На пустом пляже дышалось вольно. И я решила там остаться.
Владелец зонтов, круга и лежаков оказался лазом. Он любезно позволил мне переодеться (я собралась в море) в его кафе. А также забронировал огромный тент в кемпинге по соседству, вечером отвел поесть чорбы, приглашал почтить присутствием дискотеку, что под его личным управлением. Лаз был светловолосый и зеленоглазый. На языке лазов не говорил. "Зачем? Есть же турецкий?"
Море было восхитительным. Теплое, с нежной пеной, шумливое, неравнодушное, легко поигрывающее мускулами волн, то накидывающееся, сбивающее с ног, подхватывающее, подбрасывающее тела, то вдруг бережное, осторожное, отпускающее к берегу, никого, мол, не держу, я, Посейдон, не тиран, не думайте. Море детства. Песка - вдоволь, строй замки, дворцы, оно, море, их слижет: совсем не жаль - новый будет ещё краше. Ракушки, камушки. Войди в воду по колено, зачерпни не глядя со дна! Теперь у нас с тобой есть глаза и ресницы для песочного человечка. Hadi, abla, hadiiii! Взявшись за руки, мы разбежались и бросились в волны, упали, перекувыркнулись, ударились лбами, расхохотались.
Из морских ракушек шумит море детства. Вечером я отправилась кататься на каруселях в местный луна-парк. Когда села в кабинку, закашлялась и не могла остановиться. От страха.
А ночью морской ветер рвал мой тент, сыпал в окно горсти песка, притворялся полуночными гостями, метался тенями по стенам. Ужасно мерзла, под двумя одеялами слушала голос моря. Утром море поуспокоилось, остыло и отстранилось. Теперь допускало до себя только глаза. А ещё им можно было дышать, всем телом.