«Современное общество становится настолько богатым, чтобы позволить себе быть гуманным»
Современное понимание человеколюбия и благотворительности как необходимой помощи слабым, больным, несчастным, немощным возникло не так давно. Его нельзя связывать только с распространением христианства, поскольку та же инквизиция считала психические болезни «одержимостью бесом», а беса надо было изгнать любым способом, хотя бы и ценой смерти «бесноватого». 
Зависимость от природы и недостатка еды долго определяла людскую мораль. Историки правы, видя в инфантициде (узаконенное убийство детей, иногда - и стариков) своеобразное средство самозащиты древних. Общество, община напрямую зависели от возможности прокормить своих членов, слабые становились обузой. Так, у кочевников право на жизнь мог иметь только трудоспособный мужчина. У греков со всей их образцовой культурой и философией физические недостатки однозначно связывались с отрицательными качествами: трусостью, вероломством, обманом, мстительностью. Вспомним, как без тени сожаления спартанцы избавлялись от слабых. Платон откровенно писал: «Следовало бы запрещать законом проявлять заботу о тех, кто рождается уродами».
Римлянин Сенека через 500 лет после Платона разъяснил: «Это не гнев, а разум заставляет отделять здоровые части от тех, которые могут их испортить». У славян было в обычае спускать немощных стариков «на лубке», «на салазках» в овраг, чтобы природа брала свое, хотя сколько в этом от вымысла и легенд, сказать трудно. При этом языческое восприятие мироздания неправомерно называть жестоким, скорее оно слишком тесно связано с природой, где жизнь все время меняется местами со смертью, поддерживая себя таким круговоротом. Убивая, делали «благо», избавляли от мучений, давая шансы другим.
Этика христианства была противоположна язычеству, прежде всего, именно в этом - в любви к ближнему, в понимании человека как сына Божьего, а не как лишь части окружающего мира. Отсюда упор на милосердие, гуманность, прощение, что в природе не предусмотрено. Как же трудно приходило понимание этих догм как опор человечества, вместе с осознанием ценности самой жизни - любой жизни - за счет ее равенства. Жан-Жак Руссо писал, что все люди равны: «Это не значит, что сильный и слабый равны по силе. Они равны относительно права на жизнь. И если такое равенство признается, то сильный помогает слабому выжить». И сильнее становятся оба? Ему же принадлежит глубокая, при этом откровенная до цинизма мысль: «Современное общество становится настолько богатым, чтобы позволить себе быть гуманным».
Таким образом, богатство (материальное, моральное, любое) проявляется лишь тогда, когда человек делает что-либо не для себя, а для другого, более слабого, более беззащитного, в благотворительности и человеколюбии. Это лишь возвращает нас к Христу, к его жизни в этом мире - для людей, ради каждого из нас.
Зависимость от природы и недостатка еды долго определяла людскую мораль. Историки правы, видя в инфантициде (узаконенное убийство детей, иногда - и стариков) своеобразное средство самозащиты древних. Общество, община напрямую зависели от возможности прокормить своих членов, слабые становились обузой. Так, у кочевников право на жизнь мог иметь только трудоспособный мужчина. У греков со всей их образцовой культурой и философией физические недостатки однозначно связывались с отрицательными качествами: трусостью, вероломством, обманом, мстительностью. Вспомним, как без тени сожаления спартанцы избавлялись от слабых. Платон откровенно писал: «Следовало бы запрещать законом проявлять заботу о тех, кто рождается уродами».
Римлянин Сенека через 500 лет после Платона разъяснил: «Это не гнев, а разум заставляет отделять здоровые части от тех, которые могут их испортить». У славян было в обычае спускать немощных стариков «на лубке», «на салазках» в овраг, чтобы природа брала свое, хотя сколько в этом от вымысла и легенд, сказать трудно. При этом языческое восприятие мироздания неправомерно называть жестоким, скорее оно слишком тесно связано с природой, где жизнь все время меняется местами со смертью, поддерживая себя таким круговоротом. Убивая, делали «благо», избавляли от мучений, давая шансы другим.
Этика христианства была противоположна язычеству, прежде всего, именно в этом - в любви к ближнему, в понимании человека как сына Божьего, а не как лишь части окружающего мира. Отсюда упор на милосердие, гуманность, прощение, что в природе не предусмотрено. Как же трудно приходило понимание этих догм как опор человечества, вместе с осознанием ценности самой жизни - любой жизни - за счет ее равенства. Жан-Жак Руссо писал, что все люди равны: «Это не значит, что сильный и слабый равны по силе. Они равны относительно права на жизнь. И если такое равенство признается, то сильный помогает слабому выжить». И сильнее становятся оба? Ему же принадлежит глубокая, при этом откровенная до цинизма мысль: «Современное общество становится настолько богатым, чтобы позволить себе быть гуманным».
Таким образом, богатство (материальное, моральное, любое) проявляется лишь тогда, когда человек делает что-либо не для себя, а для другого, более слабого, более беззащитного, в благотворительности и человеколюбии. Это лишь возвращает нас к Христу, к его жизни в этом мире - для людей, ради каждого из нас.