ДЕРЕВЕНСКИЕ ЗАПИСКИ
10-14 сентября
КАРТОШКУ я копал на пару с зятем (мужем племянницы), который был between jobs, то есть временно сидел без работы. Огород нынче не тот, что был раньше, пятьдесят или шестьдесят лет назад. В длину он остался прежний - метров сто или больше, но картошку сестра сажает лишь на трети его. Всё равно его пахать и пахать. В уборке картофеля нам помогал Андрюшка...
Зятя видел впервые, но слышал о нём. Он - сын Лики, которая жила в соседнем доме. Её отец и мой отец были друзьями. Дружба их, думаю, началась тогда, когда отец женился на моей матери, переехал в Шира и стал наведываться в деревню. Так случилось, что у дружков почти одновременно родились первенцы - у моего отца Юра, мой старший брат, а у его дружка Лика, дочь. А надо сказать, что у хакасов раньше бытовал интересный обычай (сейчас его, кажется, не соблюдают): в случае, если у друзей рождались сын и дочь, они сговаривались поженить их. Наши отцы поступили в соответствии с этим обычаем. С тех пор все в деревне только и говорили, что, когда Юра вырастет, он женится на Лике. Это почему-то беспокоило интеллигентного Юру. Эта история закончилась банально, чисто по-советски - нарушением закона предков. Отца не стало, Юра уехал учиться в Ленинград, женился на другой, а Лика, выросшая красавицей, не дождавшись суженого, вышла замуж за другого, из знатного, байского, кстати, рода. Вот за её-то сына и вышла замуж моя племянница Лика.
Историю про нарушенный обет я по пьяни рассказал зятю в первый же день: "Ты мог бы быть моим племяшом". Он слушал и только посмеивался. Выслушав, сказал: "Эту историю мне рассказали сто, наверно, человек".
Погода испортилась, пошли дожди.
Покопав картошку, мы оставляли её, чтобы подсохла. После обеда перетаскивали в подпол или в сараюшку (мелкую, битую - курам). В один день я собирал урожаи чеснока, огромного размера морковин... Раз, а то и два раза в день садился на велосипед и ехал в магазин или в районный центр за водкой и хлебом... Пару раз топили баню, которая и не баня вовсе. Раньше баня стояла в отдалении, и она была чёрная. Теперь она перекочевала в бревенчатую времянку (в ней раньше летом пили чай) и топится очень быстро. Кидаешь в печку дрова, и чуть внутри стало тепло, идёшь мыться. Когда делать было нечего, я читал, борясь с Андрюшкой, киндл и Интернет.
Как-то сподобились поехать по грибы, но пошёл дождь, и мы промокли. Всё равно набрали немного маслят и довольно много белянок.
В деревенской жизни меня удовлетворяло всё. Здесь было всё, что мне было нужно - Интернет, телефонная связь, водка, тишина, чистый воздух, любые продукты, даже соевый соус, васаби и бамбуковые циновочки для приготовления суси... Купить здесь дом, что ли? Пустующих полным-полно.
В магазине торговали две женщины - низенькая полненькая и высокая костистая. Низенькая ничего не знала (как узнал позже, она - директор магазина). Всем заправляла высокая.
"В гости приехали? К кому?". - "К таким-то". - "К Вере?". - "Нет, к Люде". - "Что надо?". - "Водку". Порыскав взглядом, отыскал самую дешёвую. "Дайте такую-то". - "Возьмите "Простую"". Я глянул на ценник - "Простая", действительно, была оформлена в простую зелёного цвета бутылку и запечатана, как встарь, сургучом, но стоила на сто рублей дороже моей - 360 рублей. "Больно простая и больно дорогая. Может, финскую взять?". - "Возьмите эту. Она самая вкусная. Бир только её и пьёт". - "Бир - тот Бир, который уехал в Германию?". - "Приехал в гости. Каждый день выпивает по бутылке "Простой". Так будете брать?". Я подумал, что немцы в шнапсе толк понимают. "Хорошо, дайте "Простую"".
И так было с каждым продуктом. Мнение эксперта-продавца ни разу не разошлось со мнением моей кузины.
Магазин торговал и хлебом, но за вкусным хлебом надо было ехать в Шира. Сестра наказывала, когда я собрался за ним в первый раз: "Проедешь автовокзал, свернёшь к универмагу, увидишь самовар и вывеску "Русская печь"...". Хлеба, которыми торговала тётка (хакаска) из обычной избёнки, стоили раза в два дороже магазинных. Народ к ней едет из соседних деревень. Хлеб покупаешь, стоя на улице, через окно.
Помню первый акт коммуникации с тёткой. Мы не могли договориться о том, что такое хлеб, а что такое булка. Я спросил: "Булка свежая?". Она: "Булок нет". Я: "А вот булка". Она: "Это хлеб". Я: "Хорошо. Хлеб свежий?". Тётка начала сердиться. Русские, уж не говоря о хакасах, мало приспособлены к смол току (small talk). Заведите глаза кверху и скажите с лучезарной улыбкой незнакомому: "Замечательная погода!". Он точно подумает: "Идиот, что ли?"...
Ещё мы не могли договориться о цене. Я показал на плюшки с маком: "Сколько?". - "Двадцать". Я обрадовался: "За пакет?". В пакете было две штуки. Она: "За штуку". Больно дорого, тётя. Она отвернулась и пошла прочь. "Стойте! Дайте пять штук"...
Итак, всё было занятно, интересно - кроме санузла. Несмотря на то, что на дворе XXI в., кузина не только не поставила пластиковые окна (а у всех в округе они уже стоят), но и не сподобилась соорудить комфортабельный и тёплый санузел.
Кран, из которого текла вода (её источник остался для меня загадкой), находился в горнице у печи, в том месте, где раньше висел дедовский рукомойник. Он был вагонного типа, то есть для того, чтобы капнула водичка, нужно было снизу нажать на пипочку. Поэтому я умывался и чистил зубы в огороде - из-под насоса. А в туалет надо было ходить в уборную в огороде. Уборная была та самая, которую лет шестьдесят назад модернизировал дед. Помню свой первый визит в нужник (его описал в одной из недавних записей). Тогда я, просидев довольно продолжительное время на корточках над дырой в полу (сказать честно, зачитался - кузина, не знаю, зачем, у меня на этот счёт есть соображения, но не буду излагать их, сложила на полочке целую гору педагогических журналов, напечатанных на плохого качества рыхлой бумаге), попытался встать и не смог этого сделать. Колени не повиновались, хребтина не разгибалась - вот-вот опрокинусь назад в яму. Я встал лишь благодаря нечеловеческому желанию остаться в живых...
В последующие визиты в уборную я действовал быстро и решительно. Снимал штаны, наклонялся... Пррр... После чего сноровисто, не давая коленкам шанса заныть, натягивал штаны и покидал кабинет сокровенных раздумий. Я с завистью смотрел на дома, которые Ширинская администрация построила погорельцам. Уж в них-то, наверно, и краны, и туалеты внутри!
Новенькие дома появились после пожаров, прошедших по Хакасии весной позапрошлого года. В пожарах сгорело невероятное количество домов, погибли люди. Причиной были, как говорят, невинные, на первый взгляд, палы, которые люди пускают на Пасху. Пустили и в тот раз, но подул ураганный ветер... Больше всего, говорят, пострадал Шира. Сгорели дома и в деревне, где я гостил.
Я сказал в шутку Лике: "Жаль, что ваш дом не сгорел. Жили бы сейчас в комфортабельном доме - с туалетом, с ванной". Она с горечью засмеялась: "Видели бы вы изнутри эти дома. А потом, нас здесь было прописано двое. Ну, дали бы дом в 30 квадратных метров. Что бы сейчас с ним делали?".
14 сентября
Поздно вечером сестре позвонили. Она оделась и направилась к выходу. "Куда?". - "Вера сказала, Толе плохо". Вера и Толя - её старшие сводные сиблинги (они родились от другой матери). Вернувшись, сказала, что вызвала скорую помощь и отправила брата в районную больницу.
КАРТОШКУ я копал на пару с зятем (мужем племянницы), который был between jobs, то есть временно сидел без работы. Огород нынче не тот, что был раньше, пятьдесят или шестьдесят лет назад. В длину он остался прежний - метров сто или больше, но картошку сестра сажает лишь на трети его. Всё равно его пахать и пахать. В уборке картофеля нам помогал Андрюшка...
Зятя видел впервые, но слышал о нём. Он - сын Лики, которая жила в соседнем доме. Её отец и мой отец были друзьями. Дружба их, думаю, началась тогда, когда отец женился на моей матери, переехал в Шира и стал наведываться в деревню. Так случилось, что у дружков почти одновременно родились первенцы - у моего отца Юра, мой старший брат, а у его дружка Лика, дочь. А надо сказать, что у хакасов раньше бытовал интересный обычай (сейчас его, кажется, не соблюдают): в случае, если у друзей рождались сын и дочь, они сговаривались поженить их. Наши отцы поступили в соответствии с этим обычаем. С тех пор все в деревне только и говорили, что, когда Юра вырастет, он женится на Лике. Это почему-то беспокоило интеллигентного Юру. Эта история закончилась банально, чисто по-советски - нарушением закона предков. Отца не стало, Юра уехал учиться в Ленинград, женился на другой, а Лика, выросшая красавицей, не дождавшись суженого, вышла замуж за другого, из знатного, байского, кстати, рода. Вот за её-то сына и вышла замуж моя племянница Лика.
Историю про нарушенный обет я по пьяни рассказал зятю в первый же день: "Ты мог бы быть моим племяшом". Он слушал и только посмеивался. Выслушав, сказал: "Эту историю мне рассказали сто, наверно, человек".
Погода испортилась, пошли дожди.
Покопав картошку, мы оставляли её, чтобы подсохла. После обеда перетаскивали в подпол или в сараюшку (мелкую, битую - курам). В один день я собирал урожаи чеснока, огромного размера морковин... Раз, а то и два раза в день садился на велосипед и ехал в магазин или в районный центр за водкой и хлебом... Пару раз топили баню, которая и не баня вовсе. Раньше баня стояла в отдалении, и она была чёрная. Теперь она перекочевала в бревенчатую времянку (в ней раньше летом пили чай) и топится очень быстро. Кидаешь в печку дрова, и чуть внутри стало тепло, идёшь мыться. Когда делать было нечего, я читал, борясь с Андрюшкой, киндл и Интернет.
Как-то сподобились поехать по грибы, но пошёл дождь, и мы промокли. Всё равно набрали немного маслят и довольно много белянок.
В деревенской жизни меня удовлетворяло всё. Здесь было всё, что мне было нужно - Интернет, телефонная связь, водка, тишина, чистый воздух, любые продукты, даже соевый соус, васаби и бамбуковые циновочки для приготовления суси... Купить здесь дом, что ли? Пустующих полным-полно.
В магазине торговали две женщины - низенькая полненькая и высокая костистая. Низенькая ничего не знала (как узнал позже, она - директор магазина). Всем заправляла высокая.
"В гости приехали? К кому?". - "К таким-то". - "К Вере?". - "Нет, к Люде". - "Что надо?". - "Водку". Порыскав взглядом, отыскал самую дешёвую. "Дайте такую-то". - "Возьмите "Простую"". Я глянул на ценник - "Простая", действительно, была оформлена в простую зелёного цвета бутылку и запечатана, как встарь, сургучом, но стоила на сто рублей дороже моей - 360 рублей. "Больно простая и больно дорогая. Может, финскую взять?". - "Возьмите эту. Она самая вкусная. Бир только её и пьёт". - "Бир - тот Бир, который уехал в Германию?". - "Приехал в гости. Каждый день выпивает по бутылке "Простой". Так будете брать?". Я подумал, что немцы в шнапсе толк понимают. "Хорошо, дайте "Простую"".
И так было с каждым продуктом. Мнение эксперта-продавца ни разу не разошлось со мнением моей кузины.
Магазин торговал и хлебом, но за вкусным хлебом надо было ехать в Шира. Сестра наказывала, когда я собрался за ним в первый раз: "Проедешь автовокзал, свернёшь к универмагу, увидишь самовар и вывеску "Русская печь"...". Хлеба, которыми торговала тётка (хакаска) из обычной избёнки, стоили раза в два дороже магазинных. Народ к ней едет из соседних деревень. Хлеб покупаешь, стоя на улице, через окно.
Помню первый акт коммуникации с тёткой. Мы не могли договориться о том, что такое хлеб, а что такое булка. Я спросил: "Булка свежая?". Она: "Булок нет". Я: "А вот булка". Она: "Это хлеб". Я: "Хорошо. Хлеб свежий?". Тётка начала сердиться. Русские, уж не говоря о хакасах, мало приспособлены к смол току (small talk). Заведите глаза кверху и скажите с лучезарной улыбкой незнакомому: "Замечательная погода!". Он точно подумает: "Идиот, что ли?"...
Ещё мы не могли договориться о цене. Я показал на плюшки с маком: "Сколько?". - "Двадцать". Я обрадовался: "За пакет?". В пакете было две штуки. Она: "За штуку". Больно дорого, тётя. Она отвернулась и пошла прочь. "Стойте! Дайте пять штук"...
Итак, всё было занятно, интересно - кроме санузла. Несмотря на то, что на дворе XXI в., кузина не только не поставила пластиковые окна (а у всех в округе они уже стоят), но и не сподобилась соорудить комфортабельный и тёплый санузел.
Кран, из которого текла вода (её источник остался для меня загадкой), находился в горнице у печи, в том месте, где раньше висел дедовский рукомойник. Он был вагонного типа, то есть для того, чтобы капнула водичка, нужно было снизу нажать на пипочку. Поэтому я умывался и чистил зубы в огороде - из-под насоса. А в туалет надо было ходить в уборную в огороде. Уборная была та самая, которую лет шестьдесят назад модернизировал дед. Помню свой первый визит в нужник (его описал в одной из недавних записей). Тогда я, просидев довольно продолжительное время на корточках над дырой в полу (сказать честно, зачитался - кузина, не знаю, зачем, у меня на этот счёт есть соображения, но не буду излагать их, сложила на полочке целую гору педагогических журналов, напечатанных на плохого качества рыхлой бумаге), попытался встать и не смог этого сделать. Колени не повиновались, хребтина не разгибалась - вот-вот опрокинусь назад в яму. Я встал лишь благодаря нечеловеческому желанию остаться в живых...
В последующие визиты в уборную я действовал быстро и решительно. Снимал штаны, наклонялся... Пррр... После чего сноровисто, не давая коленкам шанса заныть, натягивал штаны и покидал кабинет сокровенных раздумий. Я с завистью смотрел на дома, которые Ширинская администрация построила погорельцам. Уж в них-то, наверно, и краны, и туалеты внутри!
Новенькие дома появились после пожаров, прошедших по Хакасии весной позапрошлого года. В пожарах сгорело невероятное количество домов, погибли люди. Причиной были, как говорят, невинные, на первый взгляд, палы, которые люди пускают на Пасху. Пустили и в тот раз, но подул ураганный ветер... Больше всего, говорят, пострадал Шира. Сгорели дома и в деревне, где я гостил.
Click to viewЯ сказал в шутку Лике: "Жаль, что ваш дом не сгорел. Жили бы сейчас в комфортабельном доме - с туалетом, с ванной". Она с горечью засмеялась: "Видели бы вы изнутри эти дома. А потом, нас здесь было прописано двое. Ну, дали бы дом в 30 квадратных метров. Что бы сейчас с ним делали?".
14 сентября
Поздно вечером сестре позвонили. Она оделась и направилась к выходу. "Куда?". - "Вера сказала, Толе плохо". Вера и Толя - её старшие сводные сиблинги (они родились от другой матери). Вернувшись, сказала, что вызвала скорую помощь и отправила брата в районную больницу.