ПУТЕШЕСТВИЕ ПО РОССИИ И МОНГОЛИИ (38): УЛАН-БАТОР. "СОНЧЖИН ГРАНД ОТЕЛЬ". - ВСТРЕЧА ЧЕРЕЗ СОРОК ЛЕТ
30 августа. Утро, день
В отеле мы были размещены соответственно своим рангам - боссу с сестрёнкой отвели люксы в корпусе "Б", остальные разместились в двухместных номерах в корпусе "А". Корпусы соединены огромным холлом с ресепшном, конференц-залом, ресторанами, магазинами. Я, кажется, уже писал о том, сколько стоят номера. Отель, напоминаю, гранд, и он корейский.
Оставив Ч. нежиться в постели, я спустился в ресторан. Вот, кстати, общая черта всех нас - мы любим нежиться до последнего, приходим на дело в последний момент. Корейцы, особливо, когда они прислуживают вышестоящему, не такие...
Ресторан и еда были привычные, почти корейские. Не то в то утро, не то на следующее, на завтрак подали яйца с красной икрой, салат с лососем. Впервые за много дней сварил себе эспрессо, съел пару крошечных эклеров...
Завтракавших в огромном зале было немного, всего несколько человек. Спустилась прислуга, прошлась вдоль стола с едой, отобрала приглянувшуюся, закрыла тарелки принесённой с собой плёнкой, кликнула официантов и велела нести в люкс...
"Сончжин Гранд отель" находится в западной части монгольской столицы - проедешь чуть дальше, начинаются степи. Вокруг привычные обшарпанные дома, новостройки и неухоженные тротуары и дороги, но территория отеля обнесена высоким забором, и внутри двора непривычный для монгольских пейзажей почти корейский лэндскейпинг. Внутри самого отеля тоже почти корейский сервис: есть чимчильбан, в котором есть массажисты (их нужно заказывать заранее, услуги, кажется, стоят всего десять тысяч тугриков), корейский ресторан. Рядом с отелем Монгольский международный университет, основанный корейцами же.
Босс спустился вниз чуть ли не в двенадцать. До того времени мы, челядь, тусовались в холле. Гана, симпатичная девчонка (местный гид), звонила местным профессорам, договаривалась о встрече. Я, сделав ночью свою часть работы (выудил из Интернета, соорудил для босса наиболее употребительный монгольский стословник и отдал Серебрянному Руну, пусть делает с ним, что хочет, я в монгольской фонетике полный профан; да, я забыл написать в предыдущих записях о том, что каждый день по ночам был занят сооружением списков наиболее употребительных слов русского языка - с указанием произношения, посредством знаков хангыля, а каких ещё, вы думали, переводом - для удобства босса; нужно ли говорить, что слова у меня через день повторялись?), сохранял хладнокровие и не проявлял к встрече интереса - археологическое прошлое Монголии меня не волновало, а переводить сегодня будет молоденькая, полная задора Гана. Пусть потеет, зарабатывает трудовые тугрики!
Наконец Гана отыскала согласного на скоропостижную встречу профессора, обрадовалась, сказала Серебряной Шкуре, тот побежал докладывать боссу. Встречу забили в ресторане "Хангуккван" на проспекте Мира. Гана объявила, что профессор кореевед, говорит по-корейски. Я взволновался, спросил, не Сумьябаатар ли, но тут прилетела смска телохранителя о том, что босс изволит спускаться. Мы побежали к лифту, выстроились в две шеренги... Босс в сопровождении сестрёнки, телохранителя, прислуги вышел из лифта, мы склонились в поклоне...
Ресторан "Хангуккван" находится на первом этаже отеля "Аморе".
Профессор оказался невысоким степенным мужичком в возрасте. Он заговорил с боссом, чин чинарём, по-корейски, притом его речь оказалась куда грамотнее, чем речь Ганы. Если та тарахтела: "Ну, чё, потопали" (позднее она честно призналась, что во время учёбы в Сеуле была больше занята работой в столовках, чем штудированием учебников), этот выражался литературными оборотами. Я подобрался к нему и спросил: "Как звать? Не Сумьябаатар?". Он засмеялся: "Нет". Спросил, где учил корейский - он сказал: "В Пхеньяне, но это было давно, в самом начале семидесятых". - "Я тоже учился в то время в Пхеньяне! Как зовут-то?" - "Лхагва". - "Лхагва! Это ты? Не узнаёшь меня? Я - Витя". - "Не узнаю". Что с нами делает время!
Сказал боссу, что мужичонка мой однокашник - тот обрадовался, усадил рядом с Лхагвой. Сидели так: босс сидел у окна напротив нас с Лхагвой, стулья рядом с ним - справа и слева - пустовали (они, а также еда на столе перед ними были предназначены для покойных батюшки и матушки босса). Дальше сидели сестрёнка и остальные.
Нас, иностранных студентов, в то время в университете Ким Ир Сена было раз-два и обчёлся - дюжины две китайцев, пять советских, одна болгарка, дальше каждой твари по паре - два немца, два румына, два монгола, два южных йеменца. Толстяк Ломбо, я знал, пошёл по дипломатической стезе - поочерёдно побывал послом в Пхеньяне, Сеуле. О Лхагве не слышал. Он и тогда, более сорока лет назад, был тихоней, держался в стороне. Если Ломбо был громкогласен, расхаживал по общаге в синем халате, и мы с ним иногда выпивали, Лхагва лишь изредка попадался на глаза. Попавшись, скромно улыбался. Рассказал о себе. Трудился в Академии наук, университете, написал несколько учебников корейского языка. Сейчас трудится в международном университете. Время от времени ездит то на Север, то на Юг.
Поскольку я оказался задействован в беседе (она протекала на корейском языке, иногда мы с Лхагвой перекидывались русскими фразами), ел мало. О том же, чтобы сфотографировать стол и стоявшие на нём яства, не могло быть и речи. Время от времени босс говорил: "Преждерождённый, вы совсем не кушаете. Кушайте", хватал светлейшими палочками кусок мяса, клал мне на тарелку. Впрочем, я один раз под предлогом похода в туалет прошёлся мимо стола, сфотографировал еду...
Через два или два с половиной часа после того, как мы сели за стол, выудив у нашего информанта сведения о монгольской науке, образовании, корееведении и заручившись согласием помочь в поиске археолога (у Лхагвы оказался близкий друг, который занят во всех важнейших археологических проектах Монголии), распрощались с ним, покинули ресторан и поехали в Зимний дворец Богдо-хана.
Прощаясь, я сунул Лхагве свою визитную карточку. У него визитной карточки не оказалось. Вместо этого он сказал невпопад: "Извини, тороплюсь. Пообещал жене, что отвезу на дачу, а до неё двадцать километров". Прошло два месяца, а он всё не пишет. Так я и остался в неведении относительно полного имени своего старинного дружка.
В отеле мы были размещены соответственно своим рангам - боссу с сестрёнкой отвели люксы в корпусе "Б", остальные разместились в двухместных номерах в корпусе "А". Корпусы соединены огромным холлом с ресепшном, конференц-залом, ресторанами, магазинами. Я, кажется, уже писал о том, сколько стоят номера. Отель, напоминаю, гранд, и он корейский.
Оставив Ч. нежиться в постели, я спустился в ресторан. Вот, кстати, общая черта всех нас - мы любим нежиться до последнего, приходим на дело в последний момент. Корейцы, особливо, когда они прислуживают вышестоящему, не такие...
Ресторан и еда были привычные, почти корейские. Не то в то утро, не то на следующее, на завтрак подали яйца с красной икрой, салат с лососем. Впервые за много дней сварил себе эспрессо, съел пару крошечных эклеров...
Завтракавших в огромном зале было немного, всего несколько человек. Спустилась прислуга, прошлась вдоль стола с едой, отобрала приглянувшуюся, закрыла тарелки принесённой с собой плёнкой, кликнула официантов и велела нести в люкс...
"Сончжин Гранд отель" находится в западной части монгольской столицы - проедешь чуть дальше, начинаются степи. Вокруг привычные обшарпанные дома, новостройки и неухоженные тротуары и дороги, но территория отеля обнесена высоким забором, и внутри двора непривычный для монгольских пейзажей почти корейский лэндскейпинг. Внутри самого отеля тоже почти корейский сервис: есть чимчильбан, в котором есть массажисты (их нужно заказывать заранее, услуги, кажется, стоят всего десять тысяч тугриков), корейский ресторан. Рядом с отелем Монгольский международный университет, основанный корейцами же.
Босс спустился вниз чуть ли не в двенадцать. До того времени мы, челядь, тусовались в холле. Гана, симпатичная девчонка (местный гид), звонила местным профессорам, договаривалась о встрече. Я, сделав ночью свою часть работы (выудил из Интернета, соорудил для босса наиболее употребительный монгольский стословник и отдал Серебрянному Руну, пусть делает с ним, что хочет, я в монгольской фонетике полный профан; да, я забыл написать в предыдущих записях о том, что каждый день по ночам был занят сооружением списков наиболее употребительных слов русского языка - с указанием произношения, посредством знаков хангыля, а каких ещё, вы думали, переводом - для удобства босса; нужно ли говорить, что слова у меня через день повторялись?), сохранял хладнокровие и не проявлял к встрече интереса - археологическое прошлое Монголии меня не волновало, а переводить сегодня будет молоденькая, полная задора Гана. Пусть потеет, зарабатывает трудовые тугрики!
Наконец Гана отыскала согласного на скоропостижную встречу профессора, обрадовалась, сказала Серебряной Шкуре, тот побежал докладывать боссу. Встречу забили в ресторане "Хангуккван" на проспекте Мира. Гана объявила, что профессор кореевед, говорит по-корейски. Я взволновался, спросил, не Сумьябаатар ли, но тут прилетела смска телохранителя о том, что босс изволит спускаться. Мы побежали к лифту, выстроились в две шеренги... Босс в сопровождении сестрёнки, телохранителя, прислуги вышел из лифта, мы склонились в поклоне...
Ресторан "Хангуккван" находится на первом этаже отеля "Аморе".
Профессор оказался невысоким степенным мужичком в возрасте. Он заговорил с боссом, чин чинарём, по-корейски, притом его речь оказалась куда грамотнее, чем речь Ганы. Если та тарахтела: "Ну, чё, потопали" (позднее она честно призналась, что во время учёбы в Сеуле была больше занята работой в столовках, чем штудированием учебников), этот выражался литературными оборотами. Я подобрался к нему и спросил: "Как звать? Не Сумьябаатар?". Он засмеялся: "Нет". Спросил, где учил корейский - он сказал: "В Пхеньяне, но это было давно, в самом начале семидесятых". - "Я тоже учился в то время в Пхеньяне! Как зовут-то?" - "Лхагва". - "Лхагва! Это ты? Не узнаёшь меня? Я - Витя". - "Не узнаю". Что с нами делает время!
Сказал боссу, что мужичонка мой однокашник - тот обрадовался, усадил рядом с Лхагвой. Сидели так: босс сидел у окна напротив нас с Лхагвой, стулья рядом с ним - справа и слева - пустовали (они, а также еда на столе перед ними были предназначены для покойных батюшки и матушки босса). Дальше сидели сестрёнка и остальные.
Нас, иностранных студентов, в то время в университете Ким Ир Сена было раз-два и обчёлся - дюжины две китайцев, пять советских, одна болгарка, дальше каждой твари по паре - два немца, два румына, два монгола, два южных йеменца. Толстяк Ломбо, я знал, пошёл по дипломатической стезе - поочерёдно побывал послом в Пхеньяне, Сеуле. О Лхагве не слышал. Он и тогда, более сорока лет назад, был тихоней, держался в стороне. Если Ломбо был громкогласен, расхаживал по общаге в синем халате, и мы с ним иногда выпивали, Лхагва лишь изредка попадался на глаза. Попавшись, скромно улыбался. Рассказал о себе. Трудился в Академии наук, университете, написал несколько учебников корейского языка. Сейчас трудится в международном университете. Время от времени ездит то на Север, то на Юг.
Поскольку я оказался задействован в беседе (она протекала на корейском языке, иногда мы с Лхагвой перекидывались русскими фразами), ел мало. О том же, чтобы сфотографировать стол и стоявшие на нём яства, не могло быть и речи. Время от времени босс говорил: "Преждерождённый, вы совсем не кушаете. Кушайте", хватал светлейшими палочками кусок мяса, клал мне на тарелку. Впрочем, я один раз под предлогом похода в туалет прошёлся мимо стола, сфотографировал еду...
Через два или два с половиной часа после того, как мы сели за стол, выудив у нашего информанта сведения о монгольской науке, образовании, корееведении и заручившись согласием помочь в поиске археолога (у Лхагвы оказался близкий друг, который занят во всех важнейших археологических проектах Монголии), распрощались с ним, покинули ресторан и поехали в Зимний дворец Богдо-хана.
Прощаясь, я сунул Лхагве свою визитную карточку. У него визитной карточки не оказалось. Вместо этого он сказал невпопад: "Извини, тороплюсь. Пообещал жене, что отвезу на дачу, а до неё двадцать километров". Прошло два месяца, а он всё не пишет. Так я и остался в неведении относительно полного имени своего старинного дружка.