Из жизни симулякров
Не знаю, как обстояло дело с идеалами у вас, а я всегда восхищалась Марлен Дитрих. Эта надменность бровей, эта порочность полуприкрытых глаз, вызывающая помада, скулы, плечи, колени, шик английского костюма, невесомость платьев из звездной пыли, "в сердце острый французский каблук", этот лихой цилиндр, эта бесстыжая подвязка, этот намекающий мундштук... Женщина-черт-побери, совершенная и непроницаемая, как айсберг.
До замирания хотелось ее стиля, шика и дистанции. Чтобы ничерта не бояться, послать всех этих геббельсов, уехать на край света и там целовать солдат, что уплывали против озверевшей твоей родины. Чтобы если роман - то с Габеном. Или Ремарком. И вымотать ему всю душу. И коль завести переписку, то писать к Хемингуэю.
Внутренний критик - самая мощная субличность некой меня, поэтому в дитрихи я не пошла. Рассудив, что из меня Марлен - разве что от сокращения фамилий Маркс-Ленин. Но не могла устоять - всю жизнь цитировала из великой блондинки, иногда неосознанно. Все эти брючные костюмы, туфли с ремешком-перепонкой, все эти попытки пепельного блонда и "марсельской холодной волны", береты, брови, красная помада... До сих пор не угомонюсь. Еду сегодня с работы, думаю о том, что прекрасная наша Любовь Орлова - пигмалионская попытка Александрова скопировать Дитрих, и что великолепная Рената Литвинова тоже дает собою ссылку на этот образ. И я вот, верою и правдою, не сумлевайтесь, вашблагородие, столько годов... Это ничего, что под пуховиком еще такой же пышный стеганый жилет, 25 градусов морозу с ветром всю неделю, не до эстетств-с было. И упаковка туалетной бумаги, обретенная в Провиго по баснословной скидке, несколько иронично диссонирует с заявленной претензией на синематографический довоенный шик. Но ведь берет, но ведь локон, но ведь бровь дугой, но ведь помада оттенка "красный шелк". Молниеносный победный взгляд на свое отражение в черном стекле вагонного окна - а там вылитая
Проводница Верка Сердючка со вздорным лицом и с поджатыми в бантик губами.
Приехала. Конечная.
До замирания хотелось ее стиля, шика и дистанции. Чтобы ничерта не бояться, послать всех этих геббельсов, уехать на край света и там целовать солдат, что уплывали против озверевшей твоей родины. Чтобы если роман - то с Габеном. Или Ремарком. И вымотать ему всю душу. И коль завести переписку, то писать к Хемингуэю.
Внутренний критик - самая мощная субличность некой меня, поэтому в дитрихи я не пошла. Рассудив, что из меня Марлен - разве что от сокращения фамилий Маркс-Ленин. Но не могла устоять - всю жизнь цитировала из великой блондинки, иногда неосознанно. Все эти брючные костюмы, туфли с ремешком-перепонкой, все эти попытки пепельного блонда и "марсельской холодной волны", береты, брови, красная помада... До сих пор не угомонюсь. Еду сегодня с работы, думаю о том, что прекрасная наша Любовь Орлова - пигмалионская попытка Александрова скопировать Дитрих, и что великолепная Рената Литвинова тоже дает собою ссылку на этот образ. И я вот, верою и правдою, не сумлевайтесь, вашблагородие, столько годов... Это ничего, что под пуховиком еще такой же пышный стеганый жилет, 25 градусов морозу с ветром всю неделю, не до эстетств-с было. И упаковка туалетной бумаги, обретенная в Провиго по баснословной скидке, несколько иронично диссонирует с заявленной претензией на синематографический довоенный шик. Но ведь берет, но ведь локон, но ведь бровь дугой, но ведь помада оттенка "красный шелк". Молниеносный победный взгляд на свое отражение в черном стекле вагонного окна - а там вылитая
Проводница Верка Сердючка со вздорным лицом и с поджатыми в бантик губами.
Приехала. Конечная.