Вторая зрелось 6 июля вторая половина дня
Вторая зрелость. 6 июля Вторая половина дня
Лес закончился внезапно, будто вышли в другой мир. Нахлынули свет и зной, открылись волнистые дали с белыми облаками, напоенными теплом. И серебряная стрела сотовой связи, направленная в голубизну прямо с луговых цветов.
В прохладу одноэтажного желтенького магазина у шоссе вошли как в желанное убежище. Чистота, набор продуктов - все как у людей, нынче в любой глубинке уже не встретишь слипшуюся карамель, запахи мыла и селедки на серой бумаге. Необычна лишь простота встречи. Юрса здесь любили. Заодно приветили Марта и Аннету. Мужички выпили шампанского, чего-то еще, Аннета сбегала через дорогу к остановке автобуса. 11.30. Послезавтра. На обочине шоссе стоял табурет, на нем стеклянные банки с земляникой и березовыми вениками, личный заработок подростка-сыночка Таси, хозяйки магазина.
- Вот где я ждал вчера, мы видели, как свернула ваша машина, - говорил Юрс на крыльце.
Ждал! Почему же Март согласился на такси, потерял деньги, сдавая билеты? Из уважения? «Там разберемся»
Она посмотрела на Марта.
- Напрасно ты купила обратный билет, - уклонился он,- погорячилась, скажи прямо.
- Кто мог знать, как все будет. Четыре дня - достаточно.
Тася с улыбкой смотрела на Аннету. Невысокая, светловолосая, она была сдержана и приветлива.
- Приезжай осенью по знакомому, - вчерашние злоключения здесь были уже известны.
- Я тебе книжку привезу. Про нас, женщин, наши истории.
- Почитаем.
От нее веяло спокойной уверенной силой.
Тут же крутилась пьяненькая моложавая бабенка в розовой блузке, красных брюках, чистая, ухоженная. Валя. И хвасталась, хвасталась без угомону.
- Я заработала и купила два дома, машину, участок, у меня двойная пенсия, муж работает, сын при деле. Всего достигла! Вот я какая!
Нельзя было не согласиться с тем, что она выполнила все условия, предлагаемые обществом для счастья и благополучия, и что это стоило ей неусыпных трудов. Её можно было уважать. Отчего же так егозлива? Почему доказывает?
На обратном пути присели отдохнуть в обетованном уголке.
Была самая вершина летнего дня. Великий свет стоял в мире. Замерли сосны, в недвижную влагу озера смотрелись облака, до последней камышинки отражался в воде высокий берег напротив, весь в хвойных верхушках, с белыми нитками сухих стволов. Ты ощущаешь мир вокруг тебя? Иначе мир теряет смысл.
Разулись, расслабились.
- Купайся!
- Сам купайся.
Он и искупался, соразмерный, ладный, с плоским животом хорошего мужчины. Как же его жена любила своего складненького, своего уважительного! И тельняшечка при нём.
А он с шельмовской улыбкой чуть не спихнул ее с берега.
- Такая вода! Мы закроем глаза, отвернемся.
Размечтался. Да, она холит и лелеет свое тело, единственное земное имение, но у нее уже внуки! Или запамятовал?
Бабочки-махаоны кружились вокруг Юрса, садились на голову, плечи, по две, по три, раскрывали и закрывали шоколадные крылья. Знаки, благословения.
- Отсюда, отсюда, - приседал фотило.
Касаясь плечами, Аннета и Юрс сидели рядышком, трава приятно щекотала подошвы. «Кореша. Иль я не женщина?» - и ласково опустила руку на его плечи.
- Вот, хорошо. Отличный кадр
… Вдруг она поняла. Если в прошлом году Юрс привез или встречал друга на крыльце, и они также выпили на радостях, еще и еще, то попробуй-ка Март запомнить дорогу! И задачи не ставилось! Как ни крути, вина ее: όн был ведущим, при чем тут какая-то машина? И потерянные им деньги тоже на ней, а чужие деньги - не хухры-мухры, все отдашь.
Обратную дорогу под зеленой сенью леса шли как бы заново. И видели иное. Обветшалые заросшие окопы, ходы. Бои здесь, на западной границе, шли смертные. Таким же летним днем их рыли молоденькие мальчики, в своих единственных, непрожитых жизнях, а сейчас из тех окопов давно поднялись зрелые равнодушные сосны. Безумие страха, алчности, гордыни - как еще понимать войну? Недаром в Космосе чешут в затылке, теряясь в догадках: «Разумные? Неразумные?».
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они - кто старше, кто моложе
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь,
Речь не о том, но все же, все же, все же...
После пяти строк оправданий единственная строка - совесть, она и перевешивает.
- Твардовский, - глухо отозвался Юрс, не оборачиваясь, - Я его встречал.
Аннета тоже помнила его. По редакции «Нового мира», когда он проходил узкими коридорами, а она получала уж-жасно обидные отзывы на свои ранние рассказы. А Шолохов, вообще, приходил в Литинститут, она имела честь стоять с гением на одной половичке. Да как расскажешь? Они же мигом вычислят ее года.
Мужчины молчали. Для них война не кончается, не зря тельняшка, не зря защитная одежда, не зря сапоги.
Зато маслята, маслята, средненькие и совсем юные, «не наши ли дожди досягнули сюда?» глядели с обочин из-под молодого ельничка. Непросто выковыривать их из ссохшейся подстилки.
- Клади, клади поклоны, грибы их любят.
Вот и серая избушка.
- Как яблоки созреют, кабаны здесь ямы роют, для них самое угощение. Лиса приходила, смотрела на меня. Хорь кота пугает.
- Серьезные ребята.
Дома мужички тотчас разлили по рюмкам, Аннета - чаю, чаю. С конфетами, печеньем, местными пряниками, неделю готова жить на конфетах и пряниках. Да, она прекрасно готовит, а с интернет-подсказками вообще без проблем, и все же неделю на пряниках - запросто. Хорошо сидеть, пить чай после дороги, да обкурили же, как пчелу! Безумцы! Что они делают со своим здоровьем?
- Хоть отдышаться на крылечке, - она поднялась.
- Постой. Покажу свои работы, - Март пересел к компьютеру, спокойный, сосредоточенный. Как они справляются с хмелем? Будто ни в чем не бывало.
Это были прекрасные снимки его ульяновской командировки, повесть о людях дела для журнала «Люди дела»: сильное хозяйство, распаханные под горизонт поля, ферма с коровами.
- Вот директор, настоящий хозяин! Всего двести пятьдесят человек у него, а размах на тысячу! Сейчас в замы ушел, передал сыну. Что за земля! чернозем! - вспаханная полоса ярко чернела между всходами.
- Полезно работаешь. Хоть на людей посмотреть.
- Он еще и статьи пишет, - похвалился Юрс.
- С твоей помощью.
- Дай почитать.
- Потом. Сейчас в движении покажу, со звуком.
Но в движении не удалось, как не кликали. Его очки остались в палатке, она предложила свои, они свешивались с шеи на голубой ленточке. Ну, совсем породнились! Счастье смеялось в сердце.
- Вот, хорошо. Сейчас. Нет, не открывается.
- Памяти мало, ноутбуки малосильные. В Москве покажешь. Неси статью.
Они вернулись за стол, а она уселась на крыльце.
На листе А3 между картинками струились тесные абзацы. Они подхватывали и мчали, меняя скорость и направление. Так бывает, если несешься мимо березовой рощи, а она, светлая, многообразная, кружится, перестраивается.
- Прекрасно написано.
С этими словами она шагнула через порог. Март чистил грибы. Вымыл руки. Оказался напротив нее, складный, собранный. И вдруг они обнялись, крепко, доверчиво, её мгновение было первым, он отвечал. Холмики прильнули к его груди, тела слились, световые волны смешались, их качнуло, унесло. Ни-ни, ничего такого, но руки мужчины скользнули с ее талии к бедрам, а она томно качнула ими, лебедино подняв руки.
- Смотри, смотри в объектив! - закричал Юрс, снимая на мыльницу.
- Еще и смотреть надо?
Все задохнулись от смеха.
- Еще раз, - сказал Юрс. - Вспышки не было.
- Это он для меня, - шепнул Март и опять крепко и нежно обнял ее. - Смотри, смотри на него.
Рассмеялись. О, счастье, как ты обольстительно!
- Все, все. Ушла.
Уже на тропинке настигло - фол! Не дай бог! Эти возрастные любови хуже горящих торфяников с их дымом и чадом. Срочно, срочно. Села, сосредоточилась. Усилие, вихрь… работай, работай… и мутная тяга, всколыхнувшаяся в объятиях мужчины, нехотя рассеялась, сменившись на просветлённую внутреннюю оптику. Спасена.
Так. Теперь следовало поджидать Марта. Может ли мужик оставить дело? Опыт всей жизни с улыбкой подсказывал, что нет.
- Кха-кха. - он вошел без стука, покачиваясь. - Э-э … мне нужны твои очки. Там … день рождения одного поэта… хотим поздравить, - отважный десантник едва разлеплял глаза.
Протянула ему. Свободная, спокойная. Только так.
Почти без сумерек в дивной музыке тишины длится северный летний день. Редкое удовольствие - думать на лежанке среди бела дня, глядя в окно. Всегда хотелось последить за облаками, да никогда не хватало времени. И чем это мы так заняты? Вот вплывает, полупрозрачное, похожее на акварельный мазок, и рассеивается в голубизне. Муха бьется о стекло. Как они выживают среди наших мобильников? Не страшно ей с размаху удариться о невидимую преграду? а она даже ползает по стеклу. Так выживают неразумеющие. А разумеющие … ищут смыслы в загадке с названием «жизнь».
Вдруг зашумел мотор, морда черного джипа вломилась в неохотно качнувшиеся травы. Здрасте, давно не слышали. Это Роман с другом прибыли на выходные. В две минуты раскидали доски, взгрузили лодку и почти свалились с откоса к озеру.
Тишина.
Время действовать. Долить водички в бутылку с цветочком, подмести пол и, соскучившись по ребятам, по-домашнему в халатике отправиться к ним.
Оба спали, на сковородке трещали грибы. Как это похоже на мужчин!
- Эй, мальчики!
- Ах, ох!
И тут благая мысль, пять копеек на общее дело, осенила ее. В два белых пакета уместилась вся запущенная посуда холостяцкого дома, рюмки, чашки, миски, ложки, вилки, тарелки, кастрюли, сковородки, мыло, губка, все, что ожидало чистки. С бидоном для чистой воды, погромыхивая пакетами, Аннета стала спускаться вслед за машиной по свежей колее в резком запахе потревоженного бурьяна, уворачиваясь от его острых листьев, бросая по сторонам «геологические» взгляды. Верхний уступ был, по обыкновению, крут, градусов в шестьдесят, и весь покрыт чертополохом, под которым не разглядишь строение обрыва, к подножью, куда скатывается осыпной материал, спуск завершался мягким уклоном.
Вот и машина. Лодки не видно.
Первым делом было зайти подальше в озеро за чистой водой. Мягкая, живая. Потом - расположиться на двух неровных, «недоделанных», валунах, мимо которых вился мельчайший ручеек. Судя по светлому песочку в его выносе, он сочился из водоносных прослоек в толще, слагающей всю кручу. Не близко ли к краю стоят дома? Не всегда ж озеро тише овечки, скальные стенки и те валятся, а тут рыхлый моренный покров. Давненько не мыла посуду на берегу! С песочком, с мылом. В наклонку, по-бабьи, на корточках, на одном колене взялась мыть и тереть, тереть и мыть, резко, усердно. А комаров над водой почти нет. Боятся, что ли?
Покойно светлело озеро, отражая перистые разлетевшиеся облака, слегка подкрашенные вечерней зарею. Если лечь на песок, глазами вровень с водой, то можно увидеть озеро с ребра, в бугорках мелкой зыби.
Тишина. Le silence. Молчание.
- Кха-кха!
- Стой, кто идет?! - она обрадовалась, как родному.
Но где же? Разберемся.
И вновь терла, терла. Уж эти кастрюли, сковородки! Давно уже, сияя чистотой, красуются на траве чашки-ложки тарелки, а с этих злыдней и ножом не срежешь. Любуясь на отсветы, на дальние берега, наслаждаясь теплом и необъятностью мира, Аннета в очередной раз выпрямилась отдохнуть, как вдруг заметила лодку. Далеко, у зеленого мысочка, маленькую, как щепка. Уф… возможно ли оттереть эти сковородки? Или придется скоблить? Рашпиль нужен. Сильное слово - «рашпиль».
А лодка уже и вот она. Два дюжих молодца подвели её к береговому песку, шагнули в воду. В руках одного из них, высокого, дородного, хищно ощерилась тяжелая рыбина, гордость и счастье любого рыбака.
- Вы можете сварить нам щуку? Смотрите, что за краса.
Теток в халате принято задалживать по хозяйству.
- Сварю.
Они принялись втаскивать лодку на берег. Разгибаясь, она случайно, мельком, женским взглядом оглянула его мощное мужское достоинство под мокрыми плавками. Уф… трессы. Он с ухмылкой скосил глаза.
Друг его забрал из лодки рыболовные снасти, зажал в ладонях, с неловкой улыбкой понес к машине.
- Щуку из ухи, - и поправился. - Уху из щуки.
Волнуется. Такой здоровяк.
- Рыбу прихватите наверх. И бидон с водой, - холодновато распорядилась Аннета.
Мотор взревел, машина жуком полезла по склону. Вот для чего они нужны, эти мощные джипы.
Вились в воздухе легкие сумерки, деревянная корма лодки была суха и словно создана для созерцания лицом к воде. На мгновение, на два отдергивается завеса... Исчезнуть… в свой час… в неведомое, безличное… и там вспомнить себя. Кубический сантиметр шанса. Правда, ДХ?
Наконец, поднялась и с чистой посудой взобралась по рыхлой пахучей крутизне.
Довольный Юрс принял пакеты. Откуда-то явился Март.
- Ты где был? Я же окликнула.
- В засаде сидел. Два часа. Под комарами.
- Зачем?
- А ты бы полезла купаться, а я бы выскочил с фотоаппаратом, и никуда бы ты, милая, не делась, ничем бы не прикрылась.
«Вот упас господь!»
И вновь хохотали до упаду.
- Ох, десантник, ох, десантник.
Юрс расставлял по местам чистую посуду.
- Ребята приглашают посидеть. Хорошие парни, в Чечне воевали. Сейчас пойдем.
- Без меня.
- Почему? Им будет приятно.
- Не хочется.
- Они тебе дурного слова не сказали, - возмутился Март.- Я слышал. Пошли.
- Увы.
- Да в чем дело-то? Приглашают. Хорошие ребята. Что случилось?
- Н-не так посмотрел.
- У-ух…
Она остережется. Хорошие парни, да, но… je sais qu'il sait que je sais: «я знаю, что он знает, что я знаю», золотая цепочка. Нет, нет. Ради чистоты.
Тишина. Черных ночей здесь не бывает, а так хотелось тесноты Млечного пути, когда все звезды смотрят на тебя, зная, что напишешь о них! За звездами надо отправляться на юг.
…Они подъехали заполночь. Посветили по окнам, посигналили. Излишне беспокоились, господа.
продолжение следует
http://astra.web-bib.ru/
Лес закончился внезапно, будто вышли в другой мир. Нахлынули свет и зной, открылись волнистые дали с белыми облаками, напоенными теплом. И серебряная стрела сотовой связи, направленная в голубизну прямо с луговых цветов.
В прохладу одноэтажного желтенького магазина у шоссе вошли как в желанное убежище. Чистота, набор продуктов - все как у людей, нынче в любой глубинке уже не встретишь слипшуюся карамель, запахи мыла и селедки на серой бумаге. Необычна лишь простота встречи. Юрса здесь любили. Заодно приветили Марта и Аннету. Мужички выпили шампанского, чего-то еще, Аннета сбегала через дорогу к остановке автобуса. 11.30. Послезавтра. На обочине шоссе стоял табурет, на нем стеклянные банки с земляникой и березовыми вениками, личный заработок подростка-сыночка Таси, хозяйки магазина.
- Вот где я ждал вчера, мы видели, как свернула ваша машина, - говорил Юрс на крыльце.
Ждал! Почему же Март согласился на такси, потерял деньги, сдавая билеты? Из уважения? «Там разберемся»
Она посмотрела на Марта.
- Напрасно ты купила обратный билет, - уклонился он,- погорячилась, скажи прямо.
- Кто мог знать, как все будет. Четыре дня - достаточно.
Тася с улыбкой смотрела на Аннету. Невысокая, светловолосая, она была сдержана и приветлива.
- Приезжай осенью по знакомому, - вчерашние злоключения здесь были уже известны.
- Я тебе книжку привезу. Про нас, женщин, наши истории.
- Почитаем.
От нее веяло спокойной уверенной силой.
Тут же крутилась пьяненькая моложавая бабенка в розовой блузке, красных брюках, чистая, ухоженная. Валя. И хвасталась, хвасталась без угомону.
- Я заработала и купила два дома, машину, участок, у меня двойная пенсия, муж работает, сын при деле. Всего достигла! Вот я какая!
Нельзя было не согласиться с тем, что она выполнила все условия, предлагаемые обществом для счастья и благополучия, и что это стоило ей неусыпных трудов. Её можно было уважать. Отчего же так егозлива? Почему доказывает?
На обратном пути присели отдохнуть в обетованном уголке.
Была самая вершина летнего дня. Великий свет стоял в мире. Замерли сосны, в недвижную влагу озера смотрелись облака, до последней камышинки отражался в воде высокий берег напротив, весь в хвойных верхушках, с белыми нитками сухих стволов. Ты ощущаешь мир вокруг тебя? Иначе мир теряет смысл.
Разулись, расслабились.
- Купайся!
- Сам купайся.
Он и искупался, соразмерный, ладный, с плоским животом хорошего мужчины. Как же его жена любила своего складненького, своего уважительного! И тельняшечка при нём.
А он с шельмовской улыбкой чуть не спихнул ее с берега.
- Такая вода! Мы закроем глаза, отвернемся.
Размечтался. Да, она холит и лелеет свое тело, единственное земное имение, но у нее уже внуки! Или запамятовал?
Бабочки-махаоны кружились вокруг Юрса, садились на голову, плечи, по две, по три, раскрывали и закрывали шоколадные крылья. Знаки, благословения.
- Отсюда, отсюда, - приседал фотило.
Касаясь плечами, Аннета и Юрс сидели рядышком, трава приятно щекотала подошвы. «Кореша. Иль я не женщина?» - и ласково опустила руку на его плечи.
- Вот, хорошо. Отличный кадр
… Вдруг она поняла. Если в прошлом году Юрс привез или встречал друга на крыльце, и они также выпили на радостях, еще и еще, то попробуй-ка Март запомнить дорогу! И задачи не ставилось! Как ни крути, вина ее: όн был ведущим, при чем тут какая-то машина? И потерянные им деньги тоже на ней, а чужие деньги - не хухры-мухры, все отдашь.
Обратную дорогу под зеленой сенью леса шли как бы заново. И видели иное. Обветшалые заросшие окопы, ходы. Бои здесь, на западной границе, шли смертные. Таким же летним днем их рыли молоденькие мальчики, в своих единственных, непрожитых жизнях, а сейчас из тех окопов давно поднялись зрелые равнодушные сосны. Безумие страха, алчности, гордыни - как еще понимать войну? Недаром в Космосе чешут в затылке, теряясь в догадках: «Разумные? Неразумные?».
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они - кто старше, кто моложе
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь,
Речь не о том, но все же, все же, все же...
После пяти строк оправданий единственная строка - совесть, она и перевешивает.
- Твардовский, - глухо отозвался Юрс, не оборачиваясь, - Я его встречал.
Аннета тоже помнила его. По редакции «Нового мира», когда он проходил узкими коридорами, а она получала уж-жасно обидные отзывы на свои ранние рассказы. А Шолохов, вообще, приходил в Литинститут, она имела честь стоять с гением на одной половичке. Да как расскажешь? Они же мигом вычислят ее года.
Мужчины молчали. Для них война не кончается, не зря тельняшка, не зря защитная одежда, не зря сапоги.
Зато маслята, маслята, средненькие и совсем юные, «не наши ли дожди досягнули сюда?» глядели с обочин из-под молодого ельничка. Непросто выковыривать их из ссохшейся подстилки.
- Клади, клади поклоны, грибы их любят.
Вот и серая избушка.
- Как яблоки созреют, кабаны здесь ямы роют, для них самое угощение. Лиса приходила, смотрела на меня. Хорь кота пугает.
- Серьезные ребята.
Дома мужички тотчас разлили по рюмкам, Аннета - чаю, чаю. С конфетами, печеньем, местными пряниками, неделю готова жить на конфетах и пряниках. Да, она прекрасно готовит, а с интернет-подсказками вообще без проблем, и все же неделю на пряниках - запросто. Хорошо сидеть, пить чай после дороги, да обкурили же, как пчелу! Безумцы! Что они делают со своим здоровьем?
- Хоть отдышаться на крылечке, - она поднялась.
- Постой. Покажу свои работы, - Март пересел к компьютеру, спокойный, сосредоточенный. Как они справляются с хмелем? Будто ни в чем не бывало.
Это были прекрасные снимки его ульяновской командировки, повесть о людях дела для журнала «Люди дела»: сильное хозяйство, распаханные под горизонт поля, ферма с коровами.
- Вот директор, настоящий хозяин! Всего двести пятьдесят человек у него, а размах на тысячу! Сейчас в замы ушел, передал сыну. Что за земля! чернозем! - вспаханная полоса ярко чернела между всходами.
- Полезно работаешь. Хоть на людей посмотреть.
- Он еще и статьи пишет, - похвалился Юрс.
- С твоей помощью.
- Дай почитать.
- Потом. Сейчас в движении покажу, со звуком.
Но в движении не удалось, как не кликали. Его очки остались в палатке, она предложила свои, они свешивались с шеи на голубой ленточке. Ну, совсем породнились! Счастье смеялось в сердце.
- Вот, хорошо. Сейчас. Нет, не открывается.
- Памяти мало, ноутбуки малосильные. В Москве покажешь. Неси статью.
Они вернулись за стол, а она уселась на крыльце.
На листе А3 между картинками струились тесные абзацы. Они подхватывали и мчали, меняя скорость и направление. Так бывает, если несешься мимо березовой рощи, а она, светлая, многообразная, кружится, перестраивается.
- Прекрасно написано.
С этими словами она шагнула через порог. Март чистил грибы. Вымыл руки. Оказался напротив нее, складный, собранный. И вдруг они обнялись, крепко, доверчиво, её мгновение было первым, он отвечал. Холмики прильнули к его груди, тела слились, световые волны смешались, их качнуло, унесло. Ни-ни, ничего такого, но руки мужчины скользнули с ее талии к бедрам, а она томно качнула ими, лебедино подняв руки.
- Смотри, смотри в объектив! - закричал Юрс, снимая на мыльницу.
- Еще и смотреть надо?
Все задохнулись от смеха.
- Еще раз, - сказал Юрс. - Вспышки не было.
- Это он для меня, - шепнул Март и опять крепко и нежно обнял ее. - Смотри, смотри на него.
Рассмеялись. О, счастье, как ты обольстительно!
- Все, все. Ушла.
Уже на тропинке настигло - фол! Не дай бог! Эти возрастные любови хуже горящих торфяников с их дымом и чадом. Срочно, срочно. Села, сосредоточилась. Усилие, вихрь… работай, работай… и мутная тяга, всколыхнувшаяся в объятиях мужчины, нехотя рассеялась, сменившись на просветлённую внутреннюю оптику. Спасена.
Так. Теперь следовало поджидать Марта. Может ли мужик оставить дело? Опыт всей жизни с улыбкой подсказывал, что нет.
- Кха-кха. - он вошел без стука, покачиваясь. - Э-э … мне нужны твои очки. Там … день рождения одного поэта… хотим поздравить, - отважный десантник едва разлеплял глаза.
Протянула ему. Свободная, спокойная. Только так.
Почти без сумерек в дивной музыке тишины длится северный летний день. Редкое удовольствие - думать на лежанке среди бела дня, глядя в окно. Всегда хотелось последить за облаками, да никогда не хватало времени. И чем это мы так заняты? Вот вплывает, полупрозрачное, похожее на акварельный мазок, и рассеивается в голубизне. Муха бьется о стекло. Как они выживают среди наших мобильников? Не страшно ей с размаху удариться о невидимую преграду? а она даже ползает по стеклу. Так выживают неразумеющие. А разумеющие … ищут смыслы в загадке с названием «жизнь».
Вдруг зашумел мотор, морда черного джипа вломилась в неохотно качнувшиеся травы. Здрасте, давно не слышали. Это Роман с другом прибыли на выходные. В две минуты раскидали доски, взгрузили лодку и почти свалились с откоса к озеру.
Тишина.
Время действовать. Долить водички в бутылку с цветочком, подмести пол и, соскучившись по ребятам, по-домашнему в халатике отправиться к ним.
Оба спали, на сковородке трещали грибы. Как это похоже на мужчин!
- Эй, мальчики!
- Ах, ох!
И тут благая мысль, пять копеек на общее дело, осенила ее. В два белых пакета уместилась вся запущенная посуда холостяцкого дома, рюмки, чашки, миски, ложки, вилки, тарелки, кастрюли, сковородки, мыло, губка, все, что ожидало чистки. С бидоном для чистой воды, погромыхивая пакетами, Аннета стала спускаться вслед за машиной по свежей колее в резком запахе потревоженного бурьяна, уворачиваясь от его острых листьев, бросая по сторонам «геологические» взгляды. Верхний уступ был, по обыкновению, крут, градусов в шестьдесят, и весь покрыт чертополохом, под которым не разглядишь строение обрыва, к подножью, куда скатывается осыпной материал, спуск завершался мягким уклоном.
Вот и машина. Лодки не видно.
Первым делом было зайти подальше в озеро за чистой водой. Мягкая, живая. Потом - расположиться на двух неровных, «недоделанных», валунах, мимо которых вился мельчайший ручеек. Судя по светлому песочку в его выносе, он сочился из водоносных прослоек в толще, слагающей всю кручу. Не близко ли к краю стоят дома? Не всегда ж озеро тише овечки, скальные стенки и те валятся, а тут рыхлый моренный покров. Давненько не мыла посуду на берегу! С песочком, с мылом. В наклонку, по-бабьи, на корточках, на одном колене взялась мыть и тереть, тереть и мыть, резко, усердно. А комаров над водой почти нет. Боятся, что ли?
Покойно светлело озеро, отражая перистые разлетевшиеся облака, слегка подкрашенные вечерней зарею. Если лечь на песок, глазами вровень с водой, то можно увидеть озеро с ребра, в бугорках мелкой зыби.
Тишина. Le silence. Молчание.
- Кха-кха!
- Стой, кто идет?! - она обрадовалась, как родному.
Но где же? Разберемся.
И вновь терла, терла. Уж эти кастрюли, сковородки! Давно уже, сияя чистотой, красуются на траве чашки-ложки тарелки, а с этих злыдней и ножом не срежешь. Любуясь на отсветы, на дальние берега, наслаждаясь теплом и необъятностью мира, Аннета в очередной раз выпрямилась отдохнуть, как вдруг заметила лодку. Далеко, у зеленого мысочка, маленькую, как щепка. Уф… возможно ли оттереть эти сковородки? Или придется скоблить? Рашпиль нужен. Сильное слово - «рашпиль».
А лодка уже и вот она. Два дюжих молодца подвели её к береговому песку, шагнули в воду. В руках одного из них, высокого, дородного, хищно ощерилась тяжелая рыбина, гордость и счастье любого рыбака.
- Вы можете сварить нам щуку? Смотрите, что за краса.
Теток в халате принято задалживать по хозяйству.
- Сварю.
Они принялись втаскивать лодку на берег. Разгибаясь, она случайно, мельком, женским взглядом оглянула его мощное мужское достоинство под мокрыми плавками. Уф… трессы. Он с ухмылкой скосил глаза.
Друг его забрал из лодки рыболовные снасти, зажал в ладонях, с неловкой улыбкой понес к машине.
- Щуку из ухи, - и поправился. - Уху из щуки.
Волнуется. Такой здоровяк.
- Рыбу прихватите наверх. И бидон с водой, - холодновато распорядилась Аннета.
Мотор взревел, машина жуком полезла по склону. Вот для чего они нужны, эти мощные джипы.
Вились в воздухе легкие сумерки, деревянная корма лодки была суха и словно создана для созерцания лицом к воде. На мгновение, на два отдергивается завеса... Исчезнуть… в свой час… в неведомое, безличное… и там вспомнить себя. Кубический сантиметр шанса. Правда, ДХ?
Наконец, поднялась и с чистой посудой взобралась по рыхлой пахучей крутизне.
Довольный Юрс принял пакеты. Откуда-то явился Март.
- Ты где был? Я же окликнула.
- В засаде сидел. Два часа. Под комарами.
- Зачем?
- А ты бы полезла купаться, а я бы выскочил с фотоаппаратом, и никуда бы ты, милая, не делась, ничем бы не прикрылась.
«Вот упас господь!»
И вновь хохотали до упаду.
- Ох, десантник, ох, десантник.
Юрс расставлял по местам чистую посуду.
- Ребята приглашают посидеть. Хорошие парни, в Чечне воевали. Сейчас пойдем.
- Без меня.
- Почему? Им будет приятно.
- Не хочется.
- Они тебе дурного слова не сказали, - возмутился Март.- Я слышал. Пошли.
- Увы.
- Да в чем дело-то? Приглашают. Хорошие ребята. Что случилось?
- Н-не так посмотрел.
- У-ух…
Она остережется. Хорошие парни, да, но… je sais qu'il sait que je sais: «я знаю, что он знает, что я знаю», золотая цепочка. Нет, нет. Ради чистоты.
Тишина. Черных ночей здесь не бывает, а так хотелось тесноты Млечного пути, когда все звезды смотрят на тебя, зная, что напишешь о них! За звездами надо отправляться на юг.
…Они подъехали заполночь. Посветили по окнам, посигналили. Излишне беспокоились, господа.
продолжение следует
http://astra.web-bib.ru/