Фотороботы литературных героев или Oни возвращаются снова и снова
Художник и писатель Брайан Джозеф Дэвис сделал интересный проект: на основе литературного описания внешности создает портреты героев из известных книг с помощью специальной программы для составления полицейских фотороботов.
Ганнибал Лектер
"Он был невысок ростом, пластичен; в его руках, в движении плеч чувствовалась гибкая сила. /.../Глаза доктора Лектера - карие, с красноватым оттенком, почти вишневого цвета, и, когда отражают свет, в них загораются красные огоньки. Создается впечатление, что эти огоньки искрами слетаются к самым зрачкам. /.../Доктор Лектер поджал красные губы под хоккейной маской. /.../ У него был нос с имперской горбинкой - совсем как у Перона, - а гладкие блестящие волосы смахивали на мех выдры. Мужчина нес себя так, что казался выше ростом."
Призрак Оперы
"Он невероятно худ, черный фрак висит свободно на его костлявом теле. Глаза смотрят прямо вперед и так глубоко посажены, что едва различимы. Все, что вы действительно видите, - это два темных отверстия, какие бывают у скелетов. Его кожа натянута, как на барабане. Она не белая, а неприятно желтая. Нос настолько мал, что совершенно не виден, когда смотришь со стороны, и это отсутствие носа производит ужасное впечатление. Волос почти нет, только три или четыре длинных темных локона свисают со лба и за ушами".
Чудовище Франкенштейна
"Как описать мои чувства при этом ужасном зрелище, как изобразить несчастного, созданного мною с таким неимоверным трудом? А между тем члены его были соразмерны, и я подобрал для него красивые черты. Красивые - Боже великий! Жёлтая кожа слишком туго обтягивала его мускулы и жилы; волосы были черные, блестящие и длинные, а зубы белые как жемчуг; но тем страшнее был их контраст с водянистыми глазами, почти неотличимыми по цвету от глазниц, с сухой кожей и узкой прорезью чёрного рта. <…> На него невозможно было смотреть без содрогания. Никакая мумия, возвращенная к жизни, не могла быть ужаснее этого чудовища. Я видел свое творение неоконченным; оно и тогда было уродливо; но когда его суставы и мускулы пришли в движение, получилось нечто более страшное, чем все вымыслы Данте."
Джек Торренс, "Сияние" Стивена Кинга
"Уллман сложил аккуратные ладошки на пресс-папье и в упор взглянул на Джека - лысеющий низенький человек в костюме банкира и галстуке спокойного серого тона./.../ ...лицо Дэнни, так похожее на его, прежнее, только у него были светло-голубые глаза, а у Дэнни они туманно-серые, но изгиб губ такой же и волосы светлые. /.../ Теперь Джек стоял на четвереньках, волосы падали на глаза. Он напоминал грузного зверя. Большую собаку или льва."
Граф Дракула
"Внутри стоял высокий старик, чисто выбритый, с длинными седыми усами, одетый с головы до пят во все черное, без единого цветного пятнышка. Он продвигался вперед рывками. Сжимая мою руку с такой силой, что я сморщился от боли, несмотря на то, что его собственная рука была холодна, как лед, и больше подошла бы покойнику, чем живому человеку... Лицо его было властным - очень энергичным - с тонким орлиным изогнутым носом и особенно раздувающимися ноздрями, с величественным высоким лбом. На висках волосы были жидкими, но зато в остальных местах сильно разросшимися. Густые брови его почти что срастались на переносице... Рот застыл в зловещей улыбке, открывая чрезвычайно острые зубы, которые даже выступали за губы, чей ярко-красный цвет свидетельствовал об изумительном здоровье старика, несмотря на его возраст. И наконец, бледные уши его по краям были необычно заострены, а подбородок широк и массивен, щеки же казались напряженными и тонкими. Первое, что бросалось в глаза, была его мертвенная бледность...
Энни Уилкс, "Мизери" Стивена Кинга
"Со спины она казалась еще крупнее из-за покатых плеч под халатом и кипы волос, образующих подобие шлема. Она была похожа на пильтдаунского человека, вылезшего из пещеры./.../Энни оправдывалась, но сам он считал, что Мизери - самое подходящее имя для свиньи. Он вспомнил, как Энни изображала свинью, как ее верхняя губа сморщилась и задралась к носу, щеки сделались плоскими, и она в самом деле стала похожа на свинью и захрюкала./.../Лицо ее словно свело в маску окаменелого ожесточения."
Профессор Мориарти
"Он очень тощ и высок. Лоб у него большой, выпуклый и белый. Глубоко запавшие глаза. Лицо гладко выбритое, бледное, аскетическое, - что-то еще осталось в нем от профессора Мориарти. Плечи сутулые - должно быть, от постоянного сидения за письменным столом, а голова выдается вперед и медленно - по-змеиному, раскачивается из стороны в сторону. Его колючие глаза так и впились в меня/.../ Этот человек удивительно похож на пресвитерианского проповедника, у него такое худое лицо, и седая шевелюра, и высокопарная речь."
Джейн Эйр
"Мне хотелось, чтобы у меня были румяные щеки, точеный нос и маленький алый ротик, хотелось быть высокой, стройной и хорошо сложенной; мне казалось большим несчастьем, что я такая маленькая, бледная, что черты у меня неправильные и резкие./.../ Я причесала Адель, переодела ее и, убедившись, что мой квакерский наряд в полном порядке (да и как могло быть иначе при такой скромной простоте, включая и гладко причесанные волосы?), повела ее вниз".
Хитклиф, "Грозовой перевал" Эмили Бронте
"По внешности он - смуглолицый цыган, по одежде и манере - джентльмен, конечно в той мере, в какой может назваться джентльменом иной деревенский сквайр: он, пожалуй, небрежен в одежде, но не кажется неряшливым, потому что отлично сложен и держится прямо. И он угрюм./.../ Видишь ты эти две черточки у себя между бровями? И густые эти брови, которые, вместо того чтобы им подниматься дугой, западают вниз у переносья? Видишь ты эту пару черных бесенят, так глубоко схоронившихся? Они никогда не раскрывают смело окон, а только смотрят в них украдкой, точно шпионы дьявола!/.../Луч скользнул по его лицу: щеки были изжелта-бледны и наполовину заросли черными бакенбардами; брови угрюмо насуплены, запавшие глаза глядели странно. Я узнала глаза. /.../Лицо его по выражению было старше и по чертам решительней, чем у мистера Линтона, - интеллигентное лицо, не сохранившее никаких следов былой приниженности. Злоба полуцивилизованного дикаря еще таилась в насупленных бровях и в глазах, полных черного огня, но она была обуздана."
Воланд
"… ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой - золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нёс трость с чёрным набалдашником в виде головы пуделя. По виду - лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз чёрный, левый почему-то зелёный. Брови чёрные, но одна выше другой."
Миссис Дэнверс, "Ребекка" Дафны дю Морье
"От моря лиц отделилась какая-то фигура, высокая и костлявая, одетая в глубокий траур; выступающие скулы и большие ввалившиеся глаза придавали ее бледному пергаментному лицу сходство с черепом, венчающим костяк./.../ Я видела, как туго натянута кожа у нее на лице, как выпирают скулы. Под ушами у нее были небольшие желтые пятна."
Эдвард Рочестер, "Джейн Эйр" Шарлотты Бронте
"...я узнала моего всадника по густым угольно-черным бровям, квадратному лбу, который казался еще более квадратным из-за того, что черные волосы были зачесаны набок. Я узнала его резко очерченный нос, говоривший о характере и ничего не добавлявший к красоте, и крупные ноздри, которые, решила я, свидетельствовали о вспыльчивости, и угрюмый рот, и подбородок. Да, они были очень угрюмые./.../ Массивная голова была откинута на спинку кресла, отблески огня ложились на его словно высеченное из гранита лицо, отражались в больших темных глазах - ведь у него были большие темные глаза, и к тому же очень красивые, - и порой что-то менялось в их глубинах: в них появлялась если не доброта, то выражение, наводившее на мысль о ней."
Больше фотографий на сайте: http://thecomposites.tumblr.com
***
Определенно, спокойное, с долей иронии отношение к литературным персонажам у англосаксов не отнять. Литературные герои не снобы, которые смотрят сверху вниз на читателя: внимай моей истории, уважай ее, склонись перед моим величием. Они добрые старые знакомые, которых хлопаешь по плечу; общение с ними доставляет немало приятных минут.
И совсем другое отношение, выпестованное в СССР, к русской классической литературе, весьма неоднозначное. С одной стороны, это клубок нагнетенных эмоций: трепет, пафос, восторг и т.д.; с другой, отношение к этому культурному багажу, как к чемодану без ручки: слишком он статичен и академичен. В свое время цель практического применения была возвышенная: воспитать советского человека на лучших образцах отечественной культуры XIX века. Продукты советского масскульта проходили суровый отбор сверху, прежде чем попасть к потребителю. Русскую классическую литературу адаптировали для театра и кино с особой бережностью. Впрочем, люди в то время больше читали и меньше смотрели телевизор. Кроме того, не существовало разделения культуры на элитарную и массовую. Наоборот, поощрялось, чтобы даже комбайнер после работы слушал Рахманинова, а не шел пропустить кружечку пива. Не обошлось и без «имперских амбиций»: у большого государства обязана быть большая литература.
Времена изменились, а этот старомодный подход эксплуатируется по сей день, поэтому современная массовая культура в России не в состоянии «переварить» литературное наследие в том виде, в котором оно было сохранено и «обработано» при СССР. Массовая культура оперирует популярными образами, упрощенными до архетипичности. И такие образы появились и утвердились… в анекдотах - как реакция на насаждение со школьной скамьи пиетета перед героями Тургенева, Достоевского, Толстого и других.
Самое главное, произошла подмена: условно более низкого т.е. более доступного массам жанра на высокий. Однако же такой перекос не распространялся на иностранную массовую литературу. Ее можно любить без обязательств, не испытывая священный трепет. Поэтому-то легче было замахнуться на «Вильяма, нашего Шекспира»; Шерлок Холмс и вовсе стал как родной. «Джейн Эйр» - писала Цветаева - настольный роман всех наших бабушек и матерей. Не «Бедная Лиза». И не «Анна Каренина».
В итоге создалась парадоксальная ситуация: массовая русская литература XIX века современному русскому читателю известна мало, а иностранных авторов он может назвать без особого труда: Вальтера Скотта, Фенимора Купера, Марка Твена, Роберта Льюиса Стивенсона, Артура Конан Дойля, Диккенса, Уилки Коллинза, Дюма-отца, Оноре де Бальзака, Виктора Гюго, Жюля Верна, Эдгара По, сестер Бронте, Джейн Остен и т.д., и т.п. Их произведения до сих пор популярны, часто экранизируются и цитируются. А кого назвать из русских авторов? Понятно, «нашего всего» Пушкина. Гоголя, Лермонтова, Чехова. Уже с некоторым трудом: Карамзина с его «Бедной Лизой», А.К. Толстого с «Упырем» и «Семьей вурдалака».
Ганнибал Лектер
"Он был невысок ростом, пластичен; в его руках, в движении плеч чувствовалась гибкая сила. /.../Глаза доктора Лектера - карие, с красноватым оттенком, почти вишневого цвета, и, когда отражают свет, в них загораются красные огоньки. Создается впечатление, что эти огоньки искрами слетаются к самым зрачкам. /.../Доктор Лектер поджал красные губы под хоккейной маской. /.../ У него был нос с имперской горбинкой - совсем как у Перона, - а гладкие блестящие волосы смахивали на мех выдры. Мужчина нес себя так, что казался выше ростом."
Призрак Оперы
"Он невероятно худ, черный фрак висит свободно на его костлявом теле. Глаза смотрят прямо вперед и так глубоко посажены, что едва различимы. Все, что вы действительно видите, - это два темных отверстия, какие бывают у скелетов. Его кожа натянута, как на барабане. Она не белая, а неприятно желтая. Нос настолько мал, что совершенно не виден, когда смотришь со стороны, и это отсутствие носа производит ужасное впечатление. Волос почти нет, только три или четыре длинных темных локона свисают со лба и за ушами".
Чудовище Франкенштейна
"Как описать мои чувства при этом ужасном зрелище, как изобразить несчастного, созданного мною с таким неимоверным трудом? А между тем члены его были соразмерны, и я подобрал для него красивые черты. Красивые - Боже великий! Жёлтая кожа слишком туго обтягивала его мускулы и жилы; волосы были черные, блестящие и длинные, а зубы белые как жемчуг; но тем страшнее был их контраст с водянистыми глазами, почти неотличимыми по цвету от глазниц, с сухой кожей и узкой прорезью чёрного рта. <…> На него невозможно было смотреть без содрогания. Никакая мумия, возвращенная к жизни, не могла быть ужаснее этого чудовища. Я видел свое творение неоконченным; оно и тогда было уродливо; но когда его суставы и мускулы пришли в движение, получилось нечто более страшное, чем все вымыслы Данте."
Джек Торренс, "Сияние" Стивена Кинга
"Уллман сложил аккуратные ладошки на пресс-папье и в упор взглянул на Джека - лысеющий низенький человек в костюме банкира и галстуке спокойного серого тона./.../ ...лицо Дэнни, так похожее на его, прежнее, только у него были светло-голубые глаза, а у Дэнни они туманно-серые, но изгиб губ такой же и волосы светлые. /.../ Теперь Джек стоял на четвереньках, волосы падали на глаза. Он напоминал грузного зверя. Большую собаку или льва."
Граф Дракула
"Внутри стоял высокий старик, чисто выбритый, с длинными седыми усами, одетый с головы до пят во все черное, без единого цветного пятнышка. Он продвигался вперед рывками. Сжимая мою руку с такой силой, что я сморщился от боли, несмотря на то, что его собственная рука была холодна, как лед, и больше подошла бы покойнику, чем живому человеку... Лицо его было властным - очень энергичным - с тонким орлиным изогнутым носом и особенно раздувающимися ноздрями, с величественным высоким лбом. На висках волосы были жидкими, но зато в остальных местах сильно разросшимися. Густые брови его почти что срастались на переносице... Рот застыл в зловещей улыбке, открывая чрезвычайно острые зубы, которые даже выступали за губы, чей ярко-красный цвет свидетельствовал об изумительном здоровье старика, несмотря на его возраст. И наконец, бледные уши его по краям были необычно заострены, а подбородок широк и массивен, щеки же казались напряженными и тонкими. Первое, что бросалось в глаза, была его мертвенная бледность...
Энни Уилкс, "Мизери" Стивена Кинга
"Со спины она казалась еще крупнее из-за покатых плеч под халатом и кипы волос, образующих подобие шлема. Она была похожа на пильтдаунского человека, вылезшего из пещеры./.../Энни оправдывалась, но сам он считал, что Мизери - самое подходящее имя для свиньи. Он вспомнил, как Энни изображала свинью, как ее верхняя губа сморщилась и задралась к носу, щеки сделались плоскими, и она в самом деле стала похожа на свинью и захрюкала./.../Лицо ее словно свело в маску окаменелого ожесточения."
Профессор Мориарти
"Он очень тощ и высок. Лоб у него большой, выпуклый и белый. Глубоко запавшие глаза. Лицо гладко выбритое, бледное, аскетическое, - что-то еще осталось в нем от профессора Мориарти. Плечи сутулые - должно быть, от постоянного сидения за письменным столом, а голова выдается вперед и медленно - по-змеиному, раскачивается из стороны в сторону. Его колючие глаза так и впились в меня/.../ Этот человек удивительно похож на пресвитерианского проповедника, у него такое худое лицо, и седая шевелюра, и высокопарная речь."
Джейн Эйр
"Мне хотелось, чтобы у меня были румяные щеки, точеный нос и маленький алый ротик, хотелось быть высокой, стройной и хорошо сложенной; мне казалось большим несчастьем, что я такая маленькая, бледная, что черты у меня неправильные и резкие./.../ Я причесала Адель, переодела ее и, убедившись, что мой квакерский наряд в полном порядке (да и как могло быть иначе при такой скромной простоте, включая и гладко причесанные волосы?), повела ее вниз".
Хитклиф, "Грозовой перевал" Эмили Бронте
"По внешности он - смуглолицый цыган, по одежде и манере - джентльмен, конечно в той мере, в какой может назваться джентльменом иной деревенский сквайр: он, пожалуй, небрежен в одежде, но не кажется неряшливым, потому что отлично сложен и держится прямо. И он угрюм./.../ Видишь ты эти две черточки у себя между бровями? И густые эти брови, которые, вместо того чтобы им подниматься дугой, западают вниз у переносья? Видишь ты эту пару черных бесенят, так глубоко схоронившихся? Они никогда не раскрывают смело окон, а только смотрят в них украдкой, точно шпионы дьявола!/.../Луч скользнул по его лицу: щеки были изжелта-бледны и наполовину заросли черными бакенбардами; брови угрюмо насуплены, запавшие глаза глядели странно. Я узнала глаза. /.../Лицо его по выражению было старше и по чертам решительней, чем у мистера Линтона, - интеллигентное лицо, не сохранившее никаких следов былой приниженности. Злоба полуцивилизованного дикаря еще таилась в насупленных бровях и в глазах, полных черного огня, но она была обуздана."
Воланд
"… ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой - золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нёс трость с чёрным набалдашником в виде головы пуделя. По виду - лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз чёрный, левый почему-то зелёный. Брови чёрные, но одна выше другой."
Миссис Дэнверс, "Ребекка" Дафны дю Морье
"От моря лиц отделилась какая-то фигура, высокая и костлявая, одетая в глубокий траур; выступающие скулы и большие ввалившиеся глаза придавали ее бледному пергаментному лицу сходство с черепом, венчающим костяк./.../ Я видела, как туго натянута кожа у нее на лице, как выпирают скулы. Под ушами у нее были небольшие желтые пятна."
Эдвард Рочестер, "Джейн Эйр" Шарлотты Бронте
"...я узнала моего всадника по густым угольно-черным бровям, квадратному лбу, который казался еще более квадратным из-за того, что черные волосы были зачесаны набок. Я узнала его резко очерченный нос, говоривший о характере и ничего не добавлявший к красоте, и крупные ноздри, которые, решила я, свидетельствовали о вспыльчивости, и угрюмый рот, и подбородок. Да, они были очень угрюмые./.../ Массивная голова была откинута на спинку кресла, отблески огня ложились на его словно высеченное из гранита лицо, отражались в больших темных глазах - ведь у него были большие темные глаза, и к тому же очень красивые, - и порой что-то менялось в их глубинах: в них появлялась если не доброта, то выражение, наводившее на мысль о ней."
Больше фотографий на сайте: http://thecomposites.tumblr.com
***
Определенно, спокойное, с долей иронии отношение к литературным персонажам у англосаксов не отнять. Литературные герои не снобы, которые смотрят сверху вниз на читателя: внимай моей истории, уважай ее, склонись перед моим величием. Они добрые старые знакомые, которых хлопаешь по плечу; общение с ними доставляет немало приятных минут.
И совсем другое отношение, выпестованное в СССР, к русской классической литературе, весьма неоднозначное. С одной стороны, это клубок нагнетенных эмоций: трепет, пафос, восторг и т.д.; с другой, отношение к этому культурному багажу, как к чемодану без ручки: слишком он статичен и академичен. В свое время цель практического применения была возвышенная: воспитать советского человека на лучших образцах отечественной культуры XIX века. Продукты советского масскульта проходили суровый отбор сверху, прежде чем попасть к потребителю. Русскую классическую литературу адаптировали для театра и кино с особой бережностью. Впрочем, люди в то время больше читали и меньше смотрели телевизор. Кроме того, не существовало разделения культуры на элитарную и массовую. Наоборот, поощрялось, чтобы даже комбайнер после работы слушал Рахманинова, а не шел пропустить кружечку пива. Не обошлось и без «имперских амбиций»: у большого государства обязана быть большая литература.
Времена изменились, а этот старомодный подход эксплуатируется по сей день, поэтому современная массовая культура в России не в состоянии «переварить» литературное наследие в том виде, в котором оно было сохранено и «обработано» при СССР. Массовая культура оперирует популярными образами, упрощенными до архетипичности. И такие образы появились и утвердились… в анекдотах - как реакция на насаждение со школьной скамьи пиетета перед героями Тургенева, Достоевского, Толстого и других.
Самое главное, произошла подмена: условно более низкого т.е. более доступного массам жанра на высокий. Однако же такой перекос не распространялся на иностранную массовую литературу. Ее можно любить без обязательств, не испытывая священный трепет. Поэтому-то легче было замахнуться на «Вильяма, нашего Шекспира»; Шерлок Холмс и вовсе стал как родной. «Джейн Эйр» - писала Цветаева - настольный роман всех наших бабушек и матерей. Не «Бедная Лиза». И не «Анна Каренина».
В итоге создалась парадоксальная ситуация: массовая русская литература XIX века современному русскому читателю известна мало, а иностранных авторов он может назвать без особого труда: Вальтера Скотта, Фенимора Купера, Марка Твена, Роберта Льюиса Стивенсона, Артура Конан Дойля, Диккенса, Уилки Коллинза, Дюма-отца, Оноре де Бальзака, Виктора Гюго, Жюля Верна, Эдгара По, сестер Бронте, Джейн Остен и т.д., и т.п. Их произведения до сих пор популярны, часто экранизируются и цитируются. А кого назвать из русских авторов? Понятно, «нашего всего» Пушкина. Гоголя, Лермонтова, Чехова. Уже с некоторым трудом: Карамзина с его «Бедной Лизой», А.К. Толстого с «Упырем» и «Семьей вурдалака».