Английское слово «буллинг» прочно вошло во многие языки, включая русский (вне зависимости от того, нравится это иным туземным «скрепоносцам» или нет).
И, наверное, даже люди, не очень близко дружащие с инглишем, знают, что «булл» - это бык. Они знают это хотя бы по этикетке бодрящего пойла Ред Булл.
Соответственно, «булли» - это «бычара», «хулиган», а «буллинг» - дословно «быкование».
Именно так в наших кругах трактуется данное явление, в его изначальном смысле: агрессивные наезды на окружающих с позиции собственного грубого физического превосходства.
И к таким-то(!) проявлениям - мы не очень терпимы в Кошке, Корпоративной Школе для исчадий сотрудников Корпорации, к которой я имею честь принадлежать.
То есть, если какой-то отморозок возьмёт себе моду прессовать тех, кто младше его на пару лет или ниже на пару голов - он поимеет серьёзных проблем. Причём, в первую очередь - от своих же одноклассников (не исключено, что его даже уподобят иным политическим деятелям, ведущим себя схожим образом, а для наших детишек само это слово из пяти букв, начиная с "П"- считается действительно грязным ругательством).
Но в последнее время в иных педагогических кругах стало модно чересчур, на наш взгляд, расширять понятие буллинга - практически до любых и всех возможных конфликтов между детишками, включая словесные нападки-подначки-подколки или просто даже приколы, которые кому-то, излишне заботливому стороннему наблюдателю, при каком-то слишком вдумчивом ракурсе и каком-то слишком символическом стоянии небесных тел, могут показаться «оскорбительными и унижающими достоинство».
Попечительский совет Кошки - обычно предупреждает учителей, чтобы поменьше вмешивались в детские разборки, покуда там не летят в стороны оторванные ушные раковины - а в этом случае вызывать охрану (которая умеет, в числе прочего, пришивать оторванные уши в полевых условиях).
Но бывает, когда всё же приходят «свежие» педагоги, безусловно отличные специалисты в своих предметах, но несколько «растленные» духом чрезмерной «политкорректности» и «нулевой терпимости к буллингу».
Помнится, пять лет назад, когда виконту Алексею Артёмовичу было шестнадцать, к ним пришла новая «англичанка», до того отработавшая сколько-то годиков в Штатах.
И поначалу - она, конечно, бросилась ограждать «агнцев» от «волчищ» (толком, естественно, не разобравшись, кто есть кто, благо, роли постоянно меняются - это только в абстрактных психологических учебниках у класса есть «чёткая структура», выраженная высоконаучными греческими буковками).
И детишки, вместе задержавшись после урока, объяснили училке примерно так:
«Возможно, это не сразу бросается в глаза, Мисс Айра, но мы все - друг друга любим. Иначе - просто давно бы уж перестреляли друг друга к чёртовой матери (в Кошке старшеклассникам разрешено носить боевые пистолеты с пятнадцати при условии одобрения класса для каждой кандидатуры, а поскольку они все славные детишки - то все и вооружённые). И у нас - нет «буллинга». У нас - есть... «кальфинг».
Речь тогда держал Кешка, Лёшкин закадычный дружок, и он говорит, что выдумал термин по ходу, экспромтом.
И тут же пояснил: «Это происходит от слов calf («телёнок») и «эльфинг», как особо доброжелательная, «пушистая» разновидность троллинга. То есть, «кальфинг» - это ювенильный и нежный, как сама телячья нежность, очень-очень далёкий аналог буллинга».
Да, в самом-то слове calf (которое не только «телёнок», но ещё и - «икра ноги»), звук l не произносится. Он почти никогда не произносится в английском в сочетании al перед f (и m… и v, когда это множественное число от слов на -alf: halves, calves).
Но при скрещивании с «эльфингом» - наверное, действительно получается «кальфинг».
И термин прижился, с лёгкой Кешкиной руки.
Да, сам он где-то в то же время дал наглядный пример, держа тост на Лёхиной днюшке (собственно, это и было sweet sixteen виконта Алексея Артёмовича).
Кеша сказал:
«Прежде всего, я хочу отметить, что Алексей - это парень, который «сделал себя сам». Ну, я имею в виду - на профессиональном поприще, в шоу-бизе, как ведущий видеоблога с галактическим охватом. Так-то, понятно, что в физическом смысле - к его, Алексея, изготовлению были причастны некоторые из присутствующих здесь, за что им тоже спасибо. Но вот что до артистической карьеры - это целиком заслуга самого Алексея. И мы должны с негодованием отмести (Кешкина мордашка ожесточается, в игру вступают желваки) совершенно безосновательные и попросту дурацкие инсинуации того рода, что будто бы он попал в шоу-биз «через постель». Это просто вопиюще абсурдная нелепость, господа, такие предположения! Да посмотрите на него: кому он нужен? Кто бы на него польстился? Тот случай, когда наружность сама по себе - порука в целомудрии и куда как убедительное алиби против обвинений в разврате! Нет, его успех - целиком заслуга его таланта и труда, что вне всяких сомнений!»
Да, Кешка мог себе позволить такой тост, поскольку Лёха к шестнадцати годам имел возможность убедиться, что весьма многие барышни находят его наружность «не безнадёжно отталкивающей», так скажем.
И Лёшка держал ответную речь: в высшей степени прочувствованную:
«Спасибо, спасибо, брат Иннокентий! Каковое имя, к слову говоря, означает «невинный», как все помнят. Но я же сам - увы, не могу похвастаться какой-то «легендарной» невинностью. Каюсь, я подумывал(!) о том, чтобы пролезть в шоу-бизнес через постель. И, брат Иннокентий, на самом деле я очень благодарен тебе за то, что свёл тогда со своей подругой - ну, той, про которую ты говорил, что «она в теме». Правда… (потупляет взор и даже краснеет - он умеет это делать принудительно)… правда, мне оказался маловат тот костюм пасхального зайчика, что она держит в спальне, а без него… (прицокивает уголком рта) Она сказала, что это будет «недостаточно креативно», по её меркам - и, вот, не сложился «шорткат», пришлось пробиваться самому, как ты отметил... за что тебе ещё раз спасибо! Поверь, брат Иннокентий: между нами тогда - действительно не было ничего, кроме двух чашек чая и помятого костюма пасхального зайчика, который так и не налез на меня!»
Все знали, что у Кешки действительно была подруга-студентка, имевшая какое-то отношения к развлекательным медиа - и при этом он был существенно помельче Лёшки (который уже тогда вымахал под метр восемьдесят).
Ну и вот примерно так - они привыкли пикироваться. С исключительной доброжелательностью и даже почтительностью друг к другу.
Для них - это не более, чем «риторическая игра».
Но на свежих персон, и не только педагогов - бывало, производило несколько шокирующее впечатление.
Примерно в то же время к нам в Москву, в центральный офис, перешёл один такой мрачноватый спецназовец из Уральского Бюро, а в Лёшкин класс, поступил, соответственно, его отпрыск.
И вот он по истечение первой недели заметил: «У вас тут такие шуточки, что там, где я был раньше - уже бы скулы трещали и зубы летали!»
Давая, видимо, понять, что в свой адрес - он-то уж не потерпит каких-то скабрёзных подколок-подначек.
И что же? К его пожеланию - отнеслись с наивозможным уважением.
Лёшка, сделав очень серьёзную физиономию и приложив ладонь к груди, сказал:
«Извини! Мы, порой, увлекаемся - и забываем, что среди нас есть люди, которым может досаждать… излишняя фривольность. Ты ведь (хмурится, припоминая)… Ты ведь, кажется, раньше в колонии был? Ну, на малолетке? Или я чего-то путаю? Ты извини, когда тебя представляли, я отвлёкся на эсэмэску - и пропустил. Нет, не на зоне? Ну, ещё раз извини!»
Новичок Коля заверил, что на зоне-то он никогда не был, и не собирается, но всё равно там, где он был, у пацанов не принято отпускать шуточки с каким-то… «лазурным» подтекстом.
Лёшка торжественно уверил, со всею пылкостью: «Обещаю, не будем! При тебе - не будем. И ещё… - он повысил голос, объявляя на весь класс: - я обещаю, вот прямо клянусь - что никогда больше не буду шутить по поводу размера твоего пениса. Ведь это, в конце концов, не сочти за каламбур - тоже может быть… как-то пошло, как-то… мелко».
Коля напрягся - как напрягается в шестнадцать лет практически любой парень, слыша… те намёки, которые опасается услышать, и сам - вовсе не будучи уверен в достаточности своих габаритов.
Коля спросил, изображая равнодушие, но всё же угрюмо:
«А что с ним не так?»
Лёшка подёрнул плечами, как-то болезненно покривился, принял вид врача, прикидывающего, как бы поутешительней озвучить слово «метастазы»:
«Да нет, всё с ним в порядке! - фальшиво заулыбался. - Ну, там ведь нет какого-то единого, единственно правильного «госта». Говорят, пределы нормы - они вообще довольно… растяжимые. Как и сам предмет, собственно. Поэтому… - мнётся, собирается с духом, выпаливает: - Нет абсолютно никаких оснований утверждать, будто бы у тебя с этим делом «что-то не так». И пусть отсохнет поганый язык у того, кто посмеет заявить обратное!»
Думается, если б Колю обругали, обозвали, как-то бы уязвили по-злому - он бы далеко не столь смутился. Но вот именно вид крайней доброжелательности, заботы о его чувствах, стремление оградить его от «горькой правды» - произвело гораздо более обескураживающий эффект. Главное - он не понимал, удобно ли будет сейчас, после такого-то к себе «сочувствия», предложить выйти разобраться на задний двор. А потому имел вид, примерно как у того пацанчика из «Мама не горюй»: «Я не понял, он чего сейчас, меня провоцировал?»
Видя его замешательство, Лёшка обратился теперь уже к Кешке: «К слову, я и по поводу твоего пениса - тоже впредь шутить не буду!»
Кешка пожал плечами, добродушно фыркнул: «Да ладно, такие-то жертвы! Зачем же лишать себя последнего удовольствия? Да какие ещё в твоей жизни останутся радости без моего пениса? Можно сказать, вообще нихуя в ней хорошего не останется… не сочти за каламбур».
Лёшка обратился к Саше Л-скому: «Я и по поводу твоего пениса шутить не буду, клянусь!»
Саша ответил меланхолично: «Верю… Всё в этой жизни проходит, в том числе - и пубертатный повышенный интерес к чужим пенисам. Возможно, когда-нибудь тебя начнут интересовать и женские половые органы. А если и нет - то сейчас и с этим живут. В некоторых кругах - даже модно».
Естественно, новичок, не будучи в действительности «толстолобиком», быстро пообтёрся и уразумел, что если вестись на слова, лезть в бутылку и пытаться затыкать рот - то он окажется в положении инвалида, в чьём присутствии тактично понижаются голоса и переключаются на «нейтральные» темы, уважая его недуг. Что всё-таки не очень «круто».
И вообще у нас детишки быстро обретают психическую закалку против вербальных атак.
Но у такого воспитания есть и минусы.
Когда они оказываются в западных университетах - их милосердным душам делаются невыносимы страдания «снежинок», готовых устроить истерику абсолютно по любому поводу.
Поэтому, честно, с каждым годом всё меньше наших горят желанием поступать в западные вузы (да и в российские тоже, ибо здесь-то - свой «маразмарий»).
Мы подумываем над расширением Кошки до универа, но, честно сказать, весьма вероятно, что в наше время сама по себе концепция высшего вузовского образования оказывается анахронична и довольно бесполезна в большинстве областей, где гораздо удобнее обретать знания непосредственно в практической работе (при всём, к тому же, богатстве «ноосферы», представленной Интернетом).
Хотя где-то, конечно, по-прежнему актуальны специализированные «учебно-академические сообщества». Но, разумеется, со здоровой, бодрящей атмосферой, где бы люди именно получали знания, а не искали поводы для того, чтобы лелеять свои всё более экстравагантные «обиды».