Решил прильнуть к англобуржуйской классике - недавно закончил слушать на променадах «Гекльберри Финна».
Вообще, я читал его. Но - где-то так лет в десять, и - в переводе.
Пусть это очень хороший перевод, Дарузес, но всё равно какие-то оттенки оригинала ускользают.
В частности - очень специфическая речь заглавного персонажа, по совместительству рассказчика.
Её не назовёшь «скудной» (местами она весьма даже выразительна), но она… как бы это сказать?
Максимально облегчённая грамматически.
В ней убраны за ненадобностью множественные числа «бытийного» глагола (The boys was there; Who is you?) и «зарегулярены» прошедшие времена: I seed him; She knowed it - и т. п.
В современном американском такого, наверное, уже нигде не встретишь. Кроме, конечно, речи иностранцев. Ну и они, в случае чего, могут говорить, что «изображают Хака Финна».
С другой стороны, двойное отрицание, которое тоже любит Гек (It ain’t no matter) - вполне можно услышать и сейчас что в американских, что в британских «простецких» говорах. А некоторые даже ратуют за то, чтобы легализовать его в «литературной» речи, подобно тому, как есть сторонники легализации местоимения «ихний» в русском.
Ну и ряд других есть особенностей у языка Гека Финна (и его собеседников), довольно колоритных и занятных.
Однако ж, больше меня увлекла не столько даже эволюция языка, сколько - эволюция представлений о морали и нравственности.
Гек, если кто не помнит, сплавляется по Миссисипи с беглым негром Джимом, к которому питает тёплые чувства и потому помогает ему. А тот удрал, потому что его хозяйка, обеднев, решила продать его в Низовья Реки. Она тоже питала к нему тёплые чувства, конечно, но восемьсот баксов - на дороге не валяются. Но и плантаторы Юга платят такие деньжища за негров - не для того, чтобы те прохлаждались и чувствовали себя, как на курорте. А Джим уже привык чувствовать себя хорошо и не хочет на плантацию. Вот и удрал.
И Гек всячески его прикрывает, конечно, но при этом - терзается угрызениями совести.
Да, его «заблудшая» душа - лежит к тому, чтобы выручить Джима, но при этом он понимает, что, эгоистически потакая своей прихоти, он совершает грех, лишая бедную вдову её «ниггера», и за это - гореть ему в аду.
Понятно, что Марк Твен, будучи сам убеждённым аболиционистом, саркастирует на тему «грехопадения» Гека. Ненавязчиво - но едко, как он умеет. И в момент-то написания книжки (начало восьмидесятых) - это было общим местом для американской интеллигенции, что расовое рабство - плохо, что негров надо было освободить.
Но в момент действия, в сороковые - установка была другая. А именно такая, что ниггер, если он принадлежит кому-то - законная собственность своего хозяина, и отбирать чужое имущество - это беспредел.
Во всяком случае, такой этической позиции придерживалось тогда уверенное большинство жителей южных штатов.
Я же сказал бы, что вопрос о моральной стороне негровладения в США - один из самых каверзных.
С одной стороны, сам я, будучи выдающимся и последовательным гуманистом, безусловно поддерживаю частное рабовладение как неизбежную, необходимую и в высшей степени человеколюбивую форму социального партнёрства.
Ей-богу, когда в обществе заведомо есть люди, желающие себе доброго хозяина - ну, пусть они его получат, но только пусть это будет частный(!) хозяин, а не «заботливое государство» (ибо в этом-то случае его рабами становятся ВСЕ, проверено десятки раз в самых разных попытках строительства социализма, всегда с одним закономерным результатом).
То есть, частное рабовладение для меня - это conditio sine qua non либеральной демократии.
Однако ж, данная концепция подразумевает, что рабство будет морально и резонно лишь тогда, когда становится результатом осознанных и, в общем-то, добровольных действий индивида.
То ли он совершил самозаклад по своему выбору и по законной процедуре, то ли - отчебучил какое-то преступленьице, за которое не может уплатить виру, и тогда только - его можно продать с молотка.
Но с американскими неграми в середине девятнадцатого века - всё было иначе.
Изначально, когда в Новый Свет прибывал корабль с неграми, покупатели могли теоретически предполагать, что те выбрали свою участь добровольно. Во всяком случае, языковой барьер мешал доподлинно установить иное.
Но ко временам отрочества Марка Твена подвоз свежих кадров из Африки давно прекратился, поэтому все рабы, какие имелись - были потомки, уже родившиеся в рабстве.
То есть, не было никакой их сознательной и доброй воли в выборе своего статуса.
И вот здесь, как мне представляется, всё же не совсем этично обрекать на пожизненное рабство человеческое существо, которое вовсе не выбирало для себя такую долю.
Но при этом, поскольку хозяин всё же проявлял заботу об этом существе, пока оно было ребёнком - справедливо было бы назначать какую-то отработку, чтобы никому не было обидно.
Соответственно, я бы сделал так.
До двадцати лет негр находится на попечении своего хозяина и, начиная со сколько-нибудь сознательного возраста, воздаёт ему трудовую благодарность, а потом - сам решает, то ли продлить их партнёрство, то ли идти на все четыре стороны (вероятно, с некоторыми «подъёмными», сродни тому, что несколько ранее давалось и индентурным слугам из европейцев-мигрантов).
Но вот Линкольн решил иначе.
Он, вообще-то, хотя и был сторонником отмены рабства, спровоцировал войну не только (и не столько) из-за «негровладельческого» вопроса.
Прежде всего - потому, что Юг стал экономически отдаляться от Севера, при этом сближаясь с Британией, потреблявшей его табак и хлопок. А значит - угрожал заделаться её плацдармом в случае нового обострения между бывшей метрополией и мятежными колониями. И именно этого - больше всего опасались северяне, что окажутся между молотом и наковальней, между британской Канадой и пробританским Югом.
Ну а когда война разгорелась - федеральное правительство использовало освобождение негров для подрыва тыла южан (при этом «забыв» отменить рабство в тех четырёх рабовладельческих штатах, что входили в Союз, поскольку собственный тыл подрывать не собирались).
И давно понятно, что та манера освобождения негров, какая была проведена де факто - породила многие не очень приятные последствия, аукающиеся до сих пор с нарастающей силой (пожалуй, здесь история получилась даже печальнее, чем с огульным освобождением крепостных в России).
Ибо, когда освобождаешь кого-то из рабства - нельзя это делать «просто так». Ведь в этом случае у него складывается впечатление, что и пребывал он в рабстве - «просто так». А значит - вправе спросить с тебя за своё «угнетение».
Освобождать из рабства - надо так, чтобы человек считал свою свободу - своей заслугой. Что вот он пребывал в рабстве на законных и моральных основаниях, но захотел изменить свой статус, и проделал путь к свободе, и вышел на неё с чистой совестью, и потому она теперь - тоже имеет законные и моральные основания. И все счастливы, никто никому ничего не должен.
Впрочем, и в книжке нравственные терзания Гека имеют счастливое разрешение, когда под занавес выясняется, что хозяйка перед смертью дала Джиму вольную, и он, оказывается, уже несколько недель как свободный афроамериканец.
Ну а что Том Сойер, владевший этой информацией, придержал её - так лишь потому, что ему хотелось поиграть в «освобождение узника».
И он-то - уж точно не мучался этическими терзаниями.
Ибо - какая ещё в этой жизни может быть высшая моральная ценность, помимо игры ради собственного развлечения?