Что делать с великой русской литературой
В одном из недавних своих постов я предложил украинцам «заграбастать» Аркадия Аверченко, провозгласить его «великим украинским юмористом» и поставить ему памятник в Одессе, «где он родился».
Что ж, тут, грешен, я промахнулся. На самом деле, конечно, он в Севастополе родился.
Но поскольку в Севастополе украинцы памятники ставить не могут (в данный момент и ещё по меньшей мере полгода) - то можно в Одессе. Так что, невелик промах.
И ещё я обещал рассказать, что можно делать с великой русской литературой и для чего она вообще нужна.
Однако ж, сразу оговорюсь, что, хотя сам я испытываю некоторую слабость к словесности, но не считаю, что литература вовсе подлежит обязательному преподаванию в средних школах.
В действительности, именно моя любовь к литературе - и требует оградить сей предмет от столь варварского использования, как навязывание его малолеткам.
Нет, это должно быть факультативом, должно быть делом вкуса и личного выбора.
Разве лишь, в рамках уроков языка можно давать литературные фрагменты как образчики стиля для демонстрации возможностей выразительных средств - но и то не перегружать юные головёнки.
Тут иные люди скажут, что литература - это, ко всему прочему, кладезь жизненной мудрости и энциклопедия человеческих отношений. Но я возражу, что реальные уголовные дела - вот это действительно кладезь жизненной мудрости и энциклопедия человеческих отношений. А литература - это всё же фантазии профессиональных сказочников, разукрашенные так, чтобы лучше продавались публике.
Однако не уверен, что стоит принуждать школяров и к изучению реальных уголовных дел. Тоже - по желанию, наверное. И уж точно перед употреблением - их следует готовить, переводить на человеческий язык с того негуманоидного, каким они обычно оформляются.
Но тем более грех принуждать школяров к изучению всяких романов, написанных, преимущественно, о взрослых людях и для взрослых людей.
От этого школяры начинают выдумывать себе преждевременные влюблённости, тоскуют, теряют аппетит и даже топятся в прудах как какая-нибудь бедная Лиза - вместо того, чтобы просто перепихнуться по-детски весело и беззаботно.
С другой стороны, нельзя и отказывать в изучении литературы тем школярам, кто имеет склонность к красиво изложенным байкам.
И это может быть полезно, поскольку образует некий культурный багаж, образует некий общий понятийный аппарат.
Чем рассусоливать и раскладывать по косточкам - порою удобнее просто предъявить какого-то персонажа или какое-то сюжетное явление, и всем будет понятно.
Скажем, встречает тебя сосед и начинает приставать с занудными напоминаниями о «той пятёрке, что я тебе занимал месяц назад».
А ты говоришь ему: «Право, нельзя же быть таким Гобсеком!»
И он смущается, краснеет, начинает лепетать: «Я, вообще-то, всё больше по бабам...» - и отваливает.
Да, иногда литература - полезная штука.
Но в приведённом примере - это французская литература.
Что же касается русской классической литературы, вот того обязательного «джентльменского» набора, что относится к «первому ряду» и изучается в школах - то некоторые выражают сомнения.
«Оно-то, конечно, гениально - но где там хоть один модельный пример для юношества или девичества? Они же там все изнывают от бессмысленности своего бытия примерно как питомцы Пэрис Хилтон в Саут-Парке, и оттого либо не делают ничего, как Обломов, либо делают какую-то лютую херню, как Онегин. Сплошная «проблема лишнего человека».
Да, есть такое дело.
И будет натяжкой утверждать, будто бы русская литература помогает полюбить и саму Россию.
Вот некий Альфред Розенберг - очень любил русскую литературу. Особенно Достоевского. Считал, что тот гениально отобразил загадочную русскую душу и раскрыл главную тайну России.
По мнению Розенберга, тайна сия заключалась в том, что - «они там все лишние, они все терпят невыносимые страдания, и наш долг пресечь эти страдания».
Конечно, мы сейчас не можем сказать наверняка, в чём именно заключался созданный его ведомством План «Ост» (до нас дошли только некоторые примечания к нему), но вряд ли его содержание порадовало бы даже Достоевского.
Поэтому, ещё раз, нужно проявлять изрядную осторожность в приобщении людей к великой русской литературе. Ни в коем не форсировать сей процесс, а лучше - превращать его в занимательную игру.
Здесь кто-то возразит, что русская классика слишком «серьёзна», чтобы играться в неё, но на самом деле, как знают школяры уже в начальных классах, чем суровей портрет - тем прикольней подрисовывать ему дополнительные детали.
Да, русская литература имеет весьма серьёзную физиономию, а уж критическая традиция, что девятнадцатого столетия, что советская - тем паче.
Но и тем интереснее игра.
Помню, сам я приобщился к ней где-то классе в седьмом - или когда проходят «Капитанскую дочку»?
Я взялся доказать в сочинении, что истинный герой этой повести - Швабрин.
Ну, тот с которым Петруша Гринёв махался на дуэли из-за той самой капитанской дочки - и который переметнулся к Пугачёву.
Я утверждал, что Швабрин «перешёл на сторону народа, ибо преисполнилась чаша его сострадания тяготам простого люда, и тем самым он предвосхитил подвиг декабристов».
Что же до его нравственного облика, говорил я, то хотя он будто бы выведен кромешным подлецом, но мы должны иметь в виду, что повествование ведётся от лица Пети Гринёва, а это лицо крайне заинтересованное в очернении соперника.
Но если смотреть на фактические поступки Швабрина - то он, конечно, удерживал Машу при себе в Белгородской крепости. Однако, неужто было бы лучше выпустить её одну в оренбургские степи, где бушует пламя народной войны?
И весьма вероятно, что Швабрин делал Маше предложение, но называть это «принуждением», «домогательством»?
Да будь он менее щепетилен - мог бы поставить вопрос ребром: «Или ты со мною - или будешь пьяным казакам да калмыкам объяснять, какая ты недотрога!»
Но ничего подобного Швабрин не сделал. А значит, сохранил в душе какое-то рыцарство.
Естественно, подобная трактовка образа Швабрина - мягко говоря, расходилась с «официальной». И в какой другой советской школе, возможно, меня бы стали «поправлять».
Но в нашей - были очень толковые учителя и они приветствовали «нестандартное прочтение», даже если оно носило признаки явного издевательства.
Потом, помнится, я доказывал, что Собакевич - единственный нормальный человек в «Мёртвых душах», сочетающий в себе разумную деловитость (единственный из помещиков понял, что Чичикову действительно нужны эти души, но не стал расспрашивать, для какой цели, не желая оказаться соучастником в обкрадывании казны) с достаточной принципиальностью (не скрывал, что думает о сильных губернии сей).
В «Войне и мире» я выводил из Долохова прогрессивного борца с притеснениями, когда он отправил поплавать квартального (символ полицейского государства), привязавши его к медведю (тотем дремучего и всеподавляющего московитского деспотизма).
Конечно, игра на любителя - но нам нравилось.
В той же Корпоративной Школе для наших исчадий, «Кошке», которой мы рулим сейчас - тем более приветствуются игры с литературным материалом, как хорошее упражнение в логике и риторике.
И должен сказать, именно классическая русская литература - лучше всего годится для того, чтобы переворачивать её образы вверх тормашками, показывая в них вовсе не то, что привыкли видеть.
Ну, просто - её образы не так жалко вертеть. Они ведь действительно все либо недотёпы, либо моральные уроды.
И действительно трудно ответить на вопрос: «На кого бы ты хотел быть похож в русской литературе?»
На Золотую Рыбку, блин. Единственный, пожалуй, полноценный человек там. Хотя это, в действительности, немецкая сказка.
Все же остальные герои классических наших шняг, пусть не дотягивают до звания «полноценного человека» и, тем более, «модельного примера» - но вполне годятся в манекены для примерки тех или иных оценочных облачений.
С другой стороны, есть пример Финляндии.
Её школьное образование многими считается лучшим в мире.
Возможно, это как-то коррелирует с тем, сколько времени там уделяется изучению финской литературы.
Думается, не очень много, ибо если Мартин Ларни писал действительно на финском, то уже Туве Янссон - на шведском.
С другой стороны, в той же Греции накопились такие пласты истинно великой литературы, что студенты-гуманитарии разгребают их до седых алопеций, разоряя своими стипендиями всё более тощий бюджет.
Поэтому я ни в коем случае не хочу быть понят так, будто бы кому-то навязываю хоть какую-то литературу. Тем более русскую. Тем более украинцам.
Сейчас, наверное, это звучало бы примерно так же, как звучал бы по радио «Фауст» Гёте на языке оригинала между выступлениями Юрия Левитана со сводками Совинформбюро.
То есть, «Фауст», конечно, вещь сильная - но всему своё время.
Тем не менее, я хотел лишь показать, что с русской литературой можно недурно развлекаться, оттачивая на ней некоторые полезные навыки, которые потом могут пригодиться на любом поприще взрослой жизни, от политики до впаривания тайм-шеров.