Идентичностное в историческом бытии и Принципиальнейшее в идентификации
- от экзистенциально-метафизической магии »»» ... - к переменным/постоянным политической идентификации »»» ...
Итак, краткое содержание предыдущих серий очередной архи-полемической тяжбы (подробнее, см. по 1-й ссылке в подзаголовке: комментарий к фрагменту 104-го очерка цикла С.Е. Кургиняна "О коммунизме и марксизме" - в связи с вопросами к 102-му очерку данного цикла).
Экзистенциально-метафизическая магия Капитала может лишаться своей отчуждающей силы, если деньги задействуются как ресурс в коммуно-строительных проектах. Однако, в согласии с этими свидетельствами, каверзное вопрошание взыскует продумывания глубоко практического и чрезвычайно насущного вопроса: насколько "красные маги", под водительством которых осуществляются эти проекты, свободны от чар воли к власти?
Существо и ключевое направление этого вопрошания состоит в нацеленности на принципы организационно-практической методологии - в их недвусмысленной сопряженности с принципами идейно-концептуальной методологии.
В полемическом средоточии этого вопрошания находятся попытки автора цикла рассматривать (не)участие в отдельно взятой коммуне как мерило (не)отчужденного состояния людей, - когда большинство приверженных неокоммунистическим идеалам оказывается "бесплодными мечтателями" и "деятельностными импотентами". Такие орг.принципы, включая в себя концептуальное притязание на то чтобы в частных идентифицирующих актах выразить метафизическую полноту предельного основания, способны привести неокоммунистическую общность к экзистенциально и метафизически враждебным ей аналогам гностической антропологии и фашистской сегрегации.
Буду рад встретить критическую информацию к размышлению по поводу своих, возможно, чересчур категоричных, выводов! А пока, в плане создания полноценного контекста для возможной полемики, продолжу разбирательство в намеченном ключе - на материале очередного очерка "О коммунизме и марксизме".
«Суть времени» №270
от 21 марта 2018 г.
22 марта 2018 г. 04:19 / Сергей Кургинян
О коммунизме и марксизме - 105
Еврейский народ стал народом в полном смысле
этого слова, лишь приняв субботу, то есть иудаизм,
оформленный в нечто по-настоящему уникальное,
конечно же, Моисеем
Колонка главного редактора
Ключевая идея Маркса такова: «Бауэр принимает идеальную абстрактную сущность еврея, его религию, за его сущность в целом».
Маркса интересует вопрос о соотношении религиозной сущности к тому, что он называет сущностью в целом. Частным вариантом этого соотношения является соотношение между религиозной сущностью еврея и сущностью еврея в целом. С таким же успехом Маркс может рассматривать религиозную сущность христианина и его сущность в целом.
Что такое на современном научном языке эта рассматриваемая Марксом сущность - еврея, христианина или кого угодно еще? Это идентичность. С чем идентифицирует себя еврей? - как бы спрашивает Бауэра Маркс. И отвечает на этот вопрос следующим образом: «Постараемся вглядеться в действительного еврея-мирянина, не в еврея субботы, как это делает Бауэр, а в еврея будней».
Здесь налицо противопоставление человека с религиозной идентификацией (еврея субботы) человеку с какой-то другой идентификацией (еврею будней). Что такое этот человек будней? Человек ли он вообще?
Конечно же, речь идет о буржуазных буднях. Но и в этих буднях человек имеет возможность идентифицировать себя не только с буднями. И что происходит с человеком, если он начинает идентифицировать себя только с буднями?
Весь конкретный опыт еврейского народа - как до создания государства Израиль, так и после создания этого государства - говорит о том, что еврей может остаться евреем, только будучи в том или ином смысле евреем субботы. Превращаясь из человека субботы в человека будней, еврей вообще перестает быть евреем. И за счет чего, собственно, еврейский мир сохранялся тысячелетиями в условиях отсутствия еврейского государства? За счет сохранения религиозной - иудаистической - идентичности, которую евреи стремились не потерять и напротив - укрепить, понимая, что в противном случае еврейского народа в условиях безгосударственности просто не будет.Читать целиком
Итак, возникает ещё одна демаркационная линия, проясняющая возможность ответа на исходный вопрос.
Спрашивается о том, как и по какой мере, применительно к общности стремящихся к идеалам людей, одни из них признаются способными преодолевать отчуждение от родовой сущности человека, а другим отказывается в таковой способности и, паче того, им приписывается состояние "морока, жертва которого становится античеловеком, то есть монстром". В качестве показателя выступает (не)согласие участвовать в деятельности определенной орг.сруктуры (коммуны), воплощающей (коммунистические) идеалы на практике. Собственно по поводу таких критериев и возникли серьёзные возражения и сопутствующие вопросы.
Но вот, в средоточии образующейся конструкции фиксируется такая краеугольная вещь, как идентичность народа (о чём, собственно, в приведённом фрагменте "О коммунизме и марксизме-105"). На примере еврейского народа проводится демаркация:
- человек, связывающий свой повседневный опыт с определенными культурными кодами, которые аккумулируют в себе ценностные константы истории его народа (еврей субботы);
- человек, растворившийся в изменчивой среде повседневного опыта и потерявший связь с этим идентичностно-кодовым содержанием (еврей будней).
В частном случае истории еврейского народа вполне справедливо усматриваются универсальные черты исторической трагедии всего человечества. И особенно значимо внимание к этим чертам для тех народов, в идентичностно-кодовом содержании которых присутствуют идеи всемирно-исторического мессианства!
Таким образом от ветхозаветного сюжета о поклонении Золотому тельцу (отпадение части Моисеева народа от константного начала своей идентичности) перебрасывается мост к новому и новейшему периодам истории Христианского мира. То есть - к тому, что в предыдущем разборе мы представили как мета-физическую гравитацию, которая появляется в горизонте исторической экзистенции человека в связи с концентрацией Капитала в руках буржуазных элит и установлением его власти над обществами, их традиционными институтами, сознанием и отношениями людей.
Повседневный опыт, вовлекаясь в орбиту экзистенциально-метафизической магии Капитала, выхватывает человека из поля тяготения, образующегося константными началами идентичности его народа. В состоянии этого отчуждения, даже если человек чувствует его и пытается вырваться из его пут, устремляясь к идеалам, всё равно, его идентичностно-кодовые настройки настолько сбиты и он настолько дезориентирован относительно конкретных экзистенциально-смысловых векторов своего пути, что все его порывы могут завести его ещё дальше по пути отчуждения.
Однако, в том-то и дело, что факт участия в деятельности орг.сруктуры, заявившей о практическом воплощении коммунистических идеалов, ещё не говорит о том, что соответствующие настройки и векторы обретены, и что человек в своих поступках, мыслях и отношениях высвободился из отчужденческих пут. Ибо, помимо материально-стяжательских перспектив, возможно ещё сильнее, эти путы завораживают перспективами властного могущества.
Однако же, с введением идентичностной темы, наш вопрос о демаркационной мере получает существенное прояснение. Образуется следующая констелляция:
родовая сущность человека / идентичность народа / повседневная практика.
Тем самым, в том ключевом для нашей проблематизации фокусе, в котором мы пытаемся уловить непротиворечивое сопряжение организационно-практического и идейно-концептуального планов методологии, фиксируется более широкий спектр возможностей идентификации и более гибкие идентификационные критерии. Более широкий спектр и гибкие критерии - нежели в том опыте, в котором источником и мерой (не)отчужденного состояния становятся отдельно взятые орг.структуры.
То, как историческое бытие родовой сущности и отчуждение от неё проявляется в истории народа, и далее, как в повседневной практике отражается противоборство энергий, связующих людей с идентичностью народа и отчуждающих от неё (см. по теме - о _трёх слагаемых идентичности_), - всё это, конечно, может наблюдаться и оцениваться на примере отдельных групп и персоналий. И, возможно, опыт этих наблюдений и оценок, впоследствии, будет непосредственно увязан с культурными кодами, и на его основе будут сформированы образцы духовного величия народа. Возможно даже, что люди становятся такими образцами в той актуально-исторической ситуации, в которой они действуют, но это, как правило, связано с состоянием всеобщей мобилизации и уже выстроенной мобилизационной системой. Наконец, справедливости ради, можно заметить, что и в таком, как сегодня, полностью иммобилизованном состоянии находится место для духовного подвига, - причём, тем больше, чем больше в этом состоянии нарастает регресс и деградация всей социально-политической системы страны. Однако здесь, именно в силу системных регресса и деградации, уже категорически недопустимо, чтобы отдельные группы и персоналии представлялись как эталон, по которому будет оцениваться степень отчуждения других групп и персоналий. Уже просто потому, что это работает на усиление деструктивных тенденций в системе.
Повторим и подчеркнём, что речь здесь, прежде всего, о методологическом требовании, значимость которого определяется экзистенциально-метафизическим содержанием рассматриваемой проблематики. Руководствуясь требованием методологического характера, необходимо задавать контекстную рамку - и лишь затем обращаться к всевозможным нормативно-аксиологическим аспектам (этическим, правовым и пр.), связанным с оценочными и прочими идентификациями. Подчеркнём и то, что здесь ни в коем случае не следует усматривать превознесение методологической формы над аксиологическим содержанием. А дело в том, что в такой, как сейчас, двусмысленной ситуации, где, зачастую, благие устремления способны превращаться в свою противоположность, так же и негативные оценки, при своей видимой правильности, могут несправедливо опорочивать, наводить клевету и прочий токсикоз. Во избежание этого, собственно и требуется всякий раз определяться с контекстной рамкой в метафизически предельном масштабе, и для этого, осуществлять рефлексию на методологические принципы формирования этой рамки.
Суть проблемы - в следующем.
С тех пор как советское общество было разнесено мощным "перестроечным" взрывом, его осколки, попав в столь же мощное поле экзистенциально-метафизической ворожбы Капитала и Власти, начали соединяться в виде корпоративных структур - с центрами, замкнутыми на себя, и с периферией, оснащенной эмоционально-токсичным поясом, главным образом, для защиты от других такого рода структур (см. подробнее: фрагмент _глобально-локальный идиотизм..._). В этом состоянии
стало уже системой, когда духовная слабость компенсируется самоутверждением через моральное подавление того, кто доступен в смысле возможности спроецировать на него образ недоступного врага.
Неоднократные обращения к этой проблеме на страницах данного блога свидетельствовали, что главной причиной такого поведения является корпоративно-эгоистический характер общественных отношений и имитационно-паразитарный формат функционирования ключевых институтов общества и социально-политической системы в целом. И что в этом сказываются превращения, которые происходят в способах реализации свободы и ответственности в общественно-государственном устройстве постиндустриального типа.
Вся каверзность этого состояния состоит в том, что духовное ослабление, как правило, происходит за счёт гипер-активации адаптивных потенциалов, по меркам которых собственно человеческое и присущее культурно-цивилизационной идентичности народа представляется в отношениях людей как нечто маргинальное, целенаправленно и планомерно сживаясь со свету. И если адепты либерализма видят в этом состоянии "норму" и, каким-то немыслимым образом, увязывают это видение с духовно-нравственным нарративом, то патриотически ориентированные граждане, проклиная социал.дарвинистские нормативы с позиций своего духовно-нравственного нарратива, зачастую, не менее странным образом, демонстрируют чрезвычайно жизнеспособное существование в полном согласии с этими нормативами
(см. подробнее: фрагмент _Михал Михалыч и Глеб Жеглов - сегодня_).
В этой связи, будет уместно привести то, что автор цикла "О коммунизме и марксизме" сказал в одном прошлогоднем интервью об организационно-практических ориентирах, которыми он руководствуется в построении своей коммуны, увязывая их с культурно-идентичностными особенностями России и вызовами пост-капиталистической глобализации.
...наш опыт, с одной стороны, обязан основываться на русской общинности ― а это очень богатый опыт. Это и опыт православных общин. Это и опыт старообрядческих плотных коллективов Севера, Сибири, Дальнего Востока. Это и опыт русского Севера, где были уже не сельские общины, а какие-нибудь занимавшиеся охотой и рыбной ловлей ― это тоже богатейший опыт. Советский опыт богатейший ― ранний. И мало ли ещё какими общинами ни занимались русские, всё время привнося своё представление о том, как это должно быть, что такое этот коллективизм. Но ведь в основе этого русского опыта лежит своё представление о целостности.
Если говорить о том, что есть окончательное русское ноу-хау (know how) мирового значения, то это вот эта целостность, которая в эпоху всеобщего раздробления: не только раздробления людей, когда каждый ― индивидуум, и каждые два индивидуума хотят жить по-разному, но и раздробления наук, предметных сфер деятельности ― всего на свете. В этих условиях мучительно ищется всем человечеством ответ на вопрос: «А где будут собирать?» Как дробить ― понятно, но если где-то не начать собирать, то просто всё рассыплется.
Александровское ― поле социальной справедливости. Коммуна "Сути времени" глазами РИА "Иван Чай".
Да, коммуна - как точка сборки и точка роста. Но каковы орг.качества осуществления этой сборки и обеспечения этого роста?... В том же интервью С.Е. Кургинян рассказывает о том, как ему удалось создать коммунистическую общину в пост-советской системе, базирующейся на либерально-рыночных принципах.
Все проекты, которыми я в своей жизни руководил, имели, по сути, рыночный характер. Я был руководителем самодеятельного театра, у которого не было никакого бюджетного финансирования. Центр свой я строил таким же образом, и так далее.
Я считаю, что по отношению к стране это неправильно. Что нельзя делать ставку на дикий рынок. Но сам я в этом диком рынке чувствовал вполне адекватно, и, когда этот рынок схватил всех за горло, я на вызов ответил просто: я стал эффективен.
И внутри этой эффективности у меня появились очень большие возможности, экономические в том числе. И когда эти возможности появились, и я их реализовал, то возник вопрос о том, как это все приложить, к какому крупному начинанию приложить все избытки твоих экономических возможностей. Я взял, и все, что мог, вложил в это начинание, включая проданную квартиру, да и не только, свои накопления. На этой основе возникла инфраструктура. Нормальная инфраструктура, внутри которой люди могут жить и работать.Надо отдать должное способности выстоять в идейно враждебной среде, используя её орг.принципы для практического воплощения своих идей. И в то же время наше каверзное вопрошание требует сосредоточить внимание на следующем: если, обладая этими способностями, человек берётся оценивать духовные качества идейно солидарных с ним людей, то по каким критериям он осуществляет эту оценку? Если он судит по своим потенциалам и возможностям, то он делает мерой самого себя, - что уже противоречит исповедуемому им коллективизму. Но самое каверзное заключается в вопросе о том, где в этих оценках заканчиваются рыночные критерии адаптивности и эффективности, которые этот человек освоил из необходимости продвижения коммунистических идей в массы, и начинают применяться критерии, которые задаются самими этими идеями?...
...Пусть автор цикла остаётся при своих критериях и оценках, не вполне отчётливо отграниченных от мерок корпоративного устройства. Мы же, оставив открытыми заданные здесь каверзные вопросы, воздержимся от того чтобы усматривать в этих - личных и потому частных - критериях и оценках притязания на универсальную роль "русского Моисея". Во-первых - просто ввиду повсеместно у нас наблюдающейся пропасти между притязаниями и качествами демонстрируемыми на деле (см. давешнее _ответное обращение к..._). А во-вторых - и в главных, - время покажет и рассудит.
А что покажет и как рассудит Время, зависит от его Сути. Постижение же этой Сути и практическое следование тому, к чему обязывает здесь постигаемое, в свою очередь, зависит НЕ от властных притязаний и адаптивных потенциалов, НО от притязаний и потенциалов кардинально иного характера. А именно - от воли, совести и любви - как духовно-экзистенциальных энергий стремления к смыслу, его свидетельства в ситуациях поступка и его предусмотрения как возможного-должного в целом жизненно-исторического пути.
До встречи в СССР!
Итак, краткое содержание предыдущих серий очередной архи-полемической тяжбы (подробнее, см. по 1-й ссылке в подзаголовке: комментарий к фрагменту 104-го очерка цикла С.Е. Кургиняна "О коммунизме и марксизме" - в связи с вопросами к 102-му очерку данного цикла).
Экзистенциально-метафизическая магия Капитала может лишаться своей отчуждающей силы, если деньги задействуются как ресурс в коммуно-строительных проектах. Однако, в согласии с этими свидетельствами, каверзное вопрошание взыскует продумывания глубоко практического и чрезвычайно насущного вопроса: насколько "красные маги", под водительством которых осуществляются эти проекты, свободны от чар воли к власти?
Существо и ключевое направление этого вопрошания состоит в нацеленности на принципы организационно-практической методологии - в их недвусмысленной сопряженности с принципами идейно-концептуальной методологии.
В полемическом средоточии этого вопрошания находятся попытки автора цикла рассматривать (не)участие в отдельно взятой коммуне как мерило (не)отчужденного состояния людей, - когда большинство приверженных неокоммунистическим идеалам оказывается "бесплодными мечтателями" и "деятельностными импотентами". Такие орг.принципы, включая в себя концептуальное притязание на то чтобы в частных идентифицирующих актах выразить метафизическую полноту предельного основания, способны привести неокоммунистическую общность к экзистенциально и метафизически враждебным ей аналогам гностической антропологии и фашистской сегрегации.
Буду рад встретить критическую информацию к размышлению по поводу своих, возможно, чересчур категоричных, выводов! А пока, в плане создания полноценного контекста для возможной полемики, продолжу разбирательство в намеченном ключе - на материале очередного очерка "О коммунизме и марксизме".
«Суть времени» №270
от 21 марта 2018 г.
22 марта 2018 г. 04:19 / Сергей Кургинян
О коммунизме и марксизме - 105
Еврейский народ стал народом в полном смысле
этого слова, лишь приняв субботу, то есть иудаизм,
оформленный в нечто по-настоящему уникальное,
конечно же, Моисеем
Колонка главного редактора
Ключевая идея Маркса такова: «Бауэр принимает идеальную абстрактную сущность еврея, его религию, за его сущность в целом».
Маркса интересует вопрос о соотношении религиозной сущности к тому, что он называет сущностью в целом. Частным вариантом этого соотношения является соотношение между религиозной сущностью еврея и сущностью еврея в целом. С таким же успехом Маркс может рассматривать религиозную сущность христианина и его сущность в целом.
Что такое на современном научном языке эта рассматриваемая Марксом сущность - еврея, христианина или кого угодно еще? Это идентичность. С чем идентифицирует себя еврей? - как бы спрашивает Бауэра Маркс. И отвечает на этот вопрос следующим образом: «Постараемся вглядеться в действительного еврея-мирянина, не в еврея субботы, как это делает Бауэр, а в еврея будней».
Здесь налицо противопоставление человека с религиозной идентификацией (еврея субботы) человеку с какой-то другой идентификацией (еврею будней). Что такое этот человек будней? Человек ли он вообще?
Конечно же, речь идет о буржуазных буднях. Но и в этих буднях человек имеет возможность идентифицировать себя не только с буднями. И что происходит с человеком, если он начинает идентифицировать себя только с буднями?
Весь конкретный опыт еврейского народа - как до создания государства Израиль, так и после создания этого государства - говорит о том, что еврей может остаться евреем, только будучи в том или ином смысле евреем субботы. Превращаясь из человека субботы в человека будней, еврей вообще перестает быть евреем. И за счет чего, собственно, еврейский мир сохранялся тысячелетиями в условиях отсутствия еврейского государства? За счет сохранения религиозной - иудаистической - идентичности, которую евреи стремились не потерять и напротив - укрепить, понимая, что в противном случае еврейского народа в условиях безгосударственности просто не будет.Читать целиком
Итак, возникает ещё одна демаркационная линия, проясняющая возможность ответа на исходный вопрос.
Спрашивается о том, как и по какой мере, применительно к общности стремящихся к идеалам людей, одни из них признаются способными преодолевать отчуждение от родовой сущности человека, а другим отказывается в таковой способности и, паче того, им приписывается состояние "морока, жертва которого становится античеловеком, то есть монстром". В качестве показателя выступает (не)согласие участвовать в деятельности определенной орг.сруктуры (коммуны), воплощающей (коммунистические) идеалы на практике. Собственно по поводу таких критериев и возникли серьёзные возражения и сопутствующие вопросы.
Но вот, в средоточии образующейся конструкции фиксируется такая краеугольная вещь, как идентичность народа (о чём, собственно, в приведённом фрагменте "О коммунизме и марксизме-105"). На примере еврейского народа проводится демаркация:
- человек, связывающий свой повседневный опыт с определенными культурными кодами, которые аккумулируют в себе ценностные константы истории его народа (еврей субботы);
- человек, растворившийся в изменчивой среде повседневного опыта и потерявший связь с этим идентичностно-кодовым содержанием (еврей будней).
В частном случае истории еврейского народа вполне справедливо усматриваются универсальные черты исторической трагедии всего человечества. И особенно значимо внимание к этим чертам для тех народов, в идентичностно-кодовом содержании которых присутствуют идеи всемирно-исторического мессианства!
Таким образом от ветхозаветного сюжета о поклонении Золотому тельцу (отпадение части Моисеева народа от константного начала своей идентичности) перебрасывается мост к новому и новейшему периодам истории Христианского мира. То есть - к тому, что в предыдущем разборе мы представили как мета-физическую гравитацию, которая появляется в горизонте исторической экзистенции человека в связи с концентрацией Капитала в руках буржуазных элит и установлением его власти над обществами, их традиционными институтами, сознанием и отношениями людей.
Повседневный опыт, вовлекаясь в орбиту экзистенциально-метафизической магии Капитала, выхватывает человека из поля тяготения, образующегося константными началами идентичности его народа. В состоянии этого отчуждения, даже если человек чувствует его и пытается вырваться из его пут, устремляясь к идеалам, всё равно, его идентичностно-кодовые настройки настолько сбиты и он настолько дезориентирован относительно конкретных экзистенциально-смысловых векторов своего пути, что все его порывы могут завести его ещё дальше по пути отчуждения.
Однако, в том-то и дело, что факт участия в деятельности орг.сруктуры, заявившей о практическом воплощении коммунистических идеалов, ещё не говорит о том, что соответствующие настройки и векторы обретены, и что человек в своих поступках, мыслях и отношениях высвободился из отчужденческих пут. Ибо, помимо материально-стяжательских перспектив, возможно ещё сильнее, эти путы завораживают перспективами властного могущества.
Однако же, с введением идентичностной темы, наш вопрос о демаркационной мере получает существенное прояснение. Образуется следующая констелляция:
родовая сущность человека / идентичность народа / повседневная практика.
Тем самым, в том ключевом для нашей проблематизации фокусе, в котором мы пытаемся уловить непротиворечивое сопряжение организационно-практического и идейно-концептуального планов методологии, фиксируется более широкий спектр возможностей идентификации и более гибкие идентификационные критерии. Более широкий спектр и гибкие критерии - нежели в том опыте, в котором источником и мерой (не)отчужденного состояния становятся отдельно взятые орг.структуры.
То, как историческое бытие родовой сущности и отчуждение от неё проявляется в истории народа, и далее, как в повседневной практике отражается противоборство энергий, связующих людей с идентичностью народа и отчуждающих от неё (см. по теме - о _трёх слагаемых идентичности_), - всё это, конечно, может наблюдаться и оцениваться на примере отдельных групп и персоналий. И, возможно, опыт этих наблюдений и оценок, впоследствии, будет непосредственно увязан с культурными кодами, и на его основе будут сформированы образцы духовного величия народа. Возможно даже, что люди становятся такими образцами в той актуально-исторической ситуации, в которой они действуют, но это, как правило, связано с состоянием всеобщей мобилизации и уже выстроенной мобилизационной системой. Наконец, справедливости ради, можно заметить, что и в таком, как сегодня, полностью иммобилизованном состоянии находится место для духовного подвига, - причём, тем больше, чем больше в этом состоянии нарастает регресс и деградация всей социально-политической системы страны. Однако здесь, именно в силу системных регресса и деградации, уже категорически недопустимо, чтобы отдельные группы и персоналии представлялись как эталон, по которому будет оцениваться степень отчуждения других групп и персоналий. Уже просто потому, что это работает на усиление деструктивных тенденций в системе.
Повторим и подчеркнём, что речь здесь, прежде всего, о методологическом требовании, значимость которого определяется экзистенциально-метафизическим содержанием рассматриваемой проблематики. Руководствуясь требованием методологического характера, необходимо задавать контекстную рамку - и лишь затем обращаться к всевозможным нормативно-аксиологическим аспектам (этическим, правовым и пр.), связанным с оценочными и прочими идентификациями. Подчеркнём и то, что здесь ни в коем случае не следует усматривать превознесение методологической формы над аксиологическим содержанием. А дело в том, что в такой, как сейчас, двусмысленной ситуации, где, зачастую, благие устремления способны превращаться в свою противоположность, так же и негативные оценки, при своей видимой правильности, могут несправедливо опорочивать, наводить клевету и прочий токсикоз. Во избежание этого, собственно и требуется всякий раз определяться с контекстной рамкой в метафизически предельном масштабе, и для этого, осуществлять рефлексию на методологические принципы формирования этой рамки.
Суть проблемы - в следующем.
С тех пор как советское общество было разнесено мощным "перестроечным" взрывом, его осколки, попав в столь же мощное поле экзистенциально-метафизической ворожбы Капитала и Власти, начали соединяться в виде корпоративных структур - с центрами, замкнутыми на себя, и с периферией, оснащенной эмоционально-токсичным поясом, главным образом, для защиты от других такого рода структур (см. подробнее: фрагмент _глобально-локальный идиотизм..._). В этом состоянии
стало уже системой, когда духовная слабость компенсируется самоутверждением через моральное подавление того, кто доступен в смысле возможности спроецировать на него образ недоступного врага.
Неоднократные обращения к этой проблеме на страницах данного блога свидетельствовали, что главной причиной такого поведения является корпоративно-эгоистический характер общественных отношений и имитационно-паразитарный формат функционирования ключевых институтов общества и социально-политической системы в целом. И что в этом сказываются превращения, которые происходят в способах реализации свободы и ответственности в общественно-государственном устройстве постиндустриального типа.
Вся каверзность этого состояния состоит в том, что духовное ослабление, как правило, происходит за счёт гипер-активации адаптивных потенциалов, по меркам которых собственно человеческое и присущее культурно-цивилизационной идентичности народа представляется в отношениях людей как нечто маргинальное, целенаправленно и планомерно сживаясь со свету. И если адепты либерализма видят в этом состоянии "норму" и, каким-то немыслимым образом, увязывают это видение с духовно-нравственным нарративом, то патриотически ориентированные граждане, проклиная социал.дарвинистские нормативы с позиций своего духовно-нравственного нарратива, зачастую, не менее странным образом, демонстрируют чрезвычайно жизнеспособное существование в полном согласии с этими нормативами
(см. подробнее: фрагмент _Михал Михалыч и Глеб Жеглов - сегодня_).
В этой связи, будет уместно привести то, что автор цикла "О коммунизме и марксизме" сказал в одном прошлогоднем интервью об организационно-практических ориентирах, которыми он руководствуется в построении своей коммуны, увязывая их с культурно-идентичностными особенностями России и вызовами пост-капиталистической глобализации.
...наш опыт, с одной стороны, обязан основываться на русской общинности ― а это очень богатый опыт. Это и опыт православных общин. Это и опыт старообрядческих плотных коллективов Севера, Сибири, Дальнего Востока. Это и опыт русского Севера, где были уже не сельские общины, а какие-нибудь занимавшиеся охотой и рыбной ловлей ― это тоже богатейший опыт. Советский опыт богатейший ― ранний. И мало ли ещё какими общинами ни занимались русские, всё время привнося своё представление о том, как это должно быть, что такое этот коллективизм. Но ведь в основе этого русского опыта лежит своё представление о целостности.
Если говорить о том, что есть окончательное русское ноу-хау (know how) мирового значения, то это вот эта целостность, которая в эпоху всеобщего раздробления: не только раздробления людей, когда каждый ― индивидуум, и каждые два индивидуума хотят жить по-разному, но и раздробления наук, предметных сфер деятельности ― всего на свете. В этих условиях мучительно ищется всем человечеством ответ на вопрос: «А где будут собирать?» Как дробить ― понятно, но если где-то не начать собирать, то просто всё рассыплется.
Александровское ― поле социальной справедливости. Коммуна "Сути времени" глазами РИА "Иван Чай".
Да, коммуна - как точка сборки и точка роста. Но каковы орг.качества осуществления этой сборки и обеспечения этого роста?... В том же интервью С.Е. Кургинян рассказывает о том, как ему удалось создать коммунистическую общину в пост-советской системе, базирующейся на либерально-рыночных принципах.
Все проекты, которыми я в своей жизни руководил, имели, по сути, рыночный характер. Я был руководителем самодеятельного театра, у которого не было никакого бюджетного финансирования. Центр свой я строил таким же образом, и так далее.
Я считаю, что по отношению к стране это неправильно. Что нельзя делать ставку на дикий рынок. Но сам я в этом диком рынке чувствовал вполне адекватно, и, когда этот рынок схватил всех за горло, я на вызов ответил просто: я стал эффективен.
И внутри этой эффективности у меня появились очень большие возможности, экономические в том числе. И когда эти возможности появились, и я их реализовал, то возник вопрос о том, как это все приложить, к какому крупному начинанию приложить все избытки твоих экономических возможностей. Я взял, и все, что мог, вложил в это начинание, включая проданную квартиру, да и не только, свои накопления. На этой основе возникла инфраструктура. Нормальная инфраструктура, внутри которой люди могут жить и работать.Надо отдать должное способности выстоять в идейно враждебной среде, используя её орг.принципы для практического воплощения своих идей. И в то же время наше каверзное вопрошание требует сосредоточить внимание на следующем: если, обладая этими способностями, человек берётся оценивать духовные качества идейно солидарных с ним людей, то по каким критериям он осуществляет эту оценку? Если он судит по своим потенциалам и возможностям, то он делает мерой самого себя, - что уже противоречит исповедуемому им коллективизму. Но самое каверзное заключается в вопросе о том, где в этих оценках заканчиваются рыночные критерии адаптивности и эффективности, которые этот человек освоил из необходимости продвижения коммунистических идей в массы, и начинают применяться критерии, которые задаются самими этими идеями?...
...Пусть автор цикла остаётся при своих критериях и оценках, не вполне отчётливо отграниченных от мерок корпоративного устройства. Мы же, оставив открытыми заданные здесь каверзные вопросы, воздержимся от того чтобы усматривать в этих - личных и потому частных - критериях и оценках притязания на универсальную роль "русского Моисея". Во-первых - просто ввиду повсеместно у нас наблюдающейся пропасти между притязаниями и качествами демонстрируемыми на деле (см. давешнее _ответное обращение к..._). А во-вторых - и в главных, - время покажет и рассудит.
А что покажет и как рассудит Время, зависит от его Сути. Постижение же этой Сути и практическое следование тому, к чему обязывает здесь постигаемое, в свою очередь, зависит НЕ от властных притязаний и адаптивных потенциалов, НО от притязаний и потенциалов кардинально иного характера. А именно - от воли, совести и любви - как духовно-экзистенциальных энергий стремления к смыслу, его свидетельства в ситуациях поступка и его предусмотрения как возможного-должного в целом жизненно-исторического пути.
До встречи в СССР!