- ещё
диалектических "заездов" в метафизику »»» ... ... И я с поразительной ясностью сознаю свою ответственность за эти незримые сокровища. Я выхожу из дома. Иду не спеша. Я уношу с собой это бремя, и оно не тягостно мне, а мило, словно на руках у меня спящий ребенок, прижавшийся к моей груди.
Антуан де Сент-Экзюпери.
Военный летчик
24.07.2017
Будущее никому не нужно
ВИКТОР МАРАХОВСКИЙ
Мы недавно говорили о том, что главной модной темой становится плач о т.н.
«отсутствии образа будущего». То есть одинаково приятной для элит и для большинства картины «желаемого завтра».
Так вот: на этом фронте происходит резкое оживление.
Как утверждают в свежих публикациях оппозиционные мыслители - у мыслителей лоялистских этот самый Образ Будущего не складывается, хотя руководство страны его активно требует.
Оппозиционеры даже объясняют, почему у лоялистов ничего не выходит. Потому что он, Образ Будущего, обязан отрицать то, что есть сегодня. Обличать имеющуюся действительность, отталкиваться от неё всеми конечностями.
А если текущая государственная политика состоит в воспевании действительности - то как же ты от нее оттолкнёшься. Вот потому ничего не выходит и не выйдет: «ни один удачный образ будущего не строился без дегероизации прошлого и критического отношения к настоящему»,
как выразился, может, и не самый умный, но зато самый откровенный из оппозиционных мыслителей.
...Само собой, сами оппозиционеры, разоблачая так лоялистов, образа будущего тоже не предлагают.
Подробнее » То, что образ будущего обязан отрицать актуально наличествующее, чтобы в этом отрицании обретать энергию для действительного прорыва в грядущее, это не оппозиционерами придумано. И вообще не придумано. Это диалектика, которая диктуется человечеству его историческим бытием.
В целом структура и динамика процесса таковы:
прошлое - тезис / настоящее - антитезис / будущее - синтез.
Однако это значит, что обличительная критика должна быть направлена не на саму по себе актуально наличествующую действительность, а на то, что её создало. То есть - на ближайшее и отдаленное прошлое. При этом критика, осуществляясь с точки зрения текущей злобы дня, предполагает не перенесение ответственности на прежние ошибки, но усвоение уроков прошлого - для того чтобы вина за эти ошибки, будучи вменена этими уроками, была искуплена в будущем.
То есть речь об ответствововании - в настоящем - за прошлое - перед будущим.
В этой логике, отрицание, для того чтобы действительно сподвигнуть к прорыву в грядущее, само должно быть подвергнуто отрицанию. А это, помимо прочего, значит, что критическая рефлексия прошлого не может иметь ничего общего с его дегероизацией.
Источником дегероизирующего отрицания могут быть только такого рода "оппозиционеры", которые находятся в оппозиции к реальности и к тому, что в ней действительно происходит и произошло ранее, соответственно - к самим себе, как субъектам, способным брать на себя ответственность перед грядущим.
Впрочем, такого рода "не умные, но откровенные оппозиционные мыслители", как верно замечалось ранее, мало интересны, ввиду того что "таких - живущих в стране далекой, оттуда подающих полезные советы и ни за что не отвечающих - много, на каждый чих не наздравствуешься" (см. о прожекте "купли/продажи" проф. Иноземцева - в
8-м блоке цикла _По ту сторону социальной ответственности_).
Гораздо важней то, что касается недавних выкладок автора инфо.повода - по "модной теме плача о т.н. «отсутствии образа будущего»".
Разбор этих выкладок представлен в
этом материале. Проблемная суть, которая зафиксирована в ходе разбора, состоит в следующем:
если образ будущего превращается в нечто, вроде: "что нам стоит - дом построить: нарисуем - будем жить", и при этом реальный процесс "построения" становится чисто "делом техники", это стопудово - минус будущее.
Причём, никакого пессимизма такое отрицание не выражает. Просто, когда историческое развитие страны, которое должно быть понято сущностно и целостно - как миро-проектное постижение исторически судьбоносно-предназначенного и реализация того должного, что диктуется в ходе этого постижения актуальными ситуациями проектирования, - так вот, когда всё это низводится до процесса "воспроизводства", а образ постигаемого и реализуемого грядущего оказывается "довольно технической штукой", это совсем не про оптимизм vs. пессимизм, но по ту сторону того.
То есть нарисовать можно что угодно, но жить в грядущем можно будет тогда и если, когда и если участники проекта ставят задачи, исходя из актуально встречаемых проблем, а не механически выдвигая в качестве задач то, что само является проблемой (см. там же).
В этом смысле, представляются верными проблематизация и формулировка задач, приведённые в тексте сегодняшнего инфо.повода.
Тот реальный образ будущего, который имеется и воплощается вне зависимости от пиарных концепций - есть будущее по Герману Грефу. Это будущее неприкрыто элитистское. И именно из-за его чересчур откровенных описаний, собственно, Германа Оскаровича так не любят массы.
А тот «Образ Будущего», по отсутствию которого убиваются элитные мыслители - должен состоять как раз в объяснении, как увернуться от реально складывающегося Завтра. Или, иными словами, от «сегодняшнего будущего».
То есть для его формулирования элиты должны «дегероизировать и принизить» никакое не прошлое и никакое не настоящее, а самих себя - как явление. И напротив - возвысить и сделать главным объектом грядущего то самое Большинство. Экономически неэффективное, культурно неразвитое, демографически проблемное и обычно сегодня в упор не замечаемое. Именно это Большинство придётся а) осознать и определить как явление, б) оснастить коллективными целями, опасно напоминающими отринутые давным-давно миры Полдня, Туманности Андромеды и прочие экспансионистские мечты, в) принудить (именно принудить, ибо одним добрым словом коллективист не воспитывается) к мобилизации в заданном направлении. Ну и г) иметь дело с многочисленными побочными эффектами.Что касается первой в этом списке задачи (а), здесь тоже, в свою очередь, указывается проблемная подоплека:
спор о том, следует ли строить Грядущее, опираясь на исторические ценности, или напротив, отрицая их, является спором поддельным. Стороны в данном случае волевым усилием выносят за скобки большинство как явление.
Почему - тоже понятно. Они не видят большинства как явления в складывающемся мире. Глядя на массы - элиты видят отдельно налогоплательщиков, отдельно пенсионеров, отдельно потребителей товаров и услуг, отдельно рабочую силу разного (всегда недостаточного) качества и разного уровня притязаний (всегда завышенных). И все эти ипостаси большинства они рассматривают, пристёгивая их к соответствующим отраслям элитной своей деятельности.
Поэтому для одних Валаам и День Победы - это инструменты поддержания стабильности, не дающие развиться опухолям деструктивных политических меньшинств. А для других - инструменты консервации политики, не дающие расцвести радужной пестроте креативных политических меньшинств.То есть осознать и определить общественное большинство как явление, значит, воспринять это большинство как субъекта культурно-исторической традиции, соответственно, как носителя ценностно-мировоззренческого и идентичностно-кодового содержания, лежащего в основе этой традиции и структурирующего её. Но такому восприятию мешает ложное размежевание, которое имеет место внутри элитного субъекта в связи с консервативно-модернизационной "двух-партийностью" (см.
по теме).
Очевидно решение второй задачи - оснащение общественного большинства коллективными целями, сопряжёнными с идейными мирами и экспансионистскими мечтами (б), - как раз и способствовало бы тому, чтобы это большинство прежде всего само восприняло и про-явило себя как культурно-исторического субъекта. То есть концентрация внимания на сложном ценностно-кодовом содержании в процессе критической рефлексии культурно-исторического опыта прошлого, задаётся проектно-целевой концентрацией на будущем.
Только вот, об оснащении точнее говорить как об оснащении не целями, но средствами - под цели, которые полагаются, ставятся, указываются и т.п. Средством же, в данном случае, является концептуально-методологический инструментарий (см. по теме
1-й блок цикла _К возможности нового нарратива_). А это, по сути, средство построения теории - столь ненавистной сегодня многим, как в элитах, так и в массах.
Точнее, ненавидима оказывается не сама по себе теория, но именно рефлексия на концептуальный инструментарий её построения, соответственно, на методы, посредством которых осуществляется концептуальное увязывание всевозможных идей и представлений, соотнесение их с реальностью, - словом, всё то, что составляет формирование смысловой составляющей нарратива (см. там же, плюс - дополнение в
18-м блоке того же цикла - о субъектно-смысловой структуре нарратива).
Как в массовом сознании, так и в сознании полит.элитариев всё это представляется либо бестолковой игрой неких, притязающих на интеллектуальную элитарность, а по сути маргинальных групп (что, зачастую, имеет место быть), либо специализированным научным занятием, очень опосредованно относящимся к общественно-политической практике (что, разумеется, тоже верно, но только отчасти - в противоположность нарративной системе, включающей в себя всю сложную структурную целокупность научных, художественных, религиозных и прочих смысловых пластов, составляющих культурно-исторический опыт в целом). Плюс - та двусмысленная ситуация, при которой такого рода рефлексии претят
- элите - ввиду самого статуса, по умолчанию подразумевающего "нужные" кондиции освоения теории, подтверждённые практикой;
- массам - ввиду того, что "это не для средних умов".
И здесь - к слову о четвёртой задаче, которая адресует к готовности иметь дело с многочисленными побочными эффектами (г). Конкретнее - с теми из них, которые возникают в связи с третьей задачей (в): принудить к мобилизации в заданном направлении, при этом, имея в качестве средства принуждения и воспитания не только доброе слово, но и нечто супротив как доброты, так и слов (о чём в давешнем материале - по ссылке в подзаголовке данного поста).
Вышеозначенная двусмысленность проявляется в том, что по форме: "наши цели ясны, задачи ясны - за работу, товарищи", а по сути: "теорехтически - это лошадь, а прахтически она падает". И тут хоть какими "окрыляющими пинками" и прочими "непопулярными методами" принуждай, а всё одно: если теория не выполняет того своего действительного предназначения, в соответствии с которым она должна освещать целостную перспективу деятельности и высвечивать смысловые векторы решений в конкретных ситуациях этой деятельности, то и практика не ведёт к тем действительным результатам, которые подразумевались в поставленных целях.
Так вот, возвращаясь к проблематике материала, послужившего инфо.поводом к этим выкладкам. По поводу совокупности основных задач, обозначенных в связи с этой проблематикой, автор признаёт:
Ясное дело, что этот рецепт - откровенно фантастичен. Мало того, что сама задача огромна и трудоёмка. Мало того, что она не несёт никаких персональных бонусов для самих элит, а вовсе даже наоборот: создаёт для них гигантские риски и обещает сплошные потери.
Но едва ли такой рецепт привлекателен и для самого большинства в нынешнем его состоянии. То есть если абстрактно - то да, граждане любят поругать неравенство и не любят Германа Грефа. А если конкретно от нормального представителя большинства потребуется отказаться от личного хюндая в пользу общественного транспорта и непрерывно овладевать теми самыми знаниями, которыми с ним злой Греф призывает не делиться - то привлекательность коллективизма сильно поблекнет.
Поэтому - по меньшей мере до момента, когда очередной научно-технический прорыв вплывёт черным лебедем и перевернёт мир в очередной раз, обнулив наши нынешние тенденции - идеальный Образ Будущего состоит в том, чтобы его, это самое сегодняшнее будущее, как можно сильнее купировать. Тормозить насколько возможно маргинализацию большинства, не давать элитам отчаливать слишком далеко.
В противном случае это сегодняшнее будущее наступит слишком быстро. И излишне говорить, что оно «приведёт к катастрофе». Оно само и будет катастрофой, оно из неё и состоит.Значит, отказаться от привлекательных средств пост-индустриального мира - ради обеспечения очередного индустриального прорыва, непривлекательного в своём исполнении. Привлекательность связана с индивидуальным комфортом, непривлекательность - с дискомфортом более плотного общественного взаимодействия.
В контексте вышеозначенной проблематизации (по поводу рефлексии на концептуально-методологические средства) - вопросы для продумывания. Желательно, продумывания совместного (в том числе, в комментариях к данному посту). Хотя, понятно, что, в данном случае, с волей к плотному общественному взаимодействию всё оказывается ещё труднее, чем в случае необходимости пересесть со статусной иномарки на общественный транспорт. Итак.
Во-первых, непонятно, так ли уж привлекательна гонка за обладание всеми этими пост-индустриальными тех.средствами, если всё это, в конце концов, не столько ради повышения индивидуального комфорта, сколько ради вписывания в некие статусно-корпоративные ниши, в которых эти тех.средства служат специфическими понтами?
Во-вторых, почему плотное общественное взаимодействие обязательно должно быть непривлекательным? И вообще, насколько здесь уместен сам этот критерий "привлекательности", очевидно, механически заимствованный из всё той же среды, в которой всё измеряется статусно-корпоративными понтами?
Далее. Если говорить о привлекательности - в смысле притягательности чего-то действительно значимого, измеряемого не ценой, а ценностью, - тогда то, чем злой Греф призывает не делиться, очевидно, должно привлекать. Понятно, что, если речь о знаниях, процесс непрерывного овладения ими - это труд. Но труд и есть, по своей сущности, ценность! И если умственный труд, о котором в данном случае идёт речь, непривлекателен, то дело не столько в грефах. Которые, конечно же, злые, но именно потому, что они создали социально-политическую систему, где труд из ценности превращён в функционал по обеспечению услуг, и в этом качестве не просто непривлекателен, но предельнейшим образом отвратен (см.
по теме)! И всё-таки, в конце концов, дело не в грефах, но, очевидно, в возможности обобществления концептуально-методологического инструментария, посредством которого происходит овладение знаниями.
Отсюда, в-третьих, по ходу следует задаться и таким вопросом: не по отношению ли именно к задаче этого обобществления происходит "маргинализация" большинства и "слишком далёкое отчаливание" элит?
Соответственно, в-четвёртых, у нас, что, теперь все прорывы сугубо научно-технические? Нам в социогуманитарной науке - которая про нас, про человеков! - не нужны прорывы? Нам, пребывающим в этой расползающейся общественно-исторической реальности, про себя всё ясно? И потому собирать эту реальность мы будем исключительно непривлекательными пинками? И она, "окрыленная" ими, соберётся "лучше, чем раньше"? И мир, в очередной раз переворачиваясь очередным "черным лебедем" научно-технического прорыва, "содрогнётся от счастья"? То есть - от пинков адресуемых всеми всем, потому что действие порождает противодействие. Причём, второе не обязательно равно первому - насколько неравновесными являются общественное большинство и элитное меньшинство...
Наконец, в-пятых. И здесь - возвращаясь к диалектической структуре, о которой вначале. У нас на повестке всё время "сегодняшнее будущее"? И что значит его "купировать", если оно оккупировано грефами? Ввиду чего, сколь экспансионистски не проникай мечтами в _завтрашнее будущее_, тем паче ты маргинализируешься теоретически и практически. А потом, когда грефов, наконец, ненароком сметёт потоком, какое-нибудь чмо пустоглазое с технократическими мозгами, способное без мыла "встраиваться" в любую социально-политическую конъюнктуру, начнёт тебя пинать, потому что "оно здесь власть", а "тебя здесь не стояло".
Контекст для продумывания ответов на эти вопросы должен задаваться ответствованием перед завтрашним и даже после-после-завтрашним грядущим. Осуществляемое совместными усилиями формирование этого контекста должно руководствоваться задачей обобществления концептуально-методологических средств - для того чтобы, продумывая ответы, увязать в настоящем мечты-образы грядущего с трагическими уроками прошлого.